Графиня де Шарни. Том 1 - Александр Дюма

Как и предсказывал доктор, это небольшое кровопускание облегчило страдания больной: в висках теперь стучало не так сильно; она могла вздохнуть полной грудью; дыхание стало ровным и тихим, а не свистящим, как раньше; пульс успокоился, и количество ударов в минуту снизилось до восьмидесяти пяти — все это обещало спокойную для Катрин ночь.

Теперь настала очередь доктора Рейналя вздохнуть свободнее; он дал г-же Клеман необходимые указания и среди прочих — одно довольно странное: поспать часа два-три, в то время как Питу будет дежурить вместо нее у постели больной. Затем он вышел на кухню, знаком приказав Питу следовать за ним.

Питу пошел за доктором Они увидели, что мамаша Бийо забилась в угол у камина.

Бедная женщина была так подавлена, что едва понимала слова доктора.

А он говорил то, что вполне могло бы утешить материнское сердце.

— Ну, ну, возьмите себя в руки, госпожа Бийо, — говорил доктор, — все идет как нельзя лучше. Бедняжка с трудом опамятовалась:

— Ох, дорогой доктор Рейналь! Неужто правда то, что вы говорите?

— Да, ночь должна пройти спокойно. И не беспокойтесь, если из комнаты вашей дочери до вас донесутся крики; не волнуйтесь и ни в коем случае не входите к ней!

— Боже милостивый! — с выражением непереносимого страдания молвила мамаша Бийо. — Как же тяжко матери, когда она не может зайти в комнату родной дочери!

— Что ж поделаешь? — отвечал доктор. — Я на этом настаиваю: ни вы, ни господин Бийо не должны к ней входить.

— Кто же будет ухаживать за моей бедной девочкой?

— Будьте покойны. Этим займутся госпожа Клеман и Питу.

— Как Питу?

— Да, Питу. Я только что открыл у него прекрасные способности к медицине. Я возьму его с собой в Виллер-Котре — там я закажу у аптекаря микстуру. Питу принесет лекарство, госпожа Клеман будет поить им больную с ложечки, а если произойдет нечто непредвиденное, Питу, который будет присматривать вместе с госпожой Клеман за Катрин, возьмет свои длинные ноги в руки и через десять минут будет у меня. Правда, Питу?

— Через пять, господин Рейналь, — молвил Питу с такой самоуверенностью, что у собеседников не должно было остаться никаких сомнений в том, что так и будет.

— Вот видите, госпожа Бийо! — заметил доктор Рейналь.

— Ладно, так тому и быть, — кивнула мамаша Бийо. — Только вот хорошо бы, если бы вы успокоили бедного отца.

— Где он? — спросил доктор.

— Да здесь, в соседней комнате.

— Не надо, я все слышал, — раздался голос с порока.

Вздрогнув от неожиданности, трое собеседников обернулись на этот голос и увидели фермера. Лицо его было бледно на фоне темного дверного проема.

Полагая, что он слышал и сказал все, что было необходимо, Бийо возвратился к себе, не выразив неудовольствия по поводу распоряжений доктора Рейналя.

Питу сдержал слово: четверть часа спустя он привес успокаивающую микстуру с сигнатурой, скрепленной личной печатью мэтра Пакно, потомственного аптекаря в Виллер-Котре.

Посланец прошел через кухню и заглянул в комнату Катрин без всяких помех, никто ни слова ему не сказал. Только г-жа Бийо спросила:

— Это ты, Питу? На что он ответил:

— Я, тетушка Бийо.

Катрин спала, как и предвидел доктор Рейналь, довольно спокойно; сиделка вытянулась в кресле, пристроив ноги на подставку для дров, и дремала, как умеют это делать представители сей славной профессии, не имеющие права спать как следует, а также не имеющие сил не спать вовсе.

В этом состоянии, которое было для нее вполне привычным, сиделка приняла из рук Питу флакон, откупорила его, поставила на ночной столик, а рядом положила серебряную ложку, чтобы больной не пришлось слишком долго ждать, когда наступит пора принять лекарство.

После этого она снова вытянулась в своем кресле.

А Питу сел на подоконник, чтобы смотреть на Катрин в свое удовольствие.

Чувство сострадания, охватывавшее его при мысли о Катрин, разумеется, ничуть не уменьшилось при виде девушки. Теперь, когда ему, если можно так выразиться, было позволено потрогать зло собственными руками и воочию убедиться в том, какое ужасное опустошение может принести с собою отвлеченное понятие, зовущееся любовью, он готов был пожертвовать собственной любовью, представлявшейся ему неглубокой в сравнении с чувством Катрин — требовательным, лихорадочным, сильным.

Эти мысли незаметно приводили его в расположение духа, необходимое для благоприятного исхода того, что задумал доктор Рейналь.

Славный доктор подумал, что лучшим лекарством для Катрин сейчас был бы близкий человек, которому она доверяет.

Может, доктор Рейналь и не был великим врачом, но, как мы уже сказали, он был чрезвычайно наблюдателен.

Спустя час после возвращения Питу Катрин стала метаться, потом вздохнула и раскрыла глаза.

Справедливости ради следует отметить, что при первом же движении больной сиделка уже стояла возле нее, приговаривая:

— Я здесь, мадмуазель Катрин; не угодно ли вам чего-нибудь?

— Пить! — пробормотала больная: физическое страдание возвращало ее к жизни, а вместе с жизнью вернулись и душевные страдания.

Госпожа Клеман налила в ложку несколько капель принесенной Питу микстуры, поднесла ее к пересохшим губам Катрин и почти насильно заставила ее выпить.

Катрин снова уронила голову на подушку, а г-жа Клеман с чувством выполненного долга вернулась к креслу.

Питу тяжело вздохнул: он думал, что Катрин его не увидела.

Питу заблуждался: когда он помогал г-же Клеман приподнимать девушку, чтобы она выпила лекарство, Катрин, опускаясь на подушку, приоткрыла глаза и, с трудом бросив взгляд из-под опущенных ресниц, как ей показалось, увидала Питу.

Однако в горячечном бреду, не отпускавшем ее вот уже третьи сутки, перед ней промелькнуло столько видений, что она решила, будто Питу почудился ей в одном из ее кошмаров.

Стало быть, вздох Питу был не столь уж неуместен.

Однако появление старого друга, к которому Катрин бывала временами так несправедлива, произвело на больную впечатление более глубокое, чем все предыдущие видения. И хотя ее веки были по-прежнему опущены, она уже чувствовала себя немного лучше, и ей казалось, что она видит перед собой храброго путешественника, хотя постоянно путавшиеся мысли заставляли ее представлять молодого человека рядом с ее отцом в Париже.

Мысль о том, что на сей раз Питу — действительность, а не плод ее больного воображения, заставила ее медленно раскрыть глаза. Она поискала Питу взглядом.

Разумеется, он был на прежнем месте.

Видя, что глаза Катрин открылись и остановились на нем, Питу так и расцвел. А когда в ее глазах снова засветилась жизнь, Питу протянул руки.