Экскалибур - Корнуэлл Бернард

Я шагнул в сторону. В поединке все случается так быстро, что впоследствии, когда пытаешься мысленно восстановить ход событий, невозможно вспомнить каждое движение и каждую контратаку, но я видел, как блеснули его глаза, понял, что меч его способен наносить только колющие удары, и, едва он прянул вперед, я увернулся. Сделал вид, будто ничуть не удивлен выпадом столь стремительным, парировать не стал, просто прошел мимо, – а в следующий миг, рассчитывая, что противник потеряет равновесие, зарычал и рубанул Хьюэлбейном назад – этаким ударом можно быка выпотрошить.

Лиова отпрыгнул – равновесия он терять и не думал! – раскинул руки пошире, так что мой клинок просвистел в шести дюймах от его живота, не причинив ни малейшего вреда. Он-то думал, я размахнусь снова, но нет: я ждал, что предпримет он. Зрители громко вопили, требуя крови, но я их не слышал. Я неотрывно глядел в спокойные серые глаза Лиовы. Вот он взвесил меч в правой руке, молниеносно подался вперед, легко коснувшись моего лезвия, и с размаху атаковал меня.

Я с легкостью парировал, затем встречным движением отбил круговой удар под ребра – пришедший так же естественно, как день следует за ночью. Лязг стоял оглушительный, но я чувствовал: Лиова бьется не в полную силу. Да, сражался он ровно так, как я и ожидал, но при этом он еще и оценивал меня, подбираясь все ближе и обрушиваясь на меня снова и снова. Я парировал рубящие удары, а они между тем становились все мощнее; и вот, когда я ожидал, что уж теперь-то он мне вломит по-настоящему, Лиова удержал клинок на середине замаха, перебросил меч из правой руки в левую и рубанул прямо, целясь точно мне в голову. Стремительно, как бросок гадюки.

Этот прямой натиск Хьюэлбейн остановил. Сам не знаю, как ему это удалось. Только что я парировал удар сбоку, а в следующий миг меча там почему-то уже не было, а над головой моей нависла смерть, и все же клинок мой каким-то непостижимым образом оказался в нужном месте, и легкое Лиовино лезвие соскользнуло к рукояти Хьюэлбейна, а я попытался перевести отбив в контрвыпад, да только в движении моем не было нужной силы, и противник легко отскочил назад. Теперь уже я продолжал наступать, нанося рубящий удар за ударом, вот только я-то, в отличие от Лиовы, вкладывал в них всю свою мощь, так что любой из них выпустил бы недругу кишки, а натиск мой был столь могуч и стремителен, что у Лиовы не оставалось иного выбора, кроме как отходить. Он отражал мои атаки с той же легкостью, как и я – его, да только сопротивлялся он словно бы не всерьез. Он давал мне замахнуться как следует и, вместо того чтобы обороняться мечом, просто отступал – отступал все дальше, а я впустую растрачивал силы, рассекая клинком воздух, а не кости, мышцы и плоть. На последнем рубящем ударе я остановил клинок в середине замаха и поворотом кисти направил Хьюэлбейн точнехонько противнику в живот.

Меч Лиовы качнулся в сторону выпада – а в следующий миг обрушился на меня в ответном ударе, сам же Лиова отступил чуть в сторону. Я мгновенно повторил его обходной маневр, так что оба выпада не прошли в цель. Вместо того мы сошлись вплотную; я почувствовал его дыхание. Нет, пьян Лиова не был, но слабый запах эля я ощутил. На долю секунды противник мой застыл неподвижно, затем учтиво отвел руку с мечом в сторону и вопросительно посмотрел на меня: дескать, согласен ли я разойтись? Я кивнул, мы оба отступили назад, разведя мечи как можно дальше; толпа взволнованно загомонила. Люди знали: на их долю выпало редкое зрелище. Лиова стяжал среди них великую славу, и смею сказать, что и у меня было имя не из последних, но я понимал: противник будет посильнее меня. Мое мастерство – если тут вообще уместно говорить о мастерстве – было мастерством солдата. Я знал, как проломить щитовой строй, умел сражаться копьем и щитом и мечом и щитом, но Лиова, поединщик Кердика, обладал одним-единственным талантом – биться в поединке один на один с мечом в руках. Он был смертоносен.

Мы разошлись на шесть-семь шагов, Лиова прыгнул вперед – изящно и легко, словно танцуя, – и молниеносно обрушился на меня. Хьюэлбейн жестко парировал рубящий удар; Лиова, явно дрогнув, уклонился от мощного отбива. От моего внимания это не укрылось. Я, верно, оказался проворнее, чем он ожидал, или, может, Лиова сегодня двигался медленнее обычного, ведь даже небольшое количество выпитого эля замедляет движения. Есть на свете воины, что выходят на бой только под куражом, но те, что сражаются на трезвую голову, живут долее прочих.

