О прекрасных дамах и благородных рыцарях - Милла Коскинен

По литературным обычаям того времени, Обучение в паре с Рассудком и Природа ведут длительные дебаты, показывающие полный хаос в душе Сайленс. Она знает, что умение махать мечом – это, конечно, дело славное и нужное, но оттого, что ее воспитали мальчиком, ее женская составляющая никуда не делась. Девушка подспудно понимает, что не сможет всю жизнь прожить в образе мужчины, что никакое состояние не стоит потери своего «я». И четко осознает, что составляющие воспитания для ее истинного «я» ей преподаны не были. Ее научили стремиться к совершенству как рыцаря, и ей больно оттого, что как женщина она от совершенства далека.

Чтобы разорвать порочный круг, Сайленс принимает радикальное решение. Она убегает с менестрелями, потому что менестрелем может быть и женщина, и мужчина. И потом одерживает всяческие победы и как менестрель, и как рыцарь, и попадает в конце концов ко двору того самого короля, глупое распоряжение которого превратило ее жизнь в постоянное сражение самой с собой. Под личиной славного рыцаря и искусного менестреля Сайленс становится настолько популярной, что этого рыцаря (вернее, образа рыцаря) начинает добиваться королева Юфимия, которая в конце концов лживо обвиняет всеобщего любимца в изнасиловании.

Поскольку Сайленс не может рассказать, что она никак не могла изнасиловать даму, ей приходится принять наказание: отправиться на поиски Мерлина, которого, как известно, могла поймать и пленить только женщина. И, разумеется, Сайленс Мерлина поймала, но он всем открыл, что храбрый рыцарь – это на самом деле храбрая девица, а вот королева Юфимия водит шашни с мужчиной, который притворяется монахиней. Так что король в конце концов не просто отменил свой несправедливый закон, но и женился на Сайленс. Это, возможно, и есть то самое, для чего написан весь роман: король, имея в женах склочную, лживую и порочную женщину, потерял уважение к женщинам вообще и поэтому запретил наследницам наследовать за родителями (хотя в романе явной причиной выводится смертельный поединок между двумя рыцарями за руку наследницы). Встретив создание талантливое, чистое и благородное, он отменил несправедливый закон. Заметьте посыл: поведение твоего мужа отражает твое совершенство или отсутствие такового.

Так что да – для того чтобы с достоинством зваться дамой, средневековая девочка из аристократической семьи должна была пройти такую школу, перед которой трудности современных бизнес-вумен как-то меркнут. А может быть, и не меркнут. И в наше время социально успешные женщины являются объектом наветов и сплетен. Женщин, преуспевших в карьере, небрежно обвиняют в том, что они не умеют шить и вышивать. Женщин, отличившихся на войне, с гнусной ухмылкой обвиняют в распущенности. И в наше время женщина разрывается между семейными, профессиональными и социальными требованиями и ни на минуту не может достичь того идеала, который устанавливают масс-медиа, все время поднимающие планку. Нельзя даже сказать, что в наше время над женщиной хотя бы не висит опасность в любой момент оказаться вовлеченной в локальную войну. Висит, к сожалению. Разве что наше образование меньше подготавливает нас к сюрпризам реальной жизни, а Мерлин, который мог бы все расставить на свои места, похоже, наглухо забаррикадировался в своей пещере.

Об ученых дамах и истории Средневековья

Очень многие предвзятые мнения относительно образованности средневековых женщин берут свое начало в девятнадцатом веке, когда целая плеяда женщин-историков стали писать многотомные сочинения по «женскому вопросу» в контексте истории. Пожалуй, в числе первых из них были Агнес и Элизабет Стрикленд, за ними последовали Мэри Энн Эверетт Грин, Алис Стопфорд, Люси Тамлин Смит, Джорджиана Хилл, Лилиан Ноле, Эйлин Пауэр и многие другие.

Эти исследования были далеко не идеальны и по нескольким причинам. Во-первых, дамы, которые их писали, не всегда затрудняли себя работой с архивами. Яркий пример тому – монументальный труд Джорджианы Хилл «Women in English Life from medieval to modern times». Она резво перескакивает из седьмого-восьмого веков прямиком в конец пятнадцатого – начало шестнадцатого столетия, упомянув пару образованных саксонских монахинь и переходя сразу к леди Маргарет Бьюфорт. Относительно остальных Хилл отмахивается заключением, что средневековые дамы из-за плохих дорог сидели в своих поместьях, так что это вынужденная изоляция обращала их к учению, а не требования социума. И что поскольку рукописные манускрипты были дороги, то вряд ли в Средние века вообще много читали.

