Сэм стремительный - Пелам Вудхаус

– Вы уж извините, – сказала девушка с раскаянием, – но откуда мне было знать, что вы говорили правду? – Она весело хихикнула. – Мистер Брэддок вернулся через полчаса после того, как вы ушли. Он поднял такой содом, что я опять сбежала вниз.

– И пристрелили его, надеюсь? Нет? По-моему, вы допустили ошибку.

– Ну, тут он спросил, где вы. Сказал, что ваша фамилия Ивенс.

– Он слегка путался. Моя фамилия Шоттер. Я же вас предостерегал, что он был немножко не в себе. И что с ним произошло дальше?

– Лег спать. Я только сейчас отнесла ему поднос с завтраком, но он только посмотрел, зажмурился и застонал. А вы завтракали?

– Не мучьте меня!

– Ну так прыгайте сюда. Я вам что-нибудь соберу в одну минуту.

Сэм прыгнул. Солнце засияло особенно ярко, а пенье птиц стало вдвое мелодичнее.

– А ванну и бритье сюда включить нельзя? – спросил он, когда они направились к дому.

– Бритвенный прибор мистера Ренна в ванной.

– Это что – рай? – осведомился Сэм. – А мистера Ренна я там, случайно, не найду?

– Да нет. Они с мисс Кей уже полчаса как ушли.

– Превосходно. А ванная где?

– Вверх по лестнице и первая дверь налево. А когда спуститесь, идите вон в ту комнату, и я принесу поднос туда. Это гостиная. Да только в столовой со стола еще не убрано.

– Я буду в восторге осмотреть вашу гостиную, о которой столько наслышан.

– Вы яичницу любите?

– Люблю. И побольше яиц, пожалуйста. А также грудинки – много-много грудинки. Да, и кстати… – сказал Сэм, перегибаясь через перила.

– А?

– …тосты, груды тостов.

– Получите столько, сколько сможете съесть.

– Правда? Объясните мне вот что, – сказал Сэм, – а то я никак не могу сообразить. Каким способом вы натягиваете платье поверх крыльев?

10. Сэм находит фотографию

Сэм, когда он минут через двадцать спустился в гостиную, пребывал, бесспорно, в том, что мистер Фарш Тодхантер определил бы как полное благополучие. Ночь была на редкость скверной, но утро, несомненно, принесло с собой радость. Вид подноса с завтраком на столике у окна окончательно привел его в блаженное настроение, и в течение долгого упоительного времени он был не способен смотреть ни на что другое. И только когда он поглотил яичницу, грудинку, тосты, кофе и мармелад, в нем заговорил инстинкт, обычно сразу же пробуждающийся в человеке, едва он входит в незнакомую комнату, и он занялся осмотром гостиной.

Примерно через полминуты Клэр Липпет, убиравшая посуду со стола в столовой, выронила из рук масленку, вздрогнув от крика или вопля, который как будто раздался в комнате, где она оставила своего гостя.

Кинувшись туда, она обнаружила, что он ведет себя очень странно: тыкал пальцем в фотографию на каминной полке и дико жестикулировал.

– Кто это? – вскричал он, едва она вошла. Казалось, у него возникли затруднения с голосовыми связками.

– А?

– Кто, черт побери, это?

– Не выражайтесь!

– Кто это? Ну, эта девушка – кто она? Как ее зовут?

– Чего вы кричите-то? – оскорбленно сказала Клэр.

Взволновала молодого человека большая фотография в рамке, стоявшая в центре каминной полки. Она запечатлела девушку в охотничьем костюме, стоящую рядом с лошадью. Это была любимая фотография Клэр. Энергичная и лихая стиральщица пыли, обладающая внушительным рекордом кокнутого фарфора и разбитого стекла, это произведение искусства она всегда протирала бережно и осторожно.

– Она-то? – сказала Клэр. – Так мисс Кей, кто же еще?

Шагнув вперед, она смахнула пылинку со стекла.

– Это она еще в Мидуэйзе снималась, два-три года назад, до того как полковник потерял все свои деньги. Я тогда была горничной мисс Кей – ее личной горничной, – добавила она с гордостью, но в ее устремленных на фотографию глазах появилась грусть: ведь для нее она воплощала всю славу и роскошь невозвратного вчерашнего дня, того чудесного былого, которое включало лошадей, и охотничьи костюмы, и старинные печные трубы из красного кирпича на фоне голубого неба, и кроликов в парке, и озеро, сверкающее в солнечных лучах, и все остальное, из чего слагались Мидуэйз и преуспеяние. – Я помню день, когда сделали эту фотографию. Ее в газете напечатали, фотографию то есть.

Но Сэма все еще била лихорадка.

– Мисс Кей? Какая мисс Кей?

– Мисс Кей Деррик, племянница мистера Ренна.

– Вы про человека, который живет тут?

– Ну да. Он предложил мисс Кей свой дом, когда все всмятку разбилось. Вот почему я тут. Я бы могла остаться в Мидуэйзе, если бы захотела, – объявила Клэр. – Новые хозяева меня бы оставили, захоти я. Но я сказала: «Нет, – сказала я. – Я поеду с мисс Кей, – сказала я. – Я ее не брошу в зло… злополучии», – сказала я.

Сэм дернулся, как от электрического шока.

– Не хотите же вы сказать… ну конечно, не хотите… не хотите же вы сказать, что она живет тут?

– Живет, а как же?

– Так не здесь же? Не в этом самом доме?

– А где ж еще?

– Ах, черт!

Сэм содрогнулся с головы до ног. Его осенила потрясающая мысль.

– Ах, черт! – вскричал он снова, и глаза у него выпучились. Затем, не тратя больше слов, ибо настало время не для слов, а для действий, он одним прыжком исчез за дверью.

Выпрыгнуть из входной двери, скатиться с крыльца и очутиться перед доской у изгороди Сэм умудрился во мгновение ока. Под крупными буквами, оповещавшими о сдаче внаем, с мебелью, он теперь различил буковки помельче, сообщавшие всем, кого это могло заинтересовать, что по вопросу о поселении в удобнейшем полуособняке «Мон-Репо» следует обращаться к господам Мэттерсу и Корнелиусу, агентам, Огильви-стрит, Вэлли-Филдз, Ю.-В. Он галопом взлетел назад на крыльцо и забил кулаками в дверь.

– Чего еще? – осведомилась Клэр.

– Где Огильви-стрит?

– Дальше по улице, первая улица налево.

– Спасибо.

– На здоровье.

На песчаной дорожке он остановился, поразмыслил и вернулся.

– Опять тут? – сказала Клэр.

– Вы сказали «налево» или «направо»?

– Налево.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности, – сказала Клэр.

На этот раз Сэм осуществил спуск по ступенькам единым прыжком. Но у самой калитки его осенила еще одна мысль.

– Любите поразмяться, а? – терпеливо сказала Клэр.

– Мне внезапно пришло в голову, – объяснил Сэм, – что у меня нет денег.

– А я-то тут при чем?

– Эти агенты ведь потребуют аванс, верно?

– Похоже, что так. А вы дом хотите снять?

– Я хочу снять «Мон-Репо», – сказал Сэм. – И мне необходимы деньги. Где мистер Брэддок?

– В кровати.

– А в какой комнате?

– Верхний этаж в конце коридора.

– Спасибо.

– К ва-шим услу-гам, – сказала Клэр.

Ее показания, что гость находится в кровати, оказались точными. Сэм, войдя в спальню для гостей, узрел, что его школьный товарищ лежит на спине, рот у него разинут, а волосы спутаны. Он ритмично храпел. На стуле рядом с ним покоился поднос с чайником, тостами и остывшим яйцом всмятку такого язвительного вида, что Сэм, устремляясь к тумбочке, отвел глаза.

Тумбочка, наоборот, ласкала взор. Рядом с коробкой для воротничков мистера Брэддока и его головных щеток высилась миниатюрная гора из банкнот и серебряных монет – в лучах утреннего солнца зрелище абсолютно пленительное. Скрюченными пальцами Сэм сгреб гору, нашел листок бумаги, карандаш и помедлил в поисках нужных слов.

Но глупо пытаться улучшить стиль мэтра. Фарш Тодхантер доказал, что занимает особое место в этом литературном жанре, и Сэм без колебаний взял его за образец. Он написал:

«Дорогой Брэддер, ты, конечно, удивишься, узнав, что я занял у тебя деньги. Верну их, как Бог даст. Пока же, как сказал сэр Филип Сидни раненому солдату, моя нужда больше твоей.

Надеюсь, это застало тебя в полном благополучии.

Вечно твой С. Шоттер».

Затем, прислонив эту записку к коробке для воротничков, он покинул спальню.

Но на площадке его остановило ощущение, что произошло какое-то упущение, какое-то доброе дело осталось несовершенным. Он вернулся, взял вареное яйцо и осторожно опустил на подушку возле головы своего друга. Совершив это, он вновь спустился по лестнице и вышел на широкую тропу, которая вела к конторе господ Мэттерса и Корнелиуса, агентов, на Огильви-стрит.

11. Сэм снимает дом

Что подумал бы мистер Мэттерс о Сэме, когда тот несколько минут спустя влетел в контору, нам узнать не суждено, ибо мистер Мэттерс скончался в 1910 году. А мистер Корнелиус подумал, что никого гнуснее он еще не видел. После быстрого оценивающего взгляда сквозь очки в золотой оправе он даже поделился своим мнением с посетителем.

– Я не подаю нищим, – сказал он. Был он почтенным старцем с седой бородой и кустистыми бровями, и в голове его звучали интонации жреца-друида, произносящего молитву у алтаря, перед тем как вонзить нож в грудь человека, распростертого на этом алтаре. – Я не верю в слепое сострадание.

– Я запишу вашу исповедь как-нибудь в другой раз, – сказал Сэм. – Пока же поговорим о домах. Я хочу снять «Мон-Репо» на Берберри-роуд.