Групповая гонка. Записки генерала КГБ - Валерий Сысоев

Когда я снова стал работать в Спорткомитете, уже у Марата Грамова, мы, помню, столкнулись с тем, что в стране имелся явный дефицит малых весовых категорий в разных видах борьбы. Начали искать спортсменов в Якутии, где генетически люди очень предрасположены к борцовским дисциплинам. Правда, когда их начали привозить на сборы, выяснилось, что все якуты – завзятые курильщики.

Для меня в процессе той работы становилось все более и более очевидно, что у каждой нации есть свои двигательные особенности. Встречаются исключения, но общая тенденция от этого меняется не сильно. В Чувашии всегда имелись ходоки – сухие, легкие, выносливые. А среди представителей Северного Кавказа ходоков или бегунов насчитывалось не так уж много.

Когда в Сигулде, где не без моего участия была сооружена первая в нашей стране санно-бобслейная трасса, возникла необходимость начинать осваивать сани и боб, нам казалось, что самое функциональное – привлекать в эти виды спорта бывших автогонщиков и мотогонщиков. Вроде тоже скорость, схожее управление снарядом. А люди от пережитого в желобе стресса начинали сходить с ума. Уже потом, когда наши специалисты разложили на составные части всю механику бобслейного спорта, стало очевидно, что вести поиски нужно совсем не в технических видах. А в легкой атлетике. Брать метателей, толкателей ядра – то есть людей с большой и хорошо проработанной мышечной массой. Потому что одна из главных составляющих в бобслее – разгон.

Из таких вроде бы мелочей складывалось профессиональное понимание спорта.

* * *

Работая до прихода в «Динамо» в Спорткомитете, я понемногу стал разбираться даже в футболе. Говорю «даже», потому что этот вид спорта всегда были антагонистом по отношению ко всем остальным. Проще говоря, есть виды спорта, которым просто завидуешь. Тому, что они существуют в более комфортных условиях, например. Или не требуют чрезмерных лишений – в отличие от тех же лыжных гонок или велосипеда, где ты постоянно либо в холоде, либо по колено в грязи, либо на дикой жаре и кроме этого тащищь на себе целую гору всевозможного оборудования.

Футболисты были прежде всего избалованы вниманием. Когда Павлов уходил в отставку с должности председателя Спорткомитета, и на Лужнецкой набережной народу официально представляли нового председателя Спорткомитета Марата Грамова, перед нами, помню, выступал бывший секретарь ЦК Михаил Васильевич Зимянин. В конце своего выступления этот пожилой уже человек сказал: «Футбол и хоккей – дело всенародное. Шутки с ними опасны».

Та фраза очень сильно врезалась мне в память. Когда я пришел в «Динамо» из спортивного отдела, где занимался в основном велосипедом и лыжами, и когда уже потом в московском «Динамо» стал курировать хоккей, затем футбол, а впоследствии создавал первый в России профессиональный клуб, то понял, как мало я вообще знаю об этих видах спорта. И стал смотреть на происходящее совершенно другими глазами. Нет, у меня не сменилась позиция в отношении перекоса, существовавшего между футболом, хоккеем и остальными видами – особенно с учетом футбольных результатов. Но я окунулся в аудиторию людей, приходящих на стадион, интересующихся футболом, болеющих за него.

Когда мы говорим о футбольной аудитории: «От слесаря – до академика» – это ведь действительно так. Это действительно невероятного масштаба народное явление – в полном смысле этого понятия.

Я встречал тренеров, которые могли подозвать к себе футболиста и сказать ему: «Ты жене дома-то скажи, что если будешь так хреново играть, то в очереди на квартиру я переставлю тебя на 151-е место. А могу на третье». То есть люди прекрасно понимали, что очень многим мужчинам свойственно находиться под влиянием женщины – примеров хватает как в спорте, так и вне его. И что через женщину можно повлиять на игрока так, как не сумеет даже самый великий тренер.

У меня самого был почти анекдотичный случай, когда мы с Николаем Николаевичем Озеровым безрезультатно бились за то, чтобы Льву Ивановичу Яшину присвоили звание Героя Социалистического Труда – очень хотели, чтобы Яшин успел получить эту награду при жизни. И когда уже совсем потеряли уверенность в том, что из этой затеи что-то получится, Озеров сказал:

– Давай-ка попробуем зайти через Раису Максимовну.

Я поначалу отнесся к этому скептически. Но Озеров спросил:

– Сам подумай, а что мы в этом варианте теряем?

Мы направили просьбу через Раису Максимовну и внезапно все получилось. Более того, в ответ на мои слова благодарности за присвоение Яшину звания, Горбачев сказал: «Не меня вам за это благодарить надо, а Раису Максимовну».

