Поймать звездный ветер - Бертрам Чандлер

— Как думаешь, это поможет? — спросила она.

— Конечно, — уверил я ее. — Мы можем вернуть нормальное давление на всем корабле.

— Я не это имела в виду! — раздраженно воскликнула Пегги.

— Так что же, черт побери, ты имела в виду?

— Как ты думаешь, это поможет Ральфу — капитану — изменить свое отношение ко мне? Ведь от остальных двух женщин гораздо меньше толку, разве не так?

— Как и от меня, — грустно согласился я.

— Но ты — мужчина, — она сделала паузу. — Серьезно, Питер, как ты считаешь, поможет ли этот ремонт? Я имела в виду, с Ральфом…

— Серьезно, Пегги, — передразнил я ее, — нам уже пора возвращаться. Все остальные глазеют на нас в изумлении: чем это они там занимаются. — И добавил: — Истории не известно еще ни одного случая обольщения в абсолютном вакууме. Но все когда-то бывает в первый раз…

— Нечего шутить! — вспыхнула она. Затем голос ее смягчился: — Есть старая поговорка: «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Может быть, путь к сердцу космического капитана лежит через его корабль?

— Может быть, — согласился я. — Вполне. Но Ральфу не по вкусу придется, если мы будем здесь прохлаждаться, пока он воюет с парусами. Пойдем скорее, отчитаемся о завершении задания. — Я снова включил рацию.

Перед тем, как заговорить, я услышал голос Ральфа. От его яростного рыка, казалось, плавились наушники:

— Какого дьявола вы двое там делаете? Стоите, держась за ручки, и любуетесь видами? Мистер Малькольм, завершена ли починка? Если так, рапортуйте и возвращайтесь на корабль.

— Починка завершена, сэр, — ответил я.

— Тогда не тратьте больше времени, — холодно предложил Ральф.

Мы и не стали. Осторожно ставя ноги, скользившие по металлу, мы потихонечку продвигались к открытому люку. Пегги вошла первой, я нес инструменты и остатки неиспользованного материала. Мы вошли в отсек, и дверь, к моей вящей радости, захлопнулась, отсекая нас от черной пустоты.

Задрожал столбик освещенного барометра, а затем щелкнул, сообщая, что давление в отсеке достигло нормы.

Мы все находились в рубке управления — все, за исключением Пегги, которой было приказано, довольно бесцеремонно, следить за механизмами. От узкого носа корабля отходил длинный металлический телескопический лонжерон с вмонтированной телекамерой. И мы видели на большом экране изображение «Летящего облака». Жаль, что нет других камер, чтобы видеть корабль в профиль, дабы насладиться зрелищем его красоты.

— Первая проблема заключается в следующем: как развернуть корабль, — начал Ральф. — Как вам известно, гироскопов у нас нет. При всем при том это не столь важно. У рулевого на морском паруснике нет гироскопов, однако, он справляется без них…

— Но у него есть штурвал, действующий под влиянием жидкой среды, в которой находится корабль, — предположил я.

— Настоящий мастер плавания под парусом никогда не полагается только на штурвал, — Ральф бросил на меня взгляд. — Имей в виду, что корабль — это не субмарина, следовательно, имеет дело уже с двумя средами: с воздухом и водой. Его штурвал, как ты столь любезно нам сообщил, действует под влиянием воды, в которую погружен. Но паруса-то — под влиянием ветра! — Он сделал паузу, чтобы вдохнуть, — Для нас свет — это тоже текучая субстанция. А теперь, если вы будете внимательны…

Мы наблюдали. Видели, как умелые пальцы Ральфа бегают по панели управления. И смотрели на экран. Вот из корпуса выдвинулись лонжероны, так что корабль стал напоминать ощетинившегося дикобраза. А затем некое крутящееся устройство пришло в движение, и раскрылись паруса — белые с одной и черные с другой стороны. Мы ощущали легкую дрожь, с которой корабль поворачивался вокруг своей короткой оси, оставляя солнце Заброшенной далеко позади.

Затем лонжероны повернулись, и, как показала камера, вмонтированная в мачту, паруса стали невидимыми. Их белая сторона была обращена к солнцу Лорна, к постоянному фотонному потоку. Мы неслись на свободе, подхваченные звездным ветром.

Я понял, что Ральф негромко напевает:

«Эй, веселей, скорее в путь,

Эй, веселей, скорее в путь,

Эй, веселей, скорее в путь —

Взлетаем на рассвете!»

Глава 12

Итак, мы шли на всех парусах, держа курс на восток. По некоторым показателям двигатель Эриксона существенно превосходил по своим качествам Манншеннский. Не было слышно постоянного пронзительного завывания гироскопов, не было странного чувства дежа вю, что является побочным эффектом Манншеннского поля темпоральной прецессии. И еще — мы могли сидеть в рубке управления и видеть ясную картину всего, происходящего во Вселенной.

«Летящее облако» оказалось простым кораблем: раз взяв курс, он летел в фотонном потоке, не требуя постоянной настройки курса. По сравнению с конвенциальными кораблями он был и проще по конструкции, и легче в управлении. Но ведь корабль — это не только металл, пластик и оборудование, входящие в его конструкцию. В конце концов, одна из важнейших составляющих — это команда. И с этой точки зрения «Облако» нельзя было считать счастливым судном.

На нашу беду, на борту «Облака» присутствовала ревность. Сам я прилагал все усилия, чтобы не поддаваться ей, но и я был не без греха. Очевидно, что Сандра — девушка капитана. Очевидно также, что и Марта Уэйн, и Пегги Симмонс претендуют на это звание, и обе страдают от ревности. А док Дженкинс не скрывал, с присущим ему цинизмом, что вовсе не прочь поваляться на сеновале с Мартой. Лишь Сметвик был всем доволен. Однажды во время моего дежурства он неторопливо вплыл в рубку:

— Хорошо у нас на корабле, правда? — промурлыкал он.

— Ты собираешь компромат? — резко спросил я. — Если так, Клод, я лично позабочусь о твоем исключении из команды.

— Вовсе нет, — он выглядел обиженным. — Не говоря уж о последствиях, я и в мыслях не держал шпионить. Но даже тебе приходится держать нос по ветру, а ты ведь не телепат.

— Да, — согласился я. — Я держу нос по ветру. — Я предложил ему сигарету и зажег вторую для себя. — А что нового? Есть что-нибудь?

— Шумиха на Заброшенной, похоже, улеглась. Нас приняли как свершившийся факт. Старик Граймс добрался до Ливицки — он новый офицер псионного радио в порте Обреченный — и попросил того послать нам сообщение: он желает нам всего наилучшего и держит все под контролем.

— Капитана проинформировал? — спросил я.

— Он у себя в каюте, — ответил Клод. — Не думаю, что он будет в восторге, если ему помешают.

— Вроде того, — согласился я.

— Вроде того.

Мы сидели в тишине — ускорение позволяло нам просто сидеть, не пристегиваясь ремнями, и курили. Я смотрел сквозь прозрачный пластик в темноту, где впереди маячило яркое солнце Гроллора. Клод просто смотрел в никуда. Я услышал звук шагов, и в рубку вошла Пегги Симмонс:

— Извините, — заговорила она. — Я думала, ты один, Питер…

— Позвольте мне не нарушать ваше сладостное уединение, — сказал Сметвик, вставая с кресла.

— Что за пошлости у тебя на уме! — вспыхнула девушка.

— Если это пошлости, то они навеяны мыслями других людей, которые я улавливаю, — нашелся он. — Лучше удалюсь и оставлю вас с вашими мыслями.

— Я вообще-то несу вахту, — нашелся я. — А Пегги, в любом случае, должна приходить и отчитываться о работе механизмов: вдруг что неисправно.

— Да, — подтвердила она.

Девушка бросилась в кресло, которое ранее занимал телепат, взяла сигарету из моей пачки. Я подождал, пока выйдет Клод, и спросил:

— Что случилось, Пегги?

— Ничего. С техникой все в порядке. Если не считать торчащего провода в том месте, где осколки обшивки продырявили внутреннюю стенку.

— А почему ты не займешься этим?

— Потому что в первые дни в космосе есть более важные вещи, о которых нужно позаботиться в первую очередь. Заполнение картотеки, необходимые приборы и…

— Уверен, что провод не менее важен, — заметил я.

— Вряд ли. Энергия поступает в дополнительное устройство, и в этом нет нужды, пока мы не приземлимся.

— Не припланетимся, — поправил ее я.

— Ральф называет это приземлением.

— Может быть. Он, должно быть, притащил с собой пару контейнеров с книгами по хождению под парусом, а также фантастики и поэзии. И, знаешь, некоторые вещи недурны. — Я процитировал:

«Я вновь хочу вернуться в тот далекий океан,

Где только грусть и одиночество найду,

Прошу: пусть будет мне корабль высокий дан,

И в небо — путеводную звезду».

Я сделал широкий жест в сторону гролллорского солнца, далекой искорки, бело-голубого гиганта, который, в силу эффекта Допплера, сейчас имел красноватый оттенок. — Вот она, его путеводная звезда! — Я похлопал по подлокотнику кресла: — А это — его высокий корабль.

— Таким образом, у него есть все, что он хочет, — заметила она.

— Все, — я пошел ва-банк. — И высокий корабль, и путеводная звезда, и женщина.