Хроники Артура - Бернард Корнуэлл

– В сухости и тепле, – отвечал я.

Новоприбывшие бурно приветствовали старых товарищей. Я обнял каждого и назвал их имена Кайнвин. Один за другим они преклонили колени и поклялись ей в верности. Все знали, что она сбежала ко мне с помолвки, и теперь протягивали ей мечи, чтобы она коснулась их своими королевскими пальчиками.

– А где остальные? – спросил я Галахада.

– Отправились к Артуру. – Он скривился. – Увы, из христиан не пришел ни один. Кроме меня.

– Думаешь, языческий Котел стоит таких испытаний? – спросил я, указывая на холодную дорогу.

– Там, впереди, Диурнах, – сказал Галахад, – а я слышал, что он – самое гнусное из дьяволовых отродий. Долг христианина – бороться со злом, потому я здесь.

Галахад приветствовал Мерлина и Нимуэ, затем, по праву равного, обнял Кайнвин – ведь он был принц, а она – принцесса.

– Ты счастливица, – шепнул он ей на ухо.

Она с улыбкой поцеловала его в щеку.

– Тем большая, что теперь с нами ты, о принц.

Галахад отступил на шаг и посмотрел сперва на меня, потом на Кайнвин.

– Так и есть. Вся Британия только о вас и говорит.

– Всей Британии больше делать нечего, как языком чесать, – буркнул Мерлин во внезапном приступе сварливости. – А нам надо трогаться в путь, как только вы закончите точить лясы.

Старик сильно осунулся за последние два дня и сделался раздражительным. Я пытался списать это на тяготы пути и не думать, что его страшные слова начали сбываться.

Путь через горы занял еще два дня. Темная дорога была не длинной, но трудной. Она взбиралась на крутые склоны и змеилась по узким ущельям, в которых каждый звук глухим эхом отдавался от обледенелых стен. Вторую ночь мы провели в брошенном поселении: несколько круглых каменных лачуг прятались за стеной в рост человека, на которую поставили трех дозорных. Дров здесь было не сыскать, поэтому мы сидели, плотно прижавшись друг к дружке, рассказывали истории, пели и старались не думать о Кровавых щитах. Галахад поведал нам, что творится в Силурии. Его брат не захотел обосноваться в столице Гундлеуса Нидуме, поскольку это слишком далеко от Думнонии, а самое роскошное здание там – обветшалые римские казармы. Он перебрался в Иску – старую римскую крепость на берегу реки Уск. Это самая граница Силурии, всего на расстоянии броска камня от Гвента, и ближе всего к Думнонии.

– Ланселоту нравятся мозаичные полы и мраморные стены, – сказал Галахад, – а в Иске такого добра предостаточно. Он собрал там всех друидов Силурии.

– В Силурии нет друидов, – проворчал Мерлин. – Во всяком случае, дельных.

– Тех, кто зовет себя друидами, – терпеливо продолжал Галахад. – Двух он особенно ценит и платит им за проклятия.

– Проклятия мне? – спросил я, трогая стальную рукоять Хьюэлбейна.

– В числе прочих. – Галахад взглянул на Кайнвин и перекрестился, потом, желая нас успокоить, добавил: – Со временем он забудет.

– В могиле он забудет, вот когда, – заметил Мерлин, – да и тогда пронесет свою злобу через мост из мечей. – Старик поежился, но не от страха перед Ланселотом, а от холода. – Кто эти "друиды", которых он так ценит?

– Внуки Танабурса, – отвечал Галахад.

Как будто ледяная рука стиснула мне сердце. Я убил Танабурса, и его предсмертное проклятие по-прежнему тяготело надо мной.

На следующий день мы продвигались медленно, из-за Мерлина. Он уверял, что здоров, и отказывался от помощи, хотя часто спотыкался и тяжело, с усилием дышал, а лицо его пожелтело и осунулось. Мы надеялись засветло миновать последний перевал, однако уже начало смеркаться, а мы еще продолжали подъем. Весь вечер Темная дорога взбиралась вверх; впрочем, язык с трудом поворачивается назвать дорогой каменистую тропку, прыгающую туда-сюда через замерзший ручей с наростами льда на месте многочисленных водопадов. Пони то и дело спотыкались, а порою и вовсе отказывались идти; казалось, мы не столько ведем их, сколько подталкиваем. Наконец, когда на западе гас последний свет дня, мы выбрались на перевал. Все было так, как привиделось мне на вершине Долфорвина – так же блекло и холодно, хотя черный демон и не преграждал нам путь. Темная дорога круто спускалась к предгорьям и побережью.

А дальше лежал Инис Мон.

