Тайна раскроется в полночь - Марина Серова

Хоть стой, хоть падай – да уж, эта девушка сыщик почище меня и знает тайны, которые, в частности, ее родной матери наверняка кажутся надежно скрытыми.

– Хорошо, – кивнула я, – разговор не об этом. Расскажи о втором случае. Ты ведь и тогда оказалась прямо у комнаты, где произошла трагедия.

Наталья вновь покраснела.

– Я понимаю, что на сегодняшний момент я – главный подозреваемый. Галка мне сразу это внушать начала, а мама только головой качает, и я вижу – она самой себе задает вопрос, не ее ли Натка тут всех грохает?

– И кого это – «всех»?

Она неловко взмахнула руками.

– Это образное выражение.

– Хорошо. Итак, ты была в коридоре. Ты слышала выстрел?

Она тут же мотнула головой:

– Я тогда не знала, что это выстрел, но звук был – такое странное «бббум!». Я немного постояла – но не буду же я стучать к тете Оле и задавать ей глупые вопросы! И потому я просто пошла к себе. А когда вдруг все начали кричать, я и побежала… И сто раз пожалела – там все было в кровище! Я кровь с детства не переношу, это какой-то кошмар.

Я внимательно посмотрела на голубоглазое дитя, которое, по всему выходило, было чересчур уж в курсе всего, происходившего в доме.

– Хорошо. А вот ответь мне: кто у вас обычно выносит мусор?

Первые несколько секунд Наталья смотрела на меня с удивлением.

– Тетя Света. Ну и другие, кто выходит по своим делам из дома. Вот в тот день…

Она тут же осеклась, словно вдруг до нее дошел некий факт, на который она до сих пор не обращала ровно никакого внимания. Следовало нажать на девицу.

– Ау, Наталья, отчего вдруг замолчала?

Она молниеносно пришла в себя и широко, что называется, от уха до уха, расплылась в улыбке.

– А вы про какой случай спрашивали? Про первый?

– Про второй.

Она картинно задумалась на минутку и тут же радостно помотала головой.

– Не помню! Сами понимаете, в тот день нам всем не до мусора было. Наверное, тетя Света и выкинула. А что, это важно?

Эта девица была хитрюга. Можно было поклясться: она видела того, кто выносил мусор – или окровавленные перчатки под видом мусора. Видимо, тогда это не произвело на нее ровным счетом никакого впечатления. А вот теперь вдруг всплыла некая деталь…

Я сделала себе заметку на память, широко улыбнулась Наталье и, попрощавшись, отправилась на встречу с ее мамой.

Глава 11

Признаться, после общения с семейством я ощущала себя уставшей старухой и только и мечтала поскорее вернуться домой, да заварить себе чайку, да развалиться на диванчике, накрывшись пледом…

Увы, для начала следовало завершить дела на сегодня. Я вздохнула и мужественно направилась в конец коридора, остановившись перед последней дверью – здесь меня должна была встретить мать близняшек Натальи и Галины. Прежде чем постучать, я уточнила по распечатке Германа, что женщину зовут Инна и она – его приемная сестра, усыновленная родителями в самом нежном возрасте и воспитанная на равных с родными детьми.

Последняя из сестер была самой спокойной и на первых порах выглядела вполне доброжелательной. Она встретила меня у самых дверей, проводила до кресла и сама уселась напротив, тут же уставившись на меня с застывшей на губах улыбкой, словно ожидала чего-то потрясающе интересного от общения с частным детективом.

Признаться, меня заинтересовал сам внешний вид Инны: худощавая, рыжеволосая, она выглядела довольно молодо. Несмотря на то, что, судя по ее дочерям, ей должно было быть не меньше сорока, на ее лице, лишенном всякого грима, не было ни морщинки, цвет лица удивлял свежестью, а глаза ярко сияли лазурью, явно не нуждаясь ни в каких подводках да тенях. И при всех этих дивных внешних данных одета женщина была словно столетняя бабулька: черное шерстяное платье до пят, а на голове – коричневая косынка. Кстати сказать, это именно она при общем сборе в кабинете Германа кудахтала, как старая наседка.

– Что, не похожа я на других? – мягко улыбнулась она, заметив мой удивленный взгляд. – Не пугайтесь, я просто стараюсь следовать всем нормам православия: с утра спешу на утреннюю службу в собор на набережной, вечером обязательно посещаю вечернюю службу, соблюдаю посты и заповеди. Если бы не дочки, давно бы ушла в монастырь, да они такие у меня непростые, что не хочу нагружать ими брата, очень он у нас славный и добрый, спаси и сохрани его, Господи.

Вот такое вот вступление-самопредставление. А мне, грешной, тут же припомнилась фраза ее сестрицы-фурии. Как это она мимоходом обронила? «…Потом Инка зашла, навернула картофельное пюре с котлетой – все, что с вечера оставалось, умяла за милую душу».

