Буря и ярость (ЛП) - Арментроут Дженнифер

Он всё ещё молчал, и чем дольше тянулось молчание, тем чаще билось моё сердце.

— Именно для этого меня растили, Трин. Это всё, что я знаю, и как ты сказала, мы всё равно не можем ничего изменить.

Почувствовав лёгкую тошноту, я отвернулась и отпустила его руки.

— Это не то же самое, что хотеть этого.

Миша отвернулся и, наблюдая за ним, я увидела, что он запустил руку в свои непослушные волосы. Он ненавидел их, а я всегда думала, что они очаровательны, и, когда он посмотрел на дом, где мы оба жили, где наши комнаты были разделены парой стен, я внезапно обнаружила, что… плачу.

Может, это было особое время месяца, потому что я никогда не плакала.

Но нет, я плакала.

В горле жгло, я всю жизнь провела рядом с Мишей, и наши жизни были неразрывно связаны вместе. Я ведь даже не думала о том, что он может чувствовать по этому поводу?

Думала, но поверхностно, и больше о том, как это влияет на меня.

— Я эгоистка, — прошептала я.

Миша повернулся ко мне.

— Обычно, я очень ценю это редкое чувство самосознания и не ставлю это под сомнение, но почему ты так считаешь?

Моя нижняя губа задрожала.

— Потому что я никогда не думала, что ты можешь не хотеть этого.

— Трин, стоп, — он снова был передо мной, обнял за плечи. — Я хочу этого. Это большая честь быть твоим Защитником.

— Правда? — я хрипло рассмеялась. — Потому что я не…

— Это честь, — повторил он, сжав мои плечи, и вес его рук одновременно успокаивал и угнетал. — И я, в самом деле, так думаю. Кто ты? Что значит для меня быть избранным, чтобы находиться рядом с тобой? Это огромная честь.

Он говорил так, будто действительно имел это в виду, но я говорила так всё время, и даже когда не имела это в виду, особенно, если я хотела быть той, кем притворялась.

Миша потянул меня к своей груди, и я пошла, небрежно обхватила его за талию, а он обнял меня за плечи. Когда я была младше, я жаждала этих объятий даже больше, чем осознавала, и даже став старше, я всегда могла найти в его объятиях утешение. Но сейчас?

Сейчас я испытывала желание уйти.

Миша долго молчал.

— Было нелепо, предложить тебе оставаться в доме. В конечном итоге, ты его сожжёшь или что-то типа того.

Я выдавила усмешку.

— Но можешь сделать мне одолжение? — спросил он, и я кивнула ему в грудь. — Держись подальше от Зейна.

А вот это было неожиданно.

Я отстранилась и уставилась на него.

— Вообще-то я не собиралась стать его лучшим другом навечно или что-то вроде этого, но в чём дело?

— Я… я слышал о нём, — сказал он, опустив руки. — Не стоит с ним связываться, Трин. Зейн — не тот, кого ты захочешь видеть рядом.

ГЛАВА 4

Я вела себя хорошо и оставалась в комнате как хорошая маленькая Тринити, даже несмотря на то, что Миша ушёл после того как сопроводил меня сюда, потому что я плохо себя чувствовала после прошлой ночи. Я засиделась допоздна, ожидая его возвращения, но его не было, и я решила, что он столкнулся с Джадой или её парнем Таем.

И вот я оставлена в одиночестве, а это значит, что у меня было много времени на размышления, и я думала, ну… может, мне надо извиниться перед Зейном.

Он бы не схватил меня прошлой ночью, и возможно даже пытался окликнуть меня, но я не услышала его, и, вполне возможно, моя реакция была слегка неадекватное и импульсивной.

И, вероятно, я должна извиниться когда — если — снова его увижу. Не то, чтобы я собиралась искать его. Если Миша сказал, что не стоит с ним связываться, значит не стоит.

Но с другой стороны, я умирала от любопытства выяснить, почему Зейн был таким непозволительным табу.

И всё потому, что мне было очень скучно.

Закатив глаза, я опустила зубную щётку в держатель и посмотрела на своё отражение. Пряди мокрых волос прилипли к щекам. Я взяла очки с раковины и надела их.

Еле волоча ноги, я дошла до кровати и шлёпнулась на спину. Очки соскользнули на переносицу, и я уставилась на светящиеся в темноте звёзды, рассыпанные по потолку. Их было почти не видно, потому что уже наступил день.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нетфликс, наконец, выложил полную версию «Принца из Беверли-Хиллз»[2], и я могу шесть сезонов наслаждаться Уиллом Смитом.

Я повернулась на бок, мой взгляд упал на фотографию в рамке на ночном столике и старую потрепанную книгу, лежащую рядом с ней. На фотографии были мы с мамой, её сделали два года назад. Двадцатого Мая. Мой шестнадцатый день рождения. Фото было просто пятном, но сердцем и в мыслях я знала, как она выглядит.

Тьерри сделал снимок в Яме, в тот день. Мы с мамой сидели на каменной скамейке, я опустила голову на её плечо, и держала розовую машинку Барби. Я в шутку попросила машину на день рождения. В шутку, по двум причинам: во-первых, ни у кого в общине не было машины. Все ходили пешком… или летали. И, во-вторых, я никогда не смогу управлять машиной. Из-за плохого зрения. Так что, мама есть мама, она вручила мне машину, в качестве одного из двух подарков.

Это было… так похоже на неё.

Книга тоже была от мамы. Её любимая. Старое печатное издание где-то конца восьмидесятых, на обложке изображена обнимающаяся пара, женщина с тоской смотрит на мужчину. Джоанна Линдсей «Пылающие сердца». Мама была большой поклонницей исторического романа и читала эту книгу сотню раз.

Я прочитала дюжину раз, прежде чем шрифт стал для меня слишком мелким, и я уже не могла читать его даже в очках.

Боже, я скучала по чтению, потому что читая, я неким образом чувствовала себя ближе к маме. Я скачала электронную версию на свой iPad, но это совсем не то, что держать книгу в руках.

Это никогда не было одним и тем же.

Сев, я поправила очки. Изображение на телевизоре было совсем расплывчатым, даже после того, как Тьерри заменил его с тридцатидюймового на пятидесятидюймовый. Я взяла пульт…

— Кто эти опасные незнакомцы в Большом зале? Один из них только что переехал в мою комнату, Тринити. В мою комнату.

Я подпрыгнула от вопроса, уронив на кровать пульт, когда Арахис вошёл в мою комнату через дверь — через закрытую дверь комнаты.

Имя Арахис было очень странным прозвищем, но он сказал мне, что так его называли друзья, потому что он был не выше пяти футов. Он предпочитал это имя, и я понятия не имела, как его звали по-настоящему.

Арахис… Ну, он умер при странных обстоятельствах — на концерте Уайтснейк, подумать только, где-то в восьмидесятых годах. Он умер после идиотской выходки — взобрался на одну из концертных башен во время шторма, доказав, что был не самой яркой лампочкой в группе. Из рассказанного им, молния ударила рядом с башней, испугав его, в результате чего он разбился насмерть.

Это был его семнадцатый день рождения.

Трагично.

Я увидела его впервые восемь лет назад, когда мама и Тьерри повезли меня к офтальмологу в Моргантаун, что всего в двух часах отсюда. Мне тогда было десять, я уже видела достаточно призраков и духов, чтобы понять кто он, когда я увидела его, стоящим на тротуаре со скучающим и немного потерянным видом.

Концертная площадь, где он погиб, была недалеко, и, одному Богу известно, как долго он бