Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

– Нет у нас атамана! Нет у нас атамана!

Сам при этом был страшно бледный, а голос у него какой-то пискливый, как бы придушенный.

Рада оцепенела от неожиданности и, нужно думать, от убийственного вида своего председателя.

Он, собравшись с силами, успел прокричать еще одно:

– Кому прикажете власть?..

Слабый голос подсказал было:

– Президиуму рады…

Но тут как плотина прорвалась. В виде самовозгорающегося сигнала раздалось громко:

– Так зачем же вы его выбирали?..

А потом уже много голосов закричали:

– Есть у нас атаман! Есть у нас атаман!

Один очень культурный член рады, бывший член правительства, перегнувшись через барьер, отделявший зал от сцены, выкрикивал по адресу Макаренко недопустимые бранные слова…

Само собой установился перерыв.

Среди общего хаоса ко мне неоднократно присаживался П. Л. Макаренко и предлагал начать совместно действовать, чтобы выйти из создавшегося положения. Я ничего другого не мог ему ответить, как указать на слишком большое запоздание с подобным предложением. А осведомившись, что у них на роль будущего организатора сопротивления Покровскому предназначен полковник, член рады Р-ц, в наличии у которого даже простого мужества имелось основание сомневаться, я указал Макаренко на всю безнадежность их «предприятия».

По возобновлении заседания А. П. Филимонов, за несколько минут до того как атаман бесконечно униженный, учел теперь правильно перелом настроения рады и, попросив себе слова, занял трибуну. Произнес он при этом одну из наиболее блестящих своих речей о долге народных представителей, о своем долге – войскового атамана, о главных этапах своей деятельности и ее направлении и, наконец, о своей готовности сейчас же сложить булаву, если раде то будет угодно.

Рада вотировала ему доверие большинством всех против одного.

Ив. Л. Макаренко, при полном молчании рады, заявил о сложении с себя полномочий председателя и удалился, а затем совсем скрылся.

В большое смущение привел Филимонов многих, если не всех, при вторичном своем выступлении в том же заседании. Речь шла все о том же злосчастном приказе Деникина, о поручении войсковому атаману добиться отмены его и не допустить роковых его последствий.

В лице генерала Филимонова перед нами стоял уже не первый гражданин своего Края и не стойкий защитник прав и достоинства войска, а человек, усваивающий для себя лишь роль жалкого ходатая.

– Я пойду на прямой провод, я буду просить, буду умолять генерала Деникина…

Утомленные до крайности, деморализованные члены рады стали расходиться. Ушел и атаман. Полуопустевший зал представлял из себя печальную картину. Члены рады разбились на группы. Шла перебранка, доходившая в отдельных случаях до острого столкновения.

К. А. Бескровный, проходя мимо, попросил меня пойти переговорить с генералом Покровским, но мне представилось это бесцельным.

В общей суматохе я как-то и не успел выяснить в ту ночь, что послужило ближайшим поводом для всего происшедшего в раде. Впоследствии пришлось узнать, что генерал Покровский через атамана Филимонова предъявил раде в виде ультиматума особое требование о выдаче ему для предания военно-полевому суду членов рады – Калабухова, двух братьев Макаренко, Манжулы, Бескровного, Роговца, Воропинова и др.

VII

Все это ночное событие сказалось сильным моральным утомлением. Нужно было хоть сколько-нибудь собраться с силами, чтобы начать действовать.

Надежда на войскового атамана А. П. Филимонова была очень слабая. Но представлялась безнадежной всякая попытка в экстренном порядке произвести ломку или смену на высших постах власти.

Для реального достижения необходимо было сузить задачу: не допустить кровопролития и вывести из-под удара намеченных лиц.

За генералом Покровским установилась прочная слава жестокого человека, быть может, даже с некоторыми болезненными проявлениями жестокости. Следовательно, даже намеченная узкая цель для усилий частных лиц была бесконечно трудной.

Рано утром 6 ноября, часам к 10 утра мы, совершенно того не ожидая, были приглашены атаманом на «совещание» во дворец. Не успели мы обменяться между собою мнениями, как вышедший из комнаты по чьему-то вызову атаман вскоре возвратился и ввел с собою генерала Покровского.

Развязно поздоровавшись с нами, он уселся рядом с атаманом и в дальнейшем повел себя так, как будто все наше «совещание» было созвано атаманом по его, Покровского, инициативе. Произнесенная им краткая речь содержала прежде всего уверение, что ему, как кубанцу, хотелось бы полного преуспеяния Кубанскому войску, но он вместе с тем солдат и, получив приказание главнокомандующего очистить тыл армии от разлагающего ее элемента, он должен выполнить это приказание, и вот почему он настаивает, чтобы определенные лица понесли заслуженную кару.

Его интересует, что думаем мы по этому поводу.

Мы, члены рады, высказываясь кратко, все одинаково категорически заявили о своем абсолютно отрицательном отношении к мерам жестокой расправы с политическими противниками, членами рады. В раде мы с указанными лицами боролись, но борьба эта была чисто внутренней, и мы не можем допустить, чтобы кто-либо из посторонних вмешивался в нее, а тем более с угрозою репрессивными мерами.

Коль скоро вопрос идет об угрозе репрессиями, мы против того можем только протестовать и с этим всеми силами бороться. Ф. С. Сушков, высказываясь, сообщил постановке вопроса еще более острую форму:

– Если вешать, то начинайте первыми вешать нас…

К высказанному нами присоединился, с обычной скромностью фразы, и генерал Н. М. Успенский:

– Чтобы не было каких-либо недомолвок…

Более пространно, и также с полным отрицанием репрессий, говорил войсковой атаман Филимонов.

Единодушие мнений несомненно смутило Покровского. Уже с меньшей самоуверенностью он заявил, что вопрос идет совсем не о расправе с названными лицами, необходимо лишь их обезвредить. Он-де сам против кровопролития, поэтому хорошо было бы, если бы названные лица сами отдались бы ему, а он ручается, что даже «волос не упадет с их головы»…

Сказав это, он посмотрел на часы, которые носил браслетом на руке, и более решительно заявил, что уезжая-де во дворец, он отдал приказание своим полкам в такое-то время (он назвал 11 или 12 ч.) выступить из станицы Пашковской в Екатеринодар.

– У нас совсем мало времени. Войска теперь выступили. А раз придут войска, я должен им указать цель движения. Если к этому времени названые лица не отдадутся нам в руки… Подумайте, господа…

Он вышел. За ним последовал войсковой атаман, в полуотворенную дверь видно было, как они рука об руку ходили по малому залу (во втором этаже) взад и вперед.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});