Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смиряйте своё перо, господа авторы, – избыток прекрасного чреват оскоминой.
10.04.2020
Александр Пелевин:
Но знает ли автор сам, насколько хорош и хорош ли вообще его текст? Да, это должно быть одним из умений автора, но оценить свое творение со стороны – действительно сложно.
Вчера сдал сценарий к одному интересному проекту. Когда перечитывал, он казался отличным. Однако ж мне перезвонил ведущий сценарист и сообщил, что текст абсолютно никуда не годится, в нем плохо почти все, его надо не доделывать, а переписывать начисто. Потом получил текст с комментариями: вижу, что это не докапывание на пустом месте, а действительно убийственный разбор по фактам, не оставляющий от текста камня на камне.
В чем я ошибся? Неправильно подошел к работе? Мало работал? Брал нахрапом тогда, когда нужно было сесть и качественно все продумать? Пожалуй, и в том и в другом.
Но я ужасно и невероятно расстроен собой, очень давно не было такого краха, все теперь валится из рук, настроение отвратительное.
Понятно, что на ошибках учатся, у всех бывают косяки, и это нормальная рабочая АААААА Я НИКЧЕМНОЕ НИЧТОЖЕСТВО ситуация, и сейчас надо собраться и сделать хороший текст.
Но расстройства это не отменяет. Пойду включу Дэвида Боуи…
10.04.2020
Валерий Айрапетян:
Александр Куприянович (крупный русский философ), растиражировавший свою мысль так широко, что ваш покорный слуга однажды наткнулся на эссе философа, посвящённое красоте и моде, в глянцевом профессиональном журнале для парикмахеров и косметологов, пишет о погибельном влиянии тиражирования. Павел Васильевич (большой русский писатель), написавший двадцать книг, призывает пишущего смирить перо. Задумался: если ретивость, скажем, моего пера и так выдаёт едва ли пару-тройку рассказов в год, то как усмирить его более?
Александр Пелевин в письме задаёт важный вопрос: «Знает ли автор, насколько хорош написанный им текст?», а Павел Васильевич, в письме предыдущем, упоминает томик растиражированного, но не потерявшего очарования «Героя нашего времени». Вопрос и утверждение как бы сплелись и давай дальше, уже в моей голове, плести косицу из образов и мыслей.
В Баку, ранним майским утром, отец выходил во двор и поливал из шланга цветущие кусты роз, а я стоял рядом и поглощал это действо всем своим единым, не отягощённым рефлексиями, детским существом. Тогда, кажется, я впервые проникся настолько тонким и прозрачным благоуханием, исходившим от мокрых кустов роз, что аромат этот всякий раз воскресал в памяти, стоило мне соприкоснуться с чем-то цельным, ясным, близким к совершенству. Впервые благоухание это распустилось во время чтения «Героя нашего времени». Читаешь, а будто стоишь, окутанный ранним южным утром, в саду и тянешь воздушную струйку из умытой холодной водицей розы. «Капитанская дочка», «Детство. Отрочество. Юность», некоторые рассказы Бунина и Шукшина – производили подобный же эффект. Почему-то никогда – высокочтимые Достоевский, Чехов, Бабель. С ними связаны иные ароматы, вспышки, погружения. Но да: Лермонтов. Ошеломлённый «Героем», бросился читать все его представленные в синем двухтомнике тексты. Неоконченный роман «Вадим» – какие там розы, скука и тягомотина! «Маскарад» – чистый восторг, неиссякаемый бенгальский огонь, счастье. «Тамбовская казначейша» – неужели автор этого недоразумения Лермонтов? И так далее. Не ведаю, что думал сам Лермонтов о «Казначейше» или «Вадиме». Возможно, Андронников осветил этот вопрос в своих книгах, по крайней мере, знал ответ, а в интернете рыться лень. Не исключено, что сам Михаил Юрьевич был высокого мнения об этих, показавшихся мне, читателю, недостаточно убедительными, произведениях. Это всё к вопросу Саши.
Или вот. Классик (несомненный гений, прозревавший миры), разделённый от нас всего-то столетием, с задокументированной, выставленной самому себе оценкой в дневнике. Что по первому прочтению, что перечитывая (сегодня специально перечитал), утвердился во мнении: какая же проходная и напыщенная поэма «Двенадцать» у Блока. Будто написанная чужим духом, ко времени, под грохот Революции, и ею же, победившей, вознесённая и разнесённая по всем городам и весям нашей социалистической Родины. И как соотнести мой читательский отклик с известной каждому советскому школьнику авторской записью в дневнике, сделанной по окончании работы над поэмой: «Сегодня я гений»?
У меня нет ответа на этот вопрос.
10.04.2020
Павел Крусанов:
Творческий самоотчёт – дело тёмное. Пожалуй, прав Пастернак, и «пораженье от победы ты сам не должен отличать». Так что история со сценарием Александра – в пределах авторской нормы.
А вот Валера наступил на больную мозоль: фитилёк надо вовремя прикручивать. Полка сочинений – это лишнее, без жеманства. Крут Гончаров – четыре книги и все в яблочко. Это то, к чему хотелось бы прийти, тем более что перо – не источник существования. Жаль, что в моём случае уже поздно.
10.04.2020
Ричард Семашков:
Тема, о которой вы говорите, меня чрезвычайно волнует.
Расскажу немного о себе.
Раз в году, в свой день рождения 11.11, я выпускаю мини-альбом из пяти треков – этой традиции уже 4 года.
Недавно я записал мини-альбом на стихи Есенина.
У меня есть альбом на стихи молодого Захара Прилепина и даже один совместный с ним рэп-альбом – совместный музыкальный альбом с писателем казался мне крайне оригинальным явлением. Оказалось, что это практически никому неинтересно, кроме нас самих.
Также у меня есть совместный мини-альбом с одним самобытным рэпером из Улан-Удэ.
Два с половиной года назад мне пришла идея как-то сформулировать
- Катерину пропили - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Трясина - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов - Русская классическая проза
- Ночь внутри - Павел Крусанов - Русская классическая проза
- Голуби - Павел Васильевич Крусанов - Русская классическая проза
- Машины времени в зеркале войны миров - Роман Уроборос - Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
- Разноцветное счастье - Елена Арсенина - Русская классическая проза
- Ита Гайне - Семен Юшкевич - Русская классическая проза
- Немного пожить - Говард Джейкобсон - Русская классическая проза