Надеюсь, в тот день никаких постов не было.

– Спасибо за откровенность, Инна, – я кивнула. – Надеюсь, вы, как и подобает настоящей христианке, будете честно отвечать на мои вопросы.

– Буду откровенна, как на исповеди, – улыбнулась она в ответ с ноткой лукавства.

Тоже неплохо – по крайней мере, у нее хоть по минимуму, а имеется чувство юмора. Что касается меня, то после знакомства со всем многочисленным семейством и целой серии бесед с его отдельными представителями я уже и сама не знала, какие вопросы следует задавать. Потому решила просто беседовать с этой милейшей Инной, чтобы иметь наилучшее представление и о ней самой, и об атмосфере дома с ее точки зрения.

– Инна, расскажите мне, пожалуйста, об обоих покушениях на вашу невестку Ольгу. – Я ненавязчиво наблюдала за выражением ее лица в то время, как звучали мои вопросы. – Первое покушение, когда ей на голову свалилась груда кирпичей. Чему лично вы стали свидетелем в тот день?

Как только речь зашла об этом и прозвучало само слово «покушение», Инна перевела взгляд на окно: в стремительно сгущавшихся сумерках все отчаяннее хлестал о стекло холодный дождь. В ее лице появилось неуловимое выражение – брезгливости? Легкого пренебрежения по отношению к Ольге?

– Вы, наверное, не хуже меня знаете выражение, что ни один кирпич никому на голову просто так не упадет. Это – по поводу первого случая. А по поводу второго – я уверена, прости меня, Господи, что, разумеется, Ольга сама в себя стреляла. Она ведь безбожница, а потому и не думает о простых, но столь мудрых заповедях, одна из которых гласит: «Не убий». Это относится и к самоубийству. Самоубийство – страшный грех.

Тут она снова завздыхала, задвигалась на месте, вновь напомнив мне кудахтающую наседку.

– Ольга – я понимаю, что, наверное, несправедлива к ней, как говорится, не суди и не судим будешь, и все-таки… Она избалованная девчонка, которой с юности повезло встретить нашего Германа. Со дня той встречи она может не думать о деньгах, а лишь о том, как их потратить. Знаю, грех мне судить ее, но… Но подумайте сами – она ничего не делает! Только носится со своей глупой мистической идеей некой блудницы, возомнившей себя чуть ли не Господом Богом! А это великий грех. Чем читать блудные книжки, лучше бы занялась женскими делами – вела бы дом, заботилась о муже, хоть бы раз постирала ему да погладила рубашку! Так нет же – всем этим занимается моя сестра Светлана. Стало быть, она и есть настоящая хозяйка дома!

Она даже слегка порозовела – это необыкновенно шло ее чистому и свежему лицу с рыжеватыми выбивающимися из-под косынки прядями.

– Каюсь, не мне судить Ольгу – Бог ей судья. У меня у самой подрастают две дочки – истинное стихийное бедствие! Особенно Наталья, ураган, а не девчонка! Галина гораздо спокойнее и рассудительнее. И вообще…

Она глубоко вздохнула и бросила взгляд в стремительно темнеющее окно, словно запасаясь силами на долгий рассказ.

– Наверное, мне следует самой рассказать вам свою историю, наверняка Герману будет не совсем удобно это делать за меня…

«Наивная чукотская девушка!» – тут же мелькнула у меня в голове мысль, и я бросила взгляд на файл в моей руке, где Герман без всякого неудобства сообщал, что «Инна – приемный ребенок в семье». Господи, ну почему я такая ехидная?

– …Я ведь в их семье – приемная дочь. – Надо было слышать, как сообщила мне этот факт Инна – так, словно открывала тайну века. – Мои приемные родители усыновили меня, когда у них уже родилась Светлана, ей было шесть лет – просто, как они сами рассказывают, моя мама, мать-одиночка, жила с ними на одной площадке в подъезде, и они с ней неплохо ладили. Я с самого рождения была рыженькой, как и Коопы, они все шутили, говоря, что, видимо, они с соседкой одной крови – огненно-рыжей. А потому, когда моя мать внезапно умерла от непонятной болезни, Коопы тут же усыновили меня. Говорили: не могли себе представить, что эта милая девочка попадет в детский дом. Так я и стала Кооп, и ни разу никто не дал мне знать, что я – неродная в этой семье. Просто когда я стала постарше, мне рассказали о моей родной несчастной маме. Вот и все.

Что тут можно сказать – только благополучно проглотить собственные нехристианские мысли да выразить свое сочувствие и одновременно радость, что все в судьбе этой женщины сложилось столь благополучно. И все-таки я решительно повернула назад – к вопросу, с которого начала наш разговор: