Дорога к звездам - Владимир Кунин

Мой Тимурчик как задышит, как задышит!!! Покраснел, как Государственный флаг Советского Союза, только вместо золотого серпа и молота у него на мордочке зеленый листок нарисован.

Отталкивает эту курву малолетнюю, бормочет: «Отстань, дура!..» А у самого голос срывается — вот-вот задохнется от желания. И пипка у него (сам вижу!) ну просто на дыбы встает — сейчас его ветхие джинсики по швам разлетятся! Батюшки! Что делать-то, думаю?!

А та наседает на Тимура, подмигивает подружкам — дескать, посмотрите, как надо пацанов заводить! И своей наглой лапой с грязью под ногтями и облупленным маникюром на них же лезет прямехонько к Тимуровой ширинке. А тот и без того уже трясется, бедняга...

Все, думаю, пора спасать парня! На хрен ему эта несвоевременная половуха?! Придет время — пожалуйста. На здоровье. А пока...

Высунулся я наполовину из рюкзака да как шваркну выпущенными когтями по ее наманикюренным пальцам! Она, конечно, в голос заблажила на весь вагон, а мистер Хьюз, их классный руководитель, посмотрел поверх зеленых очков на то, как она слизывает кровь со своих царапин, и так спокойненько-спокойненько говорит:

— Ну, вот видишь, Мэгги... Я же говорил тебе, что ты не всем нравишься. А ты мне не верила.

Ехать до Манхэттена пришлось долго, и мистер Хьюз напомнил своим ученикам, что такое День святого Патрика. Само собой, я тоже развесил уши...

Оказалось, что это знаменитый праздник ирландской культуры весны и возрождения. Возрождения чего — я не понял... Был там такой тип — миссионер Патрик, который приволок откуда-то в Ирландию какое-то там христианское учение — и стал самым уважаемым святым ирландского народа. Как Ленин в России. Это мне Шура еще рассказывал со своей обычной усмешечкой.

Так вот, этот Патрик умел договариваться со Змеями и прогонял каких-то Злых Духов (которых, наверное, сам и придумал...) с помощью обыкновенного зеленого листочка клевера. Этот листочек и стал символом Ирландии. И в День святого Патрика каждый житель Америки — белый, черный, желтый, любой! — как бы становится ирландцем!.. Нарисовал листок клевера на роже, напялил зеленую шляпку— и ты уже натуральный ирландец. И сегодня этот праздник в Нью-Йорке отмечается уже в двести тридцать шестой раз!..

* * *

Когда мы наконец вылезли из сабвея прямо у Рокфеллер-центра и под предводительством решительного и веселого мистера Хьюза рванули к углу Пятой авеню и Сорок шестой улицы, протиснулись сквозь тучу народа и заняли лучшие места в первом ряду у самого ограждения, по Пятой авеню уже шла замечательная процессия!

Видно мне было изумительно: задними лапами я стоял в рюкзаке за плечами Тимурчика, а передними опирался о его плечи. Тимур комментировал мне все происходящее, а сзади нас, как самых маленьких, оберегал мистер Хьюз. Не давал нас толкать и заслонять вид на процессию...

Шли какие-то гвардейцы с барабанами и тоскливыми дудками — «волынками», как сказал мистер Хьюз. Шли полицейские, катились в зеленых колясках инвалиды всех войн, девочки из школы «Дрик Тауншип Дракон» в одних купальниках размахивали лентами и делали всякие гимнастические упражнения. А перед ними, с короной на голове и в норковой шубке, вышагивала «Мисс Нью-Йорк» Килин Криник!..

С целой свитой фальшиво веселящихся солидных дядечек руководящего типа шел губернатор Патаки. В петлице его черного пальто красовался зеленый листок клевера. Неподалеку от губернатора, в одном пиджаке и зеленом галстуке, топал мэр Нью-Йорка Джулиани. И губернатор, и мэр махали нам руками, посылали воздушные поцелуи всем стоявшим за ограждениями, словом, вели себя как отцы родные...

За ними топали какие-то вопящие грымзы— ни одной хорошенькой! Несли плакат — «Англичане! Руки прочь от Ирландии!».

И все вокруг было зеленым! У некоторых— даже уши...

Ах, как мне стало жалко, что Мой Шура Плоткин не видит всего этого. Стоял бы он сейчас рядом с нами...

Но тут же мне пришло в голову, что Шура к этому празднику отнесся бы не с таким восторгом, который испытывали мы с Тимуром. Наверняка Шура ухмыльнулся бы и, естественно, если Тимура не было бы рядом, сказал бы открытым текстом:

— На хера попу гармонь, если есть колокола? Почему Америка должна праздновать День какого-то святого из Ирландии?! Где именье — где вода, где Ромео — а где Джульетта?.. У американцев своих поводов для веселья и праздников достаточно. Есть, есть во всем этом какой-то фальшак...

Я даже услышал привычные насмешливые Шурины интонации, даже его ироничную рожу увидел, черт бы его побрал!

