Ариэль. Другая история русалочки - Лиз Брасвелл

на земле. Ведь она была слишком занята мечтами об Эрике.

В некотором роде именно эта часть истории чайки взволновала русалку больше всего. Она не пыталась скрывать от себя тот факт, что её сердце предательски ёкнуло, когда птица упомянула его имя.

Эрик.

Эрик что-то вспомнил?

Он написал оперу о случившемся? О ней?

Дело было, конечно, не в том, что Ариэль это льстило. Если воспоминаний Эрика хватило на то, чтобы сочинить на их основе музыкальное произведение... возможно ли, что он вспомнил и её тоже? Хотя бы смутный образ?

Что касается её самой, она вспоминала о нём слишком часто.

Вопреки тому, что жизнь русалки была разрушена в результате её увлечения юношей, когда она закрывала глаза, последние мысли, проносившиеся у неё в голове перед отходом ко сну, частенько были посвящены ему.

И когда безупречно прекрасный, определённо очаровательный (и практически бессмертный, что также будет нелишним упомянуть) русал пытался добиться её расположения, всё, о чём она могла думать, это то, как его волосы будут выглядеть, если их высушить. Будут ли они пружинить, как у Эрика?

Опера. На что походили его арии? Что он написал для актрисы, исполняющей её партию?

Ариэль улыбнулась, заметив, что во всём этом была доля иронии: когда-то она пропустила свой концерт, увлёкшись человеком, который, в свою очередь, написал для неё песни теперь, когда она больше не могла петь.

Проведя пальцем по песку, лежавшему толстым слоем на одной из ближайших к ней полок, русалка написала буквами рунического алфавита имя «Эрик».

Возможно, всего лишь возможно, пока Ариэль будет занята спасением отца, она также сможет повидать принца.

В память о былых днях.

Себастьян

– НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ-НЕТ!

Себастьян беспокойно расхаживал взад-вперёд вдоль одной из балюстрад, установленных по краям тронного помоста. Подобно многим предметам русалочьей архитектуры, она была выращена из кораллов, которых не без труда уговорили переехать сюда.

Тик-тик-тик! Лапки краба семенили по поверхности балюстрады – преисполненный уверенности в собственной правоте, Себастьян шагал из конца в конец, воинственно сжимая клешни и не единожды бросая взгляд на свою публику.

Публика тяжело вздохнула. Хотя такая реакция со стороны её маленького друга была вполне предсказуема, ожидание окончания приступа гнева, охватившего краба, было не самой разумной тратой её времени.

Будучи прежней девчушкой, она бы уплыла прочь. Будучи прежней девчушкой, ещё не потерявшей голос, она бы принялась с ним спорить.

Будучи немой царицей, она не могла сделать ни того, ни другого.

Подняв трезубец, Ариэль дважды постучала им о морское дно. Не для того, чтобы призвать волшебные силы – только лишь затем, чтобы привлечь его внимание. Чтобы напомнить ему, кто она такая.

Гневная тирада краба затихла на полуслове. Девушка посмотрела на него, выразительно приподняв брови: «Ты это серьёзно, Себастьян?»

– Ничего хорошего из этого не выйдет, – ответил он, немного оробев. – Как и всегда, когда дело касается суши.

– Мой отец может быть жив, – показала она на языке жестов. – Это достаточно веская причина, чтобы, по крайней мере, попытаться.

Такие слова заставили Себастьяна колебаться. Он медленно прошёлся вдоль перил, цокая конечностями по кораллам, пока наконец не приблизился к девушке на достаточное расстояние, чтобы положить свою клешню на её руку:

– Ариэль, я тоже по нему скучаю... но, возможно, ты просто гоняешься за призраком.

– Довольно, Себастьян, – обратился к нему Флаундер. – Царица уже приняла решение.

– Полагаю, ты её к нему склонил! – со злостью произнёс краб, обвинительно ткнув в сторону рыбы клешнёй.

Флаундер закатил глаза.

– Он не склоняет меня к решениям, а помогает с их осуществлением, – возразила Ариэль.

– Я бы мог оказаться для тебя куда полезней, – заискивающе произнёс Себастьян. – Я хоть и недолго, но всё-таки могу передвигаться по суше.

– Ты нужен здесь, в качестве моего заместителя.А также для прикрытия.

– Я не собираюсь представать перед толпой русалочьего народа и... прочими морскими обитателями и сообщать им о том, что царица покинула их, намереваясь пуститься в немыслимую авантюру в одиночку! Если ты решила уйти, тебе должно хватить смелости сказать им об этом.

В ответ Ариэль показала всего один жест:

– Нет.

Она положила свою изящную ладонь себе на горло. Это действие было красноречивей всяких слов.

Себастьян сдался:

– Ладно, иди. Тебя и раньше никто не мог остановить, коль уж ты вбила себе что-то в голову, даже когда это дорого тебе обходилось.

При этих словах перед ним на секунду появилась прежняя Ариэль, которую охватило желание широко улыбнуться и запечатлеть поцелуй на панцире маленького краба. Он был прав. Это и впрямь так на неё похоже – отправляться туда, где даже ангелы боятся бывать. Уж если она что-то задумала, никто не мог её переубедить. И однажды это действительно дорого ей обошлось. Чего ей это будет стоить на сей раз?

– Прошу, расскажи хотя бы сёстрам, – взмолился Себастьян, устало вздыхая. Спрыгнув с края балюстрады, он устремился по песчаному дну к трону. После серии быстрых толчков в крабьем стиле, когда чуть сносит вбок, он осторожно приземлился прямиком на подлокотник трона – подходящее место для того, кто занимает должность заместителя царицы. – Не могу даже представить, как мне придётся объясняться с ними прямо сейчас.

Ариэль ответила утвердительным кивком, затем кивнула ещё раз, опуская глаза:

– Спасибо.

С этим она уплыла прочь, чтобы ей не пришлось смотреть на то, какими взглядами он обменяется с Флаундером.

Её сёстры находились в Гроте развлечений, свободно плавая в заполняющей его воде и эм... развлекаясь. Они украшали свои причёски актиниями, распушали вуалетки из морских водорослей и перебирали содержимое огромных морских раковин, изобилующих драгоценностями, жемчугами и перламутром. Ариэль едва помнила те времена, когда их мать ещё была жива, но нисколько не сомневалась в том, что тогда её сёстры гонялись за удовольствиями не столь исступлённо. Теперь они топили своё горе в беспечных, бесполезных занятиях, не требующих большого ума и дарящих возможность отвлекаться от тяжёлых мыслей хоть на время.

Ариэль рассеянно зачерпнула содержимое чаши- раковины ладонью, позволив безделушкам просочиться сквозь её пальцы. По большей части они не были огранены или отшлифованы, как бы с ними поступил ювелир с суши: они посверкивали то здесь, то там, возвышаясь над коричневатой поверхностью камня. Одинокий кристалл мог блестеть подобно грозному оружию бога, но при этом его «острие» венчал кусок шероховатой горной породы – этой стороной он крепился к внутренней