Личное задание - Сергей Донской

На протяжении этого вступления Пафнутьев ужасно волновался и потел. Во-первых: зачем опохмелялся? Могут унюхать, неприятностей потом не оберешься. Во-вторых, он, как на грех, не знал профессионального языка, ни одного. И теперь боялся, что вообще ни хрена не поймет, а так и будет сидеть, хлопая глазами. Что втолковывал ему хозяин кабинета только что? Кооператив ликвидируют, что ли? С пафнутьевского носа упала мутная капля пота. В огромном кабинете, подавляющем своим размахом, в обществе двух лощеных наодеколоненных мужчин он ощущал себя забредшим на банкетный стол тараканом. Заманили, и – шлеп! За что? Повод всегда найдется. За то, что все еще ползает...

Однако Пафнутьева не зашибли, отнеслись к нему с полным уважением.

Часто поправляя на носу золотую оправу дымчатых очков, молодой коммерсант (Борман? Гурман?), фамилию которого Пафнутьев напрочь забыл, подчеркнуто вежливо и доходчиво стал излагать суть своих предложений по реорганизации кооператива. Он даже снизошел до того, что попытался объяснить собеседнику, почему должно быть так, а не иначе. Красивые обтекаемые фразы проплывали в мозгу Пафнутьева, иногда даже откладываясь там... Экологическое оздоровление промышленного мегаполиса, каковым является Курганск... Создание курортной зоны... Частичное решение жилищной проблемы... Проект постановления исполкома... Письмо землеустроителей...

Становилось все понятнее и понятнее, яснее и яснее, а потом – оп! – сделалось совсем уж предельно ясно и понятно. В обмен на документацию кооператива и несколько автографов Пафнутьева ему прямо сегодня были готовы выдать кругленькую сумму в долларах, что составляло целую кучу настоящих, привычных денег, с которыми ходят в магазин. Кадык Пафнутьева дернулся так, что едва не прорвал изнутри тонкую кожицу куриной шеи. Если ежедневно брать по две бутылки водки с закуской, то этого должно хватить на целых три года! Живут ли так долго в столь сказочной роскоши? При норме – литр в день? Пафнутьев даже подумал, что ослышался, что опять в голове шарики с роликами барахлят.

– Долларов, кху? – переспросил он, едва не подавившись собственным удушливым кашлем.

– Именно, – подтвердил молодой коммерсант, нежно тронув пальчиком дужку очков. – Американских.

– А можно в рублях? – почти прошептал Пафнутьев, обмирая при одной только мысли, что сейчас сказочный мираж рассеется, обернется фигой под носом.

– Можно! – легко согласился очкарик. – Для вас хоть луну с неба... Семьдесят пять тысяч вас устроят?

– Стоп! – протестуще воздел руки хозяин кабинета. – Борис Яковлевич! Так дела не делаются! Финансовые вопросы вы уж обсуждайте сами, без меня. Организационная сторона дела вас устраивает, Семен Семенович?

Пафнутьев выразил утвердительным сипением полное согласие, даже с тем, что он из Степана превратился в Семена.

Хозяин кабинета собрал брови в одну линию:

– Тогда не смею вас больше задерживать, господа предприниматели. Мне, честно говоря, сейчас совсем не до коммерции. Задолженность по выплатам пенсий в области достигла критического уровня, – доверительно говорил он, мягко подталкивая ветерана кооперативного движения к выходу. – Вот, собрал людей, будем думать-гадать, как помочь нашим старикам... Нужно ведь помогать, Семен Сергеевич, как считаете?

– Да, – откликнулся Пафнутьев, – без пенсии никак.

Да только не пенсией были заняты его мысли, забродившие на вчерашней хмельной закваске. Допустим, лихорадочно размышлял он, брать самую дешевую водку, по двадцатке. Получается сорок рублей в сутки. На червонец – жратвы. Итого полтинник. Пятьдесят перемножить на триста шестьдесят пять...

Не дали сосчитать. Вежливо повели прочь из кабинета, помогли спуститься вниз по лестнице, потом в машину усадили, потом высадили, и снова – ступеньки, теперь уже ведущие вверх.

Пятью триста – будет полторы тысячи, соображал Пафнутьев. Ежели добавить нолик, а потом еще приплюсовать три сто, то в год выйдет...Что за наваждение? Он с недоумением уставился на драную обивку собственной двери, к которой его доставили безымянные дюжие молодцы, назначенные в провожатые коммерсантом в золоченых очечках. Документики, дядя, напомнили ему. Мы за документиками приехали.