И вдруг мне почудилось... И вдруг мне послышалось, как откуда-то издалека — ну совсем непонятно откуда — негромкий Шурин голос внутри меня проговорил с характерной его усмешечкой:

— Ты абсолютно прав, Мартышечка... Умница ты мой ненаглядный.

Я так заволновался, так задергался, так стал крутить башкой и оглядываться, что даже мистер Хьюз всполошился, уже не говоря о Тимуре.

— Что с ним, Тим?! — спросил мистер Хьюз у Тимура.

— Что с тобой? — спросил встревоженный Тимур у меня.: .

— Все... все в порядке, — ответил я Тимуру по-шел-дрейсовски.

— Говорит — «все в порядке», — перевел Тимур мистеру Хьюзу, и тот, приняв это за шутку, весело рассмеялся и погладил меня.

Но все было совсем не «в порядке»!

Я понимал, что крутить головой и выискивать в толпе Шуру Плоткина — полнейший бесполезняк. Это был голос СВЫШЕ, из НЕВЕДОМОГО...

Н6 интерес к этому действительно странноватому для Америки празднику у меня вдруг иссяк и сменился на совершенно конкретную заинтересованность двумя типами, которых я неожиданно увидел совсем неподалеку от нас.

А увидел я двух здоровенных мужиков, прекрасно одетых, с золотыми кольцами на пальцах и золотыми цепочками на могучих шеях, которые когда-то, когда мы с Водилой еще плыли из России в Германию, ночью в переполненном корабельном баре по приказу Бармена освободили место у стойки для моего Водилы. Правда, им для этого пришлось снять пьяного финна с высокого круглого табурета у стойки и вынести его вместе с его бутылкой из бара к чертям собачьим. И в тот вечер мы были очень даже признательны этим парням, так верно служившим Бармену.

Но уже потом, после Германии, когда я на несколько дней вернулся в Питер, перед самым моим отплытием в Америку, мой дружок, бывший Морской, а ныне обычный Береговой Кот Рудольф, проплававший с Барменом несколько лет по всем морям и океанам, рассказал мне, что именно эти два крепких паренька — один русский, другой немец — на глазах ошалевшего от ужаса Кота Рудольфа в упор расстреляли Бармена из длинных и тихих пистолетов...

Тимур... Вот чуткий звереныш, стервец! Он сразу почувствовал, что я вздрючился. И спрашивает меня, как обычно спрашивают во всех американских фильмах, независимо от того, подвернул ли герой ногу или его разнесло взрывом на мелкие куски:

— С тобой все в порядке?

— Тимурчик, — говорю, а сам по сторонам озираюсь. Мало ли!.. Одни мы по-шелдрейсовски чешем, что ли?! Береженого Бог, бережет. — Тимурчик, посмотри назад и чуточку влево. Но с понтом делай вид, что тебе все до фени... Видишь двух мужиков в золоте?

— М-гу... — аккуратненько отвечает Тимур.

— Так вот, это — киллеры. Убийцы. Один — русский, второй — немец...

И в двух словах рассказываю все, что я про них знаю.

— Спокуха! — Тимур автоматом переводит на блатной русский жаргон, но по-шелдрейсовски: — Счас мы этих сук обратаем. Век свободы не видать!.

И говорит мистеру Хьюзу по-английски:

— Сэр, мы не могли бы на секунду отлучиться?.

— Конечно! — говорит мистер Хьюз. — Только не надолго.

— Спасибо, сэр.

И мы с Тимурчиком смыливаемся. Тимур прокладывает дорогу сквозь толпу, прилипшую к ограде, а я ни на секунду не выпускаю из виду тех двух жутких Типов. И прошу Тимура пройти мимо них как можно ближе. Что Тимурчик и делает. А я прекрасно чувствую, как от одного из них аж прямо в нос шибает пистолетом!.. Да и от второго, кажется, тоже оружием потягивает...

Подгребаем к здоровенному полицейскому, обвешанному всеми примочками с головы до ног, и просим его отойти в сторонку. А он наклоняется к нам сразу же и говорит без запинки:

— Туалет за углом Сорок шестой в Китайской закусочной «Панда» в глубине зала влево от стойки первая дверь направо.

— Сэр, — негромко говорит Тимур и оглядывается по сторонам — не слушает ли его еще кто-нибудь. — Я Тим Истлейк. Моя мама — сержант полиции Рут Истлейк. Сто двенадцатое отделение в Квинсе. Телефон...

И с ходу диктует полицейскому служебный телефон Рут. И на всякий случай домашний. И говорит:

— Это для того, чтобы вы могли меня проверить. Но дело в другом. Посмотрите, сэр... Вон туда! Видите тех двух джентльменов? Левее смотрите. Видите?..

— Да. Это Аль Капоне и Джо Валлачи? — смеется полицейский.

— Нет. Это убийцы. Один — русский, второй — немец. Они недавно прибыли сюда из Европы...