Вкус манго - Мариату Камара

рту ложку-белого риса. Меня вырвало, не успела я его проглотить.

— Тебе нужно есть, — мягко сказала моя спутница. — Без еды не будет сил, поэтому мы попробуем снова.

Я уснула, не успев ответить.

Навестив меня на следующий день, Фатмата сообщила, что ее дядя умер от ран. Вид у нее был грустный, глаза — заплаканные. Она предложила мне попробовать пройтись, и я согласно кивнула.

— Тогда идем, проведаем твоих знакомых парней из грузовика. Они справлялись о тебе.

Ибрагима я увидела сразу, едва мы вошли в палату для мальчиков. Он лежал на одной из множества металлических коек.

— Привет, Мариату! — сказал брат, грустно улыбаясь. Он даже не сел на койке. Как и мне, ему предстояло научиться жить без рук. — Ты как, ничего? — спросил он.

Я кивнула, смаргивая слезы, а потом услышала голос Мохамеда:

— Не плачь здесь, Мариату. — Мохамед сидел на кровати сразу за койкой Ибрагима. Ноги он свесил, а на руках были такие же повязки, как у меня.

По своему обыкновению, Мохамед широко улыбался. Страшным мытарствам вопреки, глаза у него блестели.

— Похоже, теперь у нас вечная ничья, — объявил он, когда я села к нему.

— О чем это ты?

— Как нам с тобой драться? Победителя-то не будет…

Тут меня почему-то разобрал хохот. Я никак не могла остановиться и снова почувствовала себя птицей ткачиком, но на этот раз подумала, что смогу научиться летать.

ГЛАВА 7

— Ты беременна.

Женщина-врач в белом халате говорила на темне, но я все равно ничего не поняла и лишь таращилась то на круглое лицо доктора, то на ее руки, спрятанные в карманах халата. Рядом с ней стояла Абибату, младшая сестра Мари, приехавшая во Фритаун из Порт-Локо примерно неделей раньше.

— Ты беременна, — повторила доктор. — У тебя будет ребенок. Ты слышишь меня?

Глаза Абибату, крупной женщины с теплой улыбкой Мари, заволокло слезами.

— Как же это с тобой случилось? — спросила она меня.

— Не знаю! — бормотала я. — Не знаю. — Слова доктора казались полной бессмыслицей.

После приезда Абибату взяла на себя многие обязанности Фатматы, например, теперь она помогала мне мыться. Однажды вечером, окуная тряпку в холодную мыльную воду, она заметила:

— Мариату, у тебя грудь налилась. Когда у тебя было в последний раз?

Она имела в виду месячные. Мари говорила, что со временем они начнут приходить раз в лунный цикл, но у меня регулярности пока не было, и последний раз я не помнила.

— Ты нормально ешь с тех пор, как оказалась в больнице? — спросила Абибату.

Я покачала головой. От любой еды, включая белый рис и кукурузную кашу, тотчас подкатывала тошнота.

Едва из коридора доносился хотя бы запах пищи, начинались рвотные позывы. Порой мне удавалось проглотить немного еды, старательно держа металлическую ложку забинтованными руками. Но в большинстве случаев я знаком просила мою тетю или Фатмату приготовить ведро, не успев поднести ложку к губам.

— Мариату, путь доктор сделает тебе анализы, — с тревогой сказала Абибату. — Мне кажется, ты в положении.

Я не поняла, о каком положении идет речь, но, прежде чем я успела задать вопрос, еще одна женщина привела в ванную безрукую девочку. Абибату помогла мне выбраться из ванной и вытерла.

Когда, узнав о моей беременности, мы с тетей вернулись в палату для девочек, нас там встретил Сулейман с женой, которую тоже звали Мариату. Администрация больницы разыскала его, и с тех пор он навещал меня как минимум раз в день.

Сулейман рыдал, громкие всхлипы доносились откуда-то изнутри. Я никогда раньше не видела плачущих мужчин, поэтому удивилась до глубины души. Сулейман явно злился: не успела я войти в палату, он начал махать руками.

— Мариату, кто это с тобой сделал? — гневно вопрошал он. — Я убью негодяя своими руками!

Сулейман мне очень нравился. Он привозил в Магборо конфеты для всех детей, общался с нами на равных и частенько принимал участие в наших играх. А сейчас он хмурился и злился. Сперва он обвинил в случившемся со мной Мари, потом принялся критиковать президента Сьерра-Леоне за неспособность остановить войну, а иностранцев — за то, что не помогли нам. Дядины слова я понимала не всегда. Наконец он успокоился и заявил, что они с женой предлагают мне пожить у них. Мариату выступила вперед, согласно улыбаясь.

— Для начала тебе нужно поправиться, — продолжал Сулейман. Раны еще не затянулись, и надо принимать препараты против инфекции. Я говорил с докторами и знаю, что они ожидают положительного результата. У тебя все будет хорошо, насколько это возможно для человека без рук, а мы поможем тебе присматривать за будущим малышом.

После ухода Сулеймана и Мариату мы с Абибату сели ко мне на койку.

— Кто это с тобой сделал? — спросила она, нежно гладя мне плечи. — Мятежники? Твой ребенок от них?

Ее вопросы поставили меня в тупик. Я слышала, что дети появляются у женщин из пупка. У ожидающих младенцев женщин из Магборо раздувались животы, а когда они начинали ковылять, как белогрудые уточки у прудов, то вместе с парой подруг уходили в дом к знахарке. Потом из того дома слышались крики, которые порой длились сутками. Через день-другой женщины-уточки с улыбкой выходили от знахарки с малышами в руках.

— Нет, мятежники меня не тронули, — ответила я Абибату. — Но тут какая-то ошибка. Ведь дети появляются у женщин, а не у девочек. — Я заглянула тете в глаза, рассчитывая на объяснения.

Она с ногами залезла ко мне на койку, мы улеглись рядышком, и тетя рассказала мне, откуда берутся дети.

Закончив с объяснениями, Абибату оставила меня засыпать. Почти не шевелясь, я обдумывала ее объяснения о мужчинах и о сексе. И наконец поняла. Догадалась, что со мной произошло.

Примерно за месяц до ухода в Манарму мы прятались в буше, в очередной раз услышав о приближении мятежников.

Был конец Рамадана, и Мари с Али отправились в Манарму без нас помолиться и проверить, безопасно ли там.

Как-то после ужина Ибрагим с Мохамедом рано легли спать, и мы с Адамсей остались у костра одни. Мы тихо сидели под звездами, наблюдая, как гаснет пламя, когда к нам подошел Салью.

— Йа Мари и па Али просили меня присмотреть за вами, — заявил он, криво улыбаясь.

Я тотчас напряглась, меня всю заколотило, словно в предчувствии дурного. Салью мне совершенно не нравился и даже чем-то меня пугал.

Застыв в напряжении, я сидела, пока пламя не превратилось в красные уголья. Я молчала, пока Адамсей и Салью болтали о Магборо