Я все гадал про себя: что с ним не так? Ранить я противника не ранил – но чем-то явно встревожил. Я снова рубанул наотмашь, он отскочил назад – и я воспользовался очередной паузой, чтобы подумать. Так отчего же Лиова дрогнул? И тут я вспомнил, как слабо он парирует, и понял: он не решается выставлять свой клинок против моего, уж больно тот легкий. Если мне удастся ударить по Лиовиному мечу со всей силы, так я, пожалуй, его и переломлю. Я снова ринулся в атаку, но на сей раз не остановился, а продолжал наступать: я прорывался все ближе – и орал на противника, и проклинал его воздухом, огнем и морем. Я обзывал его бабой, я плевал на его могилу и на сучью могилу, где зарыта его мать, и за все это время противник мой не произнес ни слова, но лишь встречал мой клинок своим и сводил его в сторону – неизменно отступая назад, а светлые глаза пристально наблюдали за мной.

И тут Лиова поскользнулся. Он словно бы оступился на обрывке тростника – и подвернул правую ногу. Опрокинулся на спину, зашарил левой рукой по полу, пытаясь найти опору, а я свирепо взревел и высоко занес Хьюэлбейн.

А затем шагнул в сторону, даже не попытавшись довести до конца смертоносный удар.

Об этом трюке меня и предостерегал Борс – и я его ждал. Смотрелось великолепно, что и говорить: я чуть не позволил себя одурачить, я готов был поклясться, что поскользнулся противник по чистой случайности. Но Лиова был не только мечником, но еще и акробатом, и мнимая потеря равновесия обернулась молниеносным гибким движением, и меч его, описав круг, с размаху пришелся туда, где должны были быть мои ноги. По сей день слышу, как тонкое, легкое лезвие со свистом рассекает воздух в каких-то нескольких дюймах от усыпанного тростником пола. Предполагалось, что удар придется мне по лодыжкам и непременно меня искалечит, – да только меня там уже не было.

Я отошел назад и теперь невозмутимо наблюдал за противником. Тот удрученно глядел на меня снизу вверх.

– Вставай, Лиова, – произнес я ровным голосом, давая ему понять, что моя недавняя ярость – не более чем притворство.

Думаю, тогда-то Лиова и понял, что я в самом деле опасен. Он сморгнул раз и другой: верно, использовал на меня все свои лучшие трюки, да только ни один не сработал, и уверенности у него резко поубавилось. Но мастерство осталось: Лиова стремительно прянул ко мне, пытаясь оттеснить меня назад блистательной последовательностью коротких режущих и внезапных круговых ударов и быстрых выпадов. Круговые удары я парировать не пытался, а прочие отводил как мог легким касанием меча, пытаясь сбить противника с ритма. Но наконец одна из атак увенчалась успехом: рубящий удар пришелся мне в левое предплечье. Кожаный доспех выдержал, но синяк остался отменный – целый месяц не сходил. Толпа так и охнула. Зрители наблюдали за битвой, затаив дыхание: всем не терпелось увидеть первую кровь. Лиова рывком потянул застрявший в коже меч на себя, пытаясь прорезать доспех насквозь, до кости, но я отдернул руку, сделал выпад Хьюэлбейном и заставил противника отступить.

Лиова ждал, что я продолжу атаковать, но теперь настала моя очередь опробовать трюк-другой. Я намеренно не двинулся ему навстречу, но вместо того опустил меч на несколько дюймов ниже, чем следовало, и тяжело задышал. Встряхнул головой, пытаясь отбросить пропитанные пóтом пряди со лба. У огромного очага и впрямь было жарко. Лиова настороженно наблюдал за мной. Он видел, что я выдохся, видел, что меч дрогнул в моей руке, но тот, кто убил сорок восемь воинов, зря не рискует. Лиова обрушил на меня молниеносный рубящий удар, проверяя реакцию. Рубанул с коротким замахом – такой удар требует отбива, но не приходит в цель с сокрушающей силой под стать лезвию топора, что вгрызается в плоть. Парировал я с запозданием – нарочно, конечно! – более того, позволил острию Лиовиного клинка задеть мне плечо, в то время как Хьюэлбейн с лязгом пришелся в наиболее широкую часть меча, у основания гарды. Я крякнул, притворился, что замахиваюсь, Лиова легко и непринужденно уклонился в сторону – и я отвел клинок назад.