Ликующий на небосклоне - Сергей Анатольевич Шаповалов

иногда встречались вечером в саду Халентувы, но ненадолго. Амени держал в своих руках ее теплые нежные пальчики. Они разговаривали, почему-то тихо, почти шепотом. Для обоих это были счастливые мгновения, полные радости и нежности.

Меритре прибегала в сад, надев длинную хасгалу небесно-голубого цвета из тонкой шерстяной ткани без рукавов, подпоясанной золотым пояском. Обувалась в мягких кожаных туфельках с загнутыми острыми носками. Длинная головная накидка скрывала ее волосы и плечи. Меритре даже научилась ходить, как хеттские дочери дворца: мелкими шажками, и всегда держать спину прямо, а голова чуть наклона вперед.

Амени отложил в сторону очередной переведенный папирус и решил немного отдохнуть. Писцы, что записывали его перевод, так же не прочь были размять ноги до ближайшей лавки и перекусить парой лепешек с сыром, запив их кружечкой слабого пива. В комнатку вихрем влетел Мурсили. В пыльной одежде, принеся с собой запах степных костров и лошадиного пота. Он вечно находился в разъездах и редко бывал в Хаттусе. Мурсили крепко обнял Амени и радостно прокричал:

– Ты чего еще здесь сидишь? Колесница давно готова. Иди – собирайся. К закату солнца выезжаем.

– Объясни толком, – не понял Амени. – Куда мы едем?

– Ты разве не знаешь? – Мурсили изумленно округлил глаза. – Я только что приехал с Восточных гор – и то знаю, а ты – нет?

– О чем?

– Все – о том же. По нашим законам жених должен уезжать на охоту и охотиться девять дней. Только после этого может вернуться и предстать перед своей невестой.

– Почему я? – не совсем понял Амени.

– Потому что мой отец, лабарна Суппилулиума, да хранит его Бог Грозы, устраивает через девять дней свадьбу своей дочери и наследника Митанни Шативазы.

– Долгих лет счастья им.

– Но и ты должен сочетаться браком с Меритре. Так решил отец.

–Я? С Меритре? – растерянно спросил Амени. – Но я даже не спрашивал у нее согласия стать моей сестрой…

– Так чего же ты стоишь? Иди, спроси! Она согласится. А дальше ее будут готовить к свадьбе, пока мы будем охотиться. Ну что ты робеешь? Пойдем вместе.

– Нет, – покачал головой Амени. – Я пойду один. Я должен сам ей все сказать.

– Как знаешь. Иначе, смотри, если язык откажется говорить, я могу попросить одного грамотного кантикини написать речь. Он придумает такое – ни одна девушка не устоит.

Амени направился к халентуве. Шел быстро, сочиняя на ходу слова, которые он должен произнести перед Меритре. Но чем ближе подходил к дворцу, тем тяжелее давались шаги. Ноги не слушались, лицо горело, а сердце колотилось в бешеном ритме. Воины, стоявшие на страже, спросили, не болен ли он. Но Амени покачал головой и промычал что-то неразборчивое. Он не заметил, как добрался до входа на половину таваннанны. Мешедь правительницы остановил его и спросил: какое у него дело к звездоподобной. Амени кое-как объяснил, что ему нужно сказать два слова Меритре, одной из дочери дворца.

– Меритре. Конечно, знаю, – сказал мешедь. – Подожди в саду. Я ее сейчас позову.

Амени вышел в сад. Его била дрожь. Он со страхом смотрел на дверь, из которой вот-вот должна выйти Меритре. Как он ей скажет? Что он ей скажет? Как это вообще надо говорить? Нельзя же просто так вот…, словно предложить фиников поесть. Он уже начал жалеть, что отказался от услуг грамотного кантикини, чьи услуги предлагал ему Мурсили.

Меритре появилась, как Амени показалось, внезапно. Легко выпорхнула из темного проема, поправляя голубую хасгалу и закрывая глаза рукой от яркого солнца. Она откровенно обрадовалась, как ребенок, увидев Амени, и сильно удивилась:

– Зачем ты меня позвал? – Но, рассмотрев бледное лицо юноши, она не на шутку перепугалась, схватила его за руки и с тревогой в голосе потребовала:

– Говори: что случилось? Говори же!

– Я. – Язык совсем не слушался. – Я пришел тебя просить, – наконец, кое-как подобрал слова Амени. Большие черные глаза Меритре оказались совсем близко. Алые пухлые губы чуть приоткрыты. – Я пришел тебя просить… стать моей сестрой. – Слова сами сорвались, и сразу пришло какое-то облегчение. – Только у меня нет дома, куда бы я тебя привел…

Меритре улыбалась нежной женской улыбкой. Ее щеки порозовели.

– Я согласна! – еле слышно произнесла она.

– Но у меня нет дома, куда бы я…

– Ты разве не слышишь? Не нужен мне сейчас дом. Он будет у нас когда-нибудь.

– Я уеду на охоту. Вернусь через девять дней… Такая традиция, – что-то начал объяснять Амени.

– Я буду тебя ждать. Всегда буду ждать, – просто ответила Меритре. – Иди.

Она вдруг неожиданно для Амени прижалась к его груди. От ее волос пахло жасмином. Но также внезапно отстранилась и, не говоря ни слова, исчезла в халентуве.

Амени несколько мгновений стоял, приходя в себя. Вдруг он ощутил внутри огромную неземную силу, готовую оторвать его от земли, как птицу. Сердце уже билось ровно и сильно. Грудь распирало от счастья. Хотелось вдохнуть весь воздух, обнять весь мир. Он побежал искать Мурсили. Где там его колесница!

Девять дней – целая вечность. Небольшой отряд колесниц, всего пять повозок, гонял целыми днями среди гор, охотясь на волков. Весной голодные серые разбойники стаями тянутся к человеческому жилью и нападают на скотину. Местные пастухи с лохматыми злобными собаками обшаривали склоны, выгоняя волков на равнины, а колесничие преследовали их и отстреливали.

Амени убил пару молодых волков. Мурсили – тот был мастер – не раз охотился. На поручне его колесницы уже висело девять шкур. Шативаза – высокий сильный воин лет на десять старше Амени и будущий зять Суппилулиумы виртуозно управлял легкой колесницей, но подстрелить волка у него никак не получалось.

Вечером выбирали удобную ложбину где-нибудь возле журчащего ручейка. Распрягали лошадей, разводили костер, пекли на углях мясо, пили вино и горланили боевые песни. Если случалась непогода, прятались в домиках местных пастухов. Это даже не домики были, а вырубленные в скалах гроты. Снаружи выкладывалась полукругом стена из булыжников. Низкий вход прикрывала шкура животного или толстая циновка. Очаг разводили прямо посредине помещения. Дым выходил через небольшое отверстие в своде. Местные жители коренастые, суровые и молчаливые всегда были рады принять гостей, но не мешали отдыхать и не лезли с расспросами. Зато неугомонная детвора не давала покоя. Им все надо было знать, все увидеть, потрогать, обо всем спросить. Женщин видели редко. Обычно они занимались домашними делами и сторонились чужаков. Очень хорошей чертой женщины считалось: скромность, умение вести хозяйство, рожать много детей. Но если жена была недостаточно толстая, что особо ценилось, обвиняли в этом мужа и даже, наказывали.

Назначенный день торжества наступил. Ранним утром Меритре разбудили и отвезли в крытой повозке в храм Богини Солнца. Она совершала обряд жертвоприношения перед золотым львом вместе с маленькой девочкой лет десяти. Малютка была дочерью лабарны