Я никогда не видел священный остров. Слышал о нем с детства, знал о его могуществе, оплакивал его разорение римлянами в Черный год, но ни разу не видел, кроме как во сне. Сейчас, в морозных сумерках, он ничуть не походил на прекрасное видение. Под нависшими тучами большой остров выглядел мрачным и устрашающим, тусклый блеск темных озер лишь усиливал зловещее впечатление. Снега там почти не было, только утесы над серым бесприютным морем слегка присыпало белым. При виде острова я бухнулся на колени, как и все мы за исключением Галахада. Даже он, постояв немного, из уважения преклонил одно колено. Как все христиане, он мечтал совершить паломничество в Рим или даже в далекий Иерусалим, если такой город и впрямь существует, однако Инис Мон был нашим Римом и нашим Иерусалимом, и теперь мы видели его святой берег.

А еще мы были в Ллейне. Неотмеченная граница осталась позади, и редкие поселения внизу принадлежали уже Диурнаху. Над крышами среди припорошенных снегом полей поднимались дымки, однако ни одна живая душа не двигалась на темной равнине. Остальные, наверное, подобно мне, задумались, как мы попадем на остров.

– Там есть перевозчики, – сказал Мерлин, читая наши мысли. Из нас всех он один побывал на острове – давным-давно, еще до того как узнал о существовании Котла. Тогда этими землями правил Леодеган, отец Гвиневеры. Потом из Ирландии приплыл Диурнах и выбросил Леодегана вместе с дочерьми из их королевства.

– Утром, – продолжал Мерлин, – мы спустимся на берег и договоримся с перевозчиками. К тому времени, как Диурнах узнает, что мы достигли его земель, нас здесь уже не будет.

– Он последует за нами на берег, – встревоженно заметил Галахад.

– А нас и там уже не будет. – Мерлин чихнул. Он выглядел ужасно простуженным: лицо бледное, из носа течет. Временами его бил озноб, но он вытащил из кожаной сумки пригоршню пыльных трав, проглотил их с растопленным снегом и объявил, что вылечился.

На следующее утро он выглядел еще хуже. Мы переночевали в расщелине между скал, страшась разводить огонь, хотя Нимуэ и навела на нас заклятие невидимости при помощи кошачьего черепа на шесте, который мы отыскали выше в горах. Наши дозорные вглядывались в прибрежную равнину, где поблескивали огнями три деревушки, а мы сидели в расщелине, прижавшись друг к другу, проклинали холод и ждали утра. Наконец забрезжил слабый, мертвенный свет, в котором далекий остров показался еще более зловещим. Однако чары Нимуэ, по всей видимости, действовали – Темную дорогу не сторожил ни один воин.

Мерлин весь трясся и от слабости не мог даже идти. Четверо моих воинов уложили его на носилки из копий и плащей, и мы двинулись вниз к кривым низкорослым деревцам. Дорога – разбитая, в замерзших колдобинах – вилась между искореженными дубами, чахлыми остролистами и маленькими заброшенными полями. Мерлин стонал и трясся. Исса спросил, не повернуть ли нам назад.

– Еще один переход через горы точно его убьет, – ответила Нимуэ. – Так что идем дальше.

Мы добрались до развилки и увидели первый след Диур-наха на этой земле: человеческий скелет. Связанный веревками из конского волоса, он болтался на шесте, и сухие кости стучали под резкими порывами ветра. Под человечьими костями к шесту были прибиты три дохлые вороны; Нимуэ обнюхала их, чтобы понять, какая магия тут задействована.

– Мочись! Мочись! – выговорил Мерлин с носилок. – Скорее, девонька! Мочись!

Он надсадно закашлялся и, приподняв голову, сплюнул мокроту.

– Я не умру, – сказал он себе. – Не умру!

Потом откинулся на носилки. Нимуэ тем временем присела на корточки под шестом.

– Он знает, что мы здесь, – предупредил меня Мерлин.

– Он здесь? – спросил я, наклоняясь к носилкам.

– Кто-то здесь точно есть. Будь начеку, Дерфель.

Мерлин закрыл глаза и вздохнул.

– Я так стар, – тихо проговорил он, – так ужасно стар. А здесь повсюду разлито зло. – Он потряс головой. – Доставьте меня на остров. Больше ничего не надо. Котел все исцелит.

Нимуэ закончила справлять нужду, и мы подождали, чтобы увидеть, в какую сторону поплывет пар от ее мочи. Ветер понес его вправо, и мы сочли это знаком. Прежде чем тронуться дальше, Нимуэ подошла к одному из пони, вытащила из седельной сумы пригоршню чертовых пальцев и орлиных камней и раздала их воинам.

– Защита, – объяснила она, кладя бурый каменный желвак в носилки Мерлину. – А теперь – вперед.

Мы шли все утро, медленно, из-за необходимости нести носилки. Местность как вымерла, и безлюдье внушало страх. Мы видели рябину и красные ягоды остролиста, дроздов и малиновок на ветвях, но не было ни коров, ни овец, ни людей.