Только и успел Пафнутьев, что опрокинуть по-походному стопочку на кухне, как опять подхватили его вместе с картонкой с кооперативными бумагами, опять усадили в машину, опять повезли.

Из пенсии можно будет платить за квартиру и собирать помаленьку на зимнее пальто. А 18 250 рублей – это святое, это годовой пропиточно-прожиточный минимум. Семидесяти пяти тысяч должно хватить на целых четыре года безбедной жизни, и еще 2000 останутся на черный день. А если сократить расходы на питание до самого минимума, который называется килька с хлебом, то...

При чем здесь театр оперы и балета? – досадливо подумал Пафнутьев, которого снова сбили со счета, предложив живенько выгружаться у знакомого всем жителям города здания, принадлежавшего фирме «Самсон». А когда он сообразил, куда его привезли и зачем, то помчался вперед вприпрыжку, изнывая от желания поскорее обменять пыльный картонный ящик на новенькие бумажные купюры.

К его удивлению, никаких балерин внутри здания не наблюдалось. У здешних лебедушек юбчонки оказались чуточку подлиннее балетных, зато – в обтяжку, на манер гондонов, которыми Пафнутьев в последний раз пользовался лет десять назад. Испытывая от мелькания их попок легкое головокружение и истому, Пафнутьев, как сомнамбула, послушно шел куда говорили и поворачивал где требовалось.

И ждала его комната с обширным черным столом, на который двое провожатых водрузили пафнутьевский короб – такой большой и внушительный в сравнении с брикетиком сотенных, улегшимся рядышком. И сидели в комнате три человека, представившихся Пафнутьеву нотариусом, юристом и бухгалтером. Под их присмотром волеизъявление двух юридических сторон было должным образом зарегистрировано и оформлено.

Все были довольны итогами этой встречи. Даже два молодца среднеазиатской наружности, намаявшиеся с Пафнутьевым и его коробом. Когда им было поручено доставить кооператора домой, они украдкой переглянулись, и один провел ребром ладони по горлу. Пафнутьев этого жеста не заметил, а если бы и заметил, то списал бы на желание молодца поскорее выпить. Сам он ведь прямо-таки изнывал от такого желания.

* * *

Спровадив кооператора к знатокам законодательства и хозяйственно-финансовых фортелей, Губерман энергично продолжил воплощение в жизнь новых планов. Перед ним вольготно раскинулся молодой, относительно цивилизованный бандит Эрик, порекомендованный Папой в наместники облюбованного поселка.

Эрик вовсе не чувствовал себя в губерманском кабинете гостем. Он никогда и нигде не чувствовал себя в гостях, не чванился, не жеманничал, а просто заходил и садился на самое удобное место. В данном случае было выбрано крутящееся кресло Губермана, нерасчетливо вышедшего из-за стола поприветствовать уважаемого посетителя. Теперь Эрик с явным удовольствием устроил себе карусель – большой мальчик, при всех регалиях, соответствующих его взрослому рангу, вплоть до золотого зажима на воротничке черной шелковой рубахи с латиноамериканской вышивкой. Где-то там, на широкой, но пока не слишком волосатой груди сверкала обязательная цепь-ошейник с массивным христианским символом смирения. Порой цепь перекручивалась с золотым жгутом, но Эрик стоически сносил неудобства. Этим своеобразным рыцарским крестом он был награжден два года назад лично Итальянцем, надевшим цепь на Эрикову шею и сопроводившим ритуал троекратным лобызанием.

Подчеркнуто мафиозный прикид очень шел этому парню с нервным худым лицом и длинными черными волосами, гладко зачесанными назад. Губерман подозревал, что по телевизору Эрик смотрит не примитивные боевики, а трагические бандитские саги, возможно, даже проливая втайне скупую мужскую слезу, когда герои замедленно падали, погибая от подлых полицейских пуль.

– Срань господня, – произнес Эрик в полном соответствии с видеоканонами. Подумал немного и выругался еще более звучно: – Шит!

Упоминание круто замешанного американского дерьма означало, что новости, услышанные от Губермана, не вызвали у Эрика ни малейшего энтузиазма. Он и семерка его бойцов переходили в полное распоряжение этого хитромудрого жида, Папиного любимчика. А тот залепил с ходу: езжай-ка ты, братец Эрик, за город дачки сторожить – там самое для тебя подходящее место.

– Какой понт от этого? – угрюмо спросил бандитский братец Эрик, разглядывая лаковые носы своих широко раскинутых в стороны туфель. – Нашел сторожа! Может, еще свисток с берданкой мне выдашь? Тулупчик овчинный?

– Выдам кое-что получше, – загадочно усмехнулся Губерман. – Позже.