Комментарии излишни, но можно ли многого требовать от дамы, начавшей с издания рецептов приготовления кролика и пудингов? Хилл была образованной дамой, бесспорно, но не настолько образованной, чтобы делать выводы о таком масштабном предмете, как средневековое образование и образованность. Она могла бы задуматься над тем, какое количество переписчиков было при каждом монастыре, и о том, что отнюдь не все рукописные манускрипты были украшены персонализированными и драгоценными миниатюрами. Не говоря уже о том, что высший класс всегда имел неплохие библиотеки по темам от библейских до управленческих, включающие солидное количество трудов по истории и медицине, романы, всевозможные астрологические таблицы, третизы по темам охоты и ведения войны. Мы знаем, что Генрих V занимал редкие книги у графини Уэстморлендской, мы знаем о библиотеке Маргарет Бьюфорт, герцогини Йоркской, и даже Элизабет Вудвилл имела свою библиотеку, о чем свидетельствуют подписанные ею книги. И это только примеры навскидку, в действительности вряд ли был хоть один замок или одно поместье, в котором вообще не было книг. Другой вопрос, что писцы, нанимаемые знатью, не всегда отличались точностью в копировании текстов, так что появление книгопечатания, несомненно, не напрасно получило сразу высоких покровителей. Женщин, в случае Англии.

Совершенно отдельно в плеяде ученых дам девятнадцатого столетия стоит Каролина Амалия Халстед (Аттхилл в замужестве), написавшая в 1839 году биографию Маргарет Бьюфорт (Life of Margaret Beaufort, Countess of Richmond and Derby). Эта дама умела работать с источниками! Биографию родоначальницы династии Тюдоров она написала, работая, помимо прочих архивов, с личным архивом графов Дерби (семейства Стэнли), и на сегодняшний день именно данная биография является наиболее заслуживающей внимания и наиболее основательной. Не случайно Халстед указала своим соавтором саму Маргарет Бьюфорт. К сожалению, Халстед, историк, уже в начале девятнадцатого века пришедшая путем анализа всех мыслимых существующих архивов именно к той картине внешнего вида и личности Ричарда III, которую мы имеем сейчас благодаря раскопкам и более современным авторам, практически забыта и крайне редко цитируется. Она просто разделила судьбу женщин-историков, которые не имели по очевидным причинам научных степеней и которых влиятельный историк Чарльз Росс заклеймил «группкой любителей, ведущих войну против профессионалов». Забавно, что ее труды явно используются современными авторами, теми самыми профессионалами, не забывающими хотя бы включать работы Халстед в библиографии, но ее имя практически никогда не упоминается вслух в ряду тех, кто внес свой вклад в нашумевшие исторические исследования.

Доступ к архивам в девятнадцатом веке не был простым и легким квестом. Сестры Стрикленд пытались получить доступ у лорда Джона Расселла и наткнулись на твердый отказ. Позже к архивам их все-таки допустили, но этот эпизод проливает свет на трудности, с которыми сталкивались женщины-историки, которые пытались писать историю женщин. Мэри Энн Эверетт Грин повезло в ее ученой карьере больше, и она не только сразу же получила доступ к архивам, но и встретила важных для ее карьеры покровителей. Кроме того, путешествуя с мужем-художником, она проштудировала все заслуживающие внимания архивы других европейских стран. Именно ее работа «Lives of the Princesses of England: from the Norman Conquest» может рассматриваться как наиболее фундаментальная для тех лет, но здесь всплывает другая причина, по которой работы викторианских историков порой далеки от совершенства. Политика.

Еще Агнес Стрикленд возмущалась тем, что «все прислуживает политической системе», и мы прекрасно знаем, что так оно и есть по сей день. Нет, необязательно из-за чьего-то злого умысла, хотя Эйлин Пауэр в начале двадцатого века была вынуждена многое урезать и пригладить в своей работе «Medieval Women», которая и без того не поражает своими объемами, потому что издатели сочли эссе неуважительным к женщинам, к церкви и к правилам приличия. Средневековая раскрепощенность оказалась просто неприемлемой для общества, в котором на тот момент поддерживались консервативные моральные ценности. Впрочем, Эйлин Пауэр является представительницей уже принципиально нового поколения средневековщиков-феминистов – тех, кто с 1890-х годов стали изучать «женский вопрос» с точки зрения экономической и социальной истории: профессор Лилиан Ноле, бизнес-леди и феминистка Алис Кларк, Иви Пинчбек. Термин «феминистка» здесь очень важен, потому что именно феминизм как идеология зачастую мешает женщинам-историкам абстрагироваться от штампов восприятия любой системы как системы, подавляющей женщину. Если Джорджиана Хилл, восторженно относящаяся к прогрессу, попросту решила, что раньше все было темно и ужасно, а сейчас все хорошо и будет еще лучше, то ученые леди, жившие во времена, последовавшие за индустриальной революцией и среди потрясений начала двадцатого века, не смогли удержаться от искушения искать в жизни средневековой дамы некий идеал, которого, конечно же, никогда не существовало.