Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера - Владимир Брюханов

Но разоблачение таких древних легенд отнюдь не входит в наши задачи.

Наша задача: поколебать абсолютно неправдоподобный современный миф, пока он еще не превратился в древний!

Понятно, что у отца и сына Гитлеров должны были сложиться совершенно различные представления о степени дальнейшего допустимого риска — и Адольф имел более чем серьезные мотивы отчаянно упираться чрезмерному давлению!

Отец все решительнее понукал сына на активные действия, а тот все не соглашался — вот это-то и стало их взаправдашним конфликтом, которому позднее Адольф был принужден подыскивать неуклюжие объяснения!

И очень интересно и существенно то, что победу в этом столкновении характеров Адольф постарался позднее приписать себе самому!

Что же составляло особые трудности на активном этапе запланированной операции?

Очень вероятно то, что внутренности дома № 36 в Шпитале, где были запрятаны сокровища, почти постоянно находились под бдительным наблюдением родственников, избежать которого Адольф не мог.

Зная крайне мало подробностей того, что происходило в Шпитале в те годы, мы, тем не менее, имеем возможность выдвинуть предположения относительно того, кто же именно чинил препятствия Адольфу.

Символическую дату начала операции (смерть Эдмунда 2 февраля 1900 года, оставившую Алоиза-старшего и Адольфа единственными потенциальными и реальными участниками решения предстоящей задачи) и ее успешного завершения зимой-весной 1906 года (ниже мы, конечно, об этом расскажем) разделяют, ни много, ни мало, целых шесть лет. На этот интервал времени приходятся две смерти, которые, как можно предположить, и обеспечили дальнейшую возможность успешного завершения всей операции.

Одну мы уже называли: смерть деда Адольфа Гитлера, отца его матери Клары — Иоганна Баптиста Пёльцля, происшедшую, напоминаем, 9 января 1902 года. Второй оказалась смерть его супруги, бабушки Гитлера и матери его матери Иоганны Пёльцль-старшей, происшедшая 8 февраля 1906 года там же в Шпитале на семьдесят седьмом году ее жизни.[457]

Легко понять, почему эти смерти могли открыть путь к завершению операции.

Формально престарелые супруги проживали в строении № 24, но фактически они, если еще не утратили способности к подвижности, могли появляться в любом из домов в Шпитале, где жили их родственники и потомки — и в № 36, и в соседнем № 37, где теперь жила с семейством сестра Клары, Терезия Шмидт, и где обычно останавливались и Клара, и Адольф, когда приезжали в Шпиталь.[458]

В то время, как здоровые и дееспособные члены клана в течение дня занимались какими-либо работами и домашними заботами — и их местонахождение поддавалось определенным расчетам, эти старики, освобожденные, естественно, ото всяких обязательных работ и забот, могли слоняться, где хотели, и заниматься всем, чем находили нужным.

Если у них возникло особо недоверчивое отношение к внуку, то они могли существенно ему досаждать, присматриваясь к нему и приглядывая за ним. Его отца, доставившего им столько неприятностей, они теперь, естественно, терпеть не могли: предполагалось, повторяем, что он лишил их наследства от Иоганна Непомука; в этом они, снова повторяем, ошибались, но зато именно это самое он и собирался проделать в это же самое время с помощью собственного сына!

Этот последний, обремененный сложными и ответственными задачами, которые мы подробно описывали, не мог еще в своем юном возрасте быть безукоризненным лицедеем, вести себя достаточно просто и естественно и быть приятным всем окружающим без исключений — подобному поведению он обучился лишь в более поздние годы. Проникнутый важностью и конспиративностью стоящих перед ним задач, он и должен был в том возрасте вести себя сугубо конспиративно — т. е. так, что это не могло не броситься в глаза внимательным наблюдателям; мальчишки, играющие в тайных агентов, обычно видны за версту.

«В Шпитале /…/ он держится особняком, часто играет на цитре, рисует, гуляет по окрестностям и наблюдает за полевыми работами родственников, не пытаясь принять в них участие. Он не пытается сблизиться ни со своей теткой, сестрой матери, ни с деревенской молодежью».[459]

Такое соглядатайство, ориентированное на выслеживание местопребывания всех родственников с вероятной целью избавиться уже от их же ответного наблюдения, выглядело достаточно подозрительным для опытнейших деревенских стариков, еще в свои юные годы, напоминаем, приученных приглядывать за его же отцом, пребывавшим в таком же подростковом возрасте, как его сын теперь. Разумеется, они не могли теперь гоняться за своим подвижным внуком так, как это удавалось им в свое время с его собственным отцом.

Но каким бы подвижным ни был этот внук, но объектом его охоты были спрятанные сокровища, которые вовсе не были подвижными. Поэтому все круги перемещений Адольфа неизбежно должны были замыкаться на предельно узком пространстве, в котором и находилась зона, вычисленная в результате всей исследовательской работы, проведенной им и его отцом.

Вполне возможно, что старики достаточно далеко продвинулись в собственных наблюдениях, хотя и не дошли еще до выяснения истинных целей странного поведения внука — иначе за этим развернулись бы вполне определенные выводы и меры, предпринятые всем шпитальским кланом, которые, однако, так практически и не воспоследовали.

Возможно, что он казался старикам просто мелким воришкой, за которым нужно было следить — как бы он чего не спер! Не исключено, что они пытались возбудить тревоги остальных родственников, но им не сильно поверили: Адольф, конечно, был парнем странноватым, но исходящей от него угрозы они не ощущали — да и никакие ценные предметы не пропадали в их домах!..

Но тогда старики, не обладавшие, повторяем, достаточной подвижностью, могли принять собственные меры и для того, чтобы присматривать за Адольфом, и для того, чтобы явно мешать ему делать то, что он тайно замыслил. Для этого достаточно было занимать на время разгара дневных работ остальных родственников определенные ключевые позиции в доме № 36 — и все возможные дальнейшие действия Адольфа оказывались парализованы.

Не удивительно, что в Шпитале Адольф должен был чувствовать себя со связанными руками. Он совершенно не желал быть пойманным на откровенно подозрительных действиях, что, заметим, положило бы конец всем его возможностям добраться до сокровищ, а также, вполне вероятно, заставило бы и шпитальцев догадаться о сути происходящего и самим заняться-таки поисками клада!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});