* * *

Мамины слова о том, как важно научиться жить среди людей, я вспоминал тогда часто. Я очень быстро стал понимать, что настоящее признание – не когда тебя куда-то приглашают. А когда ты понимаешь, что человек к тебе приходит по жизни, посоветоваться, что-то обсудить. Когда он уважает тебя не потому, что ты его начальник, а видит, что твоя доля труда тоже вложена в его развитие, в его профессиональное совершенствование. Такая история была у меня лично с Валерием Газзаевым. Когда он закончил играть и должен был определяться со своим послеспортивным будущим, порой бравировал:

– Какой футбол? Я юрист, подамся в бизнес.

Насколько мне было известно, один из его друзей, бизнесмен, нашел зарубежных инвесторов, которые взялись строить в Москве спортивный комплекс. Газзаева привлекли к проекту – он даже приходил ко мне с этой идеей. У нас тогда имелась достаточно заброшенная территория на Водном стадионе, и Газзаеву я сказал, что если его партнеры готовы возводить там спорткомплекс – вперед.

Но вскоре Валера позвонил мне и сказал: «Не мое это, хочу в футбол вернуться».

Я сумел тогда его убедить не пытаться сразу браться за серьезную команду. Посоветовал:

– Валера, пойди тренером в детскую спортивную школу, попробуй, вдруг окажется, что это – как раз твое?

Он попробовал, начал работать. Через какое-то время я посмотрел на его работу и сказал:

– Вот теперь можешь брать команду.

Знаю, что он был очень мне благодарен за то участие в его судьбе. Хотя я не ждал от него благодарности – вообще никогда не ждал ее от тех, кому помогал. Конечно, мне было важно, как люди ко мне относятся – это всегда важно, когда работаешь в коллективе. Но если ты начальник, то должен уметь подняться над ситуацией, понимать, что помогая людям расти, ты делаешь это для себя, для своего совершенствования. Тебе это хочется? Нравится? Ты этим живешь. Значит, радуйся, что жизнь дала тебе такую возможность. Если человек, которому ты помог, не оценил этого или не понял, это его проблема – не твоя.

* * *

Работа в «Динамо» довольно быстро стала для меня не только образом жизни, но и ее смыслом. Я все время ставил перед собой какую-то задачу. Например – готовить спортивных руководителей из числа бывших спортсменов. Но очень быстро понял, что затея абсолютно неэффективна: коэффициент «попадания» составил не более десяти процентов.

С одной стороны, были случаи личной неустроенности. Я встречал категорию людей, которые постоянно думали о том, что спорт им что-то недодал. Трагическая история, на самом деле. Кто сказал, что спорт – это профессия, которая обязана кормить тебя всю последующую жизнь? Ничего подобного. Но если мы говорим, особенно сегодня, что спорт – это бизнес, так и жить нужно начинать по законам бизнеса: ты вложил себя, свое здоровье в то, чтобы получить результат. Теперь вкладывай результат туда, где он даст прибыль. Даже при запредельных физических нагрузках у спортсмена достаточно много свободного времени на тех же тренировочных сборах. Если ты нормальный человек, возьми книжку – погрузись в английский, французский, немецкий, раз уж спорт дал тебе возможность ездить по всему миру. Спорт ведь предоставляет огромную коммуникативную основу. И выбор, как всем этим правильно распорядиться, зависит исключительно от человека. Один расправляет крылья и взлетает, а у другого, как говорил Михаил Жванецкий – «Консерватория, Сибирь, суд, тюрьма».

Другое дело, что спорт измочаливает. Психология выдающегося спортсмена после окончания карьеры – крайне сложная вещь. Важно очень аккуратно попытаться нащупать в человеке то, что может запустить процесс его жизненной адаптации. Не знаю даже, что важнее: та часть пути, когда ты ведешь человека к результату, или та, где он оказывается один на один с жизнью. Для меня это всегда имело очень большое значение – не бросить человека наедине со своими проблемами, что-то ему подсказать, помочь.

Когда я уже возглавил общество, одной из своих задач видел возвращение в «Динамо» Льва Яшина. Уговаривал его долго, он отнекивался, говорил, что вообще не представляет, как это – сидеть в кабинете с девяти утра до шести вечера. Я же стоял на своем:

– Лев Иванович, ты – флаг «Динамо», его символ. Мне вообще неважно, будешь ли ты в девять утра приходить на работу. Но должен быть кабинет, на котором написано: «Лев Иванович Яшин». Динамовский народ должен знать, что Яшин – в доме.