Последняя любовь Екатерины Великой - Наталья Павлищева

– Ну, дело твое. Не хочешь, не покупай. Только я замену тебе быстро найду, стоит несколько слов государыне сказать про тех же девок, с которыми у меня в комнате валандался, она тебя и погонит…

Ничего такого Потемкин говорить не собирался, пригрозил просто оттого, что пакостно на душе и в теле, а Александр угрозу принял за настоящую, кивнул:

– Я, Григорий Александрович, только деньги найду… Свободных нет. Сто тысяч сразу могу, остальное на неделе.

«Ого! – мысленно подивился Потемкин. – Сколько ж она ему дает, если вот так легко тратить может?» Князю не приходило в голову, что Ланской как раз таки не тратит, наоборот, откладывает, считая себя не вправе расходовать на что-то, кроме книг.

Где будет брать, Александр не представлял, но знал одно – если Григорий Александрович расскажет Екатерине о его «измене», то участи Корсакова не миновать! Такого Ланской допустить не мог. Никаких денег не жаль, только бы не прогнала! Мысль была совершенно нелепой, как можно назвать изменой то, что было до их первой ночи? Но для Александра это была измена, ведь он переспал с другими, когда в душе уже была богиня. А еще ему в голову не приходило, что шантажировать Потемкин может всю оставшуюся жизнь. Просто Ланской винил себя, а не Потемкина и проклинал тот вечер, когда не выгнал прочь сначала одну, а потом и вторую девку из своей комнаты.

На его счастье (или несчастье?), государыня оказалась весьма занята и несколько приболела, потому с неделю его в спальню не вызывали. В голове у Ланского уже роились тяжелые мысли, казалось, это оттого, что Потемкин сказал Екатерине что-то нелестное. Александр поторопился раздобыть деньги.

Давний приятель Арсений развел руками:

– Ты что, Саша, откуда такие средства?

– Я знаю, что у тебя нет, подскажи, где взять можно.

– Да к чему тебе столько?

– Дело есть.

Арсений помог, но расписки, данные ростовщику, были весьма жестокими. Надежда оставалась только на возможность спешно продать полученное имение кому-нибудь и хотя бы так покрыть долги.

Потемкин, увидев деньги, удивленно приподнял бровь: неужели он недооценил этого мальчика? Раздобыть такую сумму в такой короткий срок весьма сложно. Но отказываться от лишних средств глупо, потому взял и купчую написал.

– Григорий Александрович, кому бы продать это имение снова?

– Зачем?

– Я деньги в долг взял, чем отдавать, не знаю…

Это уже было плохо, но Потемкин махнул рукой:

– Тебе и продавать ни к чему, пока ты в фаворе, с тебя долг требовать не станут, а там и так расплатишься.

Наверное, так бы и было, но слухами земля полнится, нашлись те, кто использовал ситуацию. Нет, против самого Ланского никто ничего не имел, у него не было недругов, хотя завистники, конечно, имелись. Просто решили если не свалить, то хоть подгадить Потемкину, опала его протеже больно ударила бы по самому Григорию Александровичу. Тем паче что это была бы вторая опала, Екатерина наверняка еще не забыла Корсакова. Долговые расписки Ланского легли на стол государыни.

Ростовщик не собирался их предъявлять к оплате, да и тот, кто выкупил, тоже. Первым желанием Екатерины было вызвать Ланского и швырнуть ему эти бумаги в лицо, но, верная себе, она дала время успокоиться, распорядилась все выплатить и только после этого позвала Александра.

Пришедший звать неизменный Захар Зотов был хмур, в чем дело, он не знал, но по тону, которым говорила государыня, и по усилившемуся акценту понял, что Екатерина на Сашу в гневе.

– Провинился в чем?

Тот глянул голубыми глазами, чуть пожал плечами:

– Не знаю…

– Сердита больно…

Екатерина действительно встретила любовника с мрачным видом, коротко кивнула, чтобы сел за стол, где обычно устраивались со своими бумагами секретари, распорядилась, чтобы им не мешали. Все это не предвещало ничего хорошего. У Ланского упало сердце: неужели Потемкин даже после получения денег сказал государыне что-то дурное?! Он сидел ни жив ни мертв.

Когда за Захаром закрылась дверь, Екатерина некоторое время взволнованно шагала по спальне, не глядя на фаворита, потом резко остановилась.

– Что это?! – На стол перед Ланским брошены его долговые расписки. – Вам мало того, что я даю, вы еще и долги делаете?! – Привычный акцент, обычно придающий речи особое очарование, был столь заметен, что резал слух.

Екатерина во гневе забывала ласковые прозвища или просто имя, обращаясь к Ланскому на «вы». Это было для него тяжелее всего. Как оправдаться? Не мог же сказать, что взял деньги, чтобы заплатить Потемкину? Это непорядочно как-то… Пришлось молчать.

– Что вы молчите?! Проигрались в карты или потратили на любовниц?!

Ужас от такого предположения заставил Александра даже вскинуть глаза. И все равно он промолчал. Если скажет, для чего влез в такие долги, будет еще хуже. В голове вертелось: «Только бы не прогнала!» Не прогнала, фыркнула, что-то пробормотав по-немецки, и вышла вон из спальни, оставив его в ужасе и горе.

Камердинер Алексей Попов передал распоряжение: ждать повеления у себя.

Екатерина провела ночь почти без сна. Очень хотелось дернуть шнур звонка, вызывающего из его комнат Ланского, поговорить по душам, но хорошо помнившая обман Корсакова, императрица чувствовала, что предательства со стороны горячо любимого Саши не вынесет. Всегда казалось, что бесхитростен, не обманет. Тогда к чему такие долги? Родственники в Петербург не лезут, семьи нет… Или есть, но она не ведает?!

Стало совсем худо, неужели эти голубые, влюбленно глядящие глаза могли лгать?! Тогда и все его ласковые слова тоже ложь, и стремление подняться до ее уровня тоже. А она так мечтала вырастить из Саши второго Потемкина, чтобы был рядом человек, который мог и поддержать, и помочь, и ночью обнять горячо…

Императрица залилась слезами. Что же это?! Ну почему ей Господь не дает женского счастья? Неужели это и есть цена власти?

Мужа ни минуточки не любила, но если бы увидела его к себе приязнь, то всю жизнь была бы верна. Екатерина почувствовала, что лжет сама себе. Ну, может, и не была бы, но постаралась. Ведь она всех любила по-настоящему. И снова ложь. Салтыкова не любила, просто императрица Елизавета столь недвусмысленно приказала завести наследника любым способом и рекомендовала быть внимательной с Салтыковым, что она подчинилась.

Екатерину окутали воспоминания…

Совсем молоденькой она прибыла в Петербург по приглашению правящей императрицы Елизаветы Петровны, чтобы стать женой наследника – племянника государыни, цесаревича Петра Федоровича. Если Россия и особенно невиданно роскошный Петербург привели юную Фике в восторг, то будущий супруг в ужас. Нет, он, вероятно, был и добр, и недурен собой, но совершенно не желал чувствовать себя ни русским, ни женатым! Чашу унижений Софья Фредерика, крещенная в православии Екатериной Алексеевной, выпила с супругом до дна. К унижениям от мужа добавлялись таковые от императрицы и двора. Елизавета ругала молодую невестку за отсутствие наследника, считая ту виновной в неудачах на альковном поприще. Не объяснять же ей про холодность цесаревича?! Екатерина молча глотала слезы. А потом научилась и слез не показывать.

Прошли годы, и императрица благодарила свою предшественницу за жестокую школу, научившую ее терпению и настойчивости. Но тогда казалось: Елизавета вот-вот потребует развода для племянника и новой женитьбы. Возможно, так и было бы, но, чтобы получить доказательства для бракоразводного процесса, императрица отправила к ставшей неугодной невестке целую толпу повивальных бабок для придирчивого обследования. Результаты просто ошеломили – на шестом году замужества Екатерина оказалась… девственной! А как же?.. Молодая великая княгиня пожала плечами:

– Спросите своего племянника…

Тогда обследованию подвергся Петр. И тут Елизавета испытала второй шок. Оказалось, что у великого князя небольшой дефект – сужение крайней плоти, который легко устраняется простым обрезанием. Но делать это Петр отказывался категорически! Не потому, что боялся боли, просто не желал выносить свою проблему на люди, а сам разрешить ее не мог.

Салтыков получил двойное и весьма щекотливое задание относительно и мужа, и жены сразу. Сергей Иванович справился. Петр был им напоен до беспамятства и в таком виде прооперирован, а Екатерина прошла прекрасную любовную школу в объятиях опытного царедворца. Причем школу двойную, о чем не подозревала сама Елизавета, подтолкнувшая на всякий случай невестку к Салтыкову. Дело в том, что граф совсем недавно женился, и женился по любви. Но один указующий перст императрицы, и счастливый муж бросился в постель к великой княгине. Екатерина усвоила, что по желанию государыни можно переступить через свои чувства и играть любовь с кем угодно.

И теперь вспоминать умело разыгрываемую страсть Салтыкова было особенно горько. Неужели и Саша мог так?! Неужели клялся ей в обожании, имея в душе другую?!