Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

Шесть казачьих полков двинул Матвей Иванович из Варшавы на Париж с армией Барклая-де-Толли, написал на Дон, чтоб готовили еще десять и слали немедленно на Волынь, в местечко Радзивиллов, а сам с курьерами поскакал в Вену, к Государю.

3 июля выступили с Дона полки в Волынскую губернию, но, по переменившимся обстоятельствам, завернули их, — кого на юг, кого в Финляндию.

Вновь вместе с царем побывал Платов в Париже, а затем вернулся в Варшаву и в Петрополь.

Хитрый как змей Смирный отмечал: «Осыпанный снова благоволениями Монарха и лестными приветствиями двора и всей столицы, граф Платов насладился истинным сердечным удовольствием, которое, можно сказать, восстановило душевные силы его и уврачевало здоровье, столь многими тяжкими трудами расстроенное».

Восемь месяцев прожил он в Санкт-Петербурге, занимаясь делами гражданского устройства Войска, и пока не довел их до конца, не просился на Дон. Посреди трудов находил он отдохновение на праздниках в лейб-казачьем полку, бывшей денисовской вотчине. Дважды гулял Матвей Иванович с лейб-казаками — на день ангела (именины), 9 августа, и на очередное в полку производство. И был Матвей Иванович на этих праздниках не грозный вихрь-атаман[163], а истинный отец семейства среди сынов своих — неподражаемо ласков и снисходителен. Подзывал произведенных, расспрашивал о родственниках, вспоминал называемую родню по имени-отчеству, ставил молодых офицер на свет и сравнивал, кто на кого из родни похож.

— Помните славу и добродетели и держитесь обычаев отцов своих, — внушал по-стариковски.

Гуляли до рассвета.

На другой день Матвей Иванович долго лежал в постели, зевал, потягивался, глядел в потолок.

Вошел Смирный и молчал, боясь нарушить раздумья Матвея Ивановича. Из-за легкого движения морщиноку глаз менялось все выражение платовского лица, и казалось, что атаман мысленно разговаривает сам с собой.

— До чего Господь может возвеличить человека! — сказал вдруг Платов. — Мог ли я думать несколько десятков лет тому назад, что достигну столь великой славы? Смел ли я мечтать о ней, сидя в Петропавловской крепости? — он помолчал и завершил, подняв указательный палец: — Правда восторжествовала над моими врагами!

Смирный прокашлялся и сказал:

— Так точно-с.

Платов наконец обратил на него свой взгляд:

— Ну? Что нового?

— Высочайший указ готовится, Ваше Сиятельство, Матвей Иванович. Государь желает воспретить продажу донским чиновникам крестьян для переселения. Видит в оном разорение крестьян и раздробление семейств.

Платов покривился:

— Как вы мне насточертели с этими крестьянами!

20 июня 1816 года вышел рескрипт, дозволяющий Платову возвратиться на Дон. В рескрипте повторял Государь донцам признательность свою, поручал Платову объявить им свое царское благоволение и сообщал, между прочим, что сам собирается в недалеком будущем побывать в Новом Черкасске.

Платов, как и обычно, ехал из Петербурга через Москву. Откланялся там царю и царице и, оставив привлекательную суетность столицы, устремился на Дон.

Непривычно влажное лето расцветило степь невиданными, сочными красками. Тугой ветер, ласковый, без пыли, освежал лица Платова и его многочисленных спутников.

— Рай, истинный рай, — бормотал Матвей Иванович.

В Казанской, первой «сверху» донской станице, встречали атамана хлебом-солью седые старики и специально выехавший из Новочеркасска генерал-майор Родионов. Народ толпился, едва давал дорогу. И заплакал Платов. Слезы умиления и душевного удовольствия невольно текли из глаз его.

До самого Новочеркасска шумные, торжественнейшие встречи услаждали его душу.

На последней перед донской столицей станции ждали его атаманцы и командир их лихой — Греков 18-й. Пели. Чернели подмоченные дождем мундиры, весело голубели лампасы, околыши.

Вышел Платов из коляски, ноги размял, Грекова, зятя, обнял, окружившим его атаманцам пытливо, по-отечески, в глаза заглядывал. Потом, не доехав до города несколько верст, еще раз остановил он коляску и, раздвинув смолкшую спешившуюся толпу, взошел на невысокий курган. Ветер трепал и ставил дыбом отросшие, зачесанные через лысину волосы. Сквозь летящие тучи проглядывало солнце.

Впереди слились мелкие желтые домики Новочеркасска, резче белели, вспыхивали под лучами каменные строения, возвышались церкви — Александро-Невская, Троицкая… — угадывался собор в «лесах». Заметно разрослись сады вокруг загородных домов… Три земных поклона отбил атаман перед сверкающими вдали куполами и выпрямился, ощущая шум в ушах и гул в голове и во всем теле. Снизу глядела смолкшая свита. «Хоть бы не упасть…»

— Слава Богу в вышних! — громко молвил Платов, осеняя себя крестом. — Послужил царю и постранствовал довольно. Теперь в краю родном…

Он помолчал, будто собираясь с силами, и, воздевая персты колбу, как саблей «на караул» отмахивая, решительно и звучно закончил:

— Благослови, Господи, здесь спокойно умереть и чтоб кости мои прибрали в земле родной.

Легкий говорок, и все замерли. А он опустился на одно колено, взял горсть земли, поцеловал, поднялся, глянул в небо, помаргивая. Казалось, что ждет он немедленного ответа. И верно. Проносящаяся Бог весть куда туча пролила на него частый теплый дождь. И пока плясали струйки, клевали темя кургана, так и стоял Платов с непокрытой головой, щурясь, глядел куда-то перед собой, меж пальцами просыпалась растираемая горсть земли.

— Хорошее знамение, — зашептались в свите.

Туча миновала. Атаман поклонился во все стороны, твердым, размеренным шагом сошел с кургана, сел в качнувшуюся коляску.

— Погоняй!

У подножия горы, при въезде в город, встречали Платова донские генералы, штаб- и обер-офицеры, вверх шпалерами тянулись конные и пешие казаки, переливалась красками празднично одетая публика. Заместитель, наказной атаман Иловайский 5-й, подал рапорт о благосостоянии края. За спиной Иловайского кто-то махнул: «Давай!..» «Ура!» — громыхнуло над городом, и ударили пушки. «Ура-а!!! Ура-а!» — сквозь слезы, застлавшие глаза. Пестрела, рябила толпа. Обнял и расцеловал в подвитые бакенбарды зятя, Иловайского 5-го. Десятилетний внук, наследник графского титула, бойко выехал из-за раздавшихся генералов.

— Здравствуй, дедушка!..

— Да милый ты мой… — тяжелой рукой невольно пригладил ему волосы.

«Ур-ра-а!!! Ур-ра-а!!!» «Гу-гу-гук!!!» — раскатилась, оглушая всех, пушечная пальба. — «Ур-ра-а!!!»

От заставы под неумолчные крики отправились все к Вознесенскому собору, где встретило Платова духовенство. Пройдя меж выставленными у входа всеми войсковыми регалиями, вступил атаман под своды и отстоял благодарственный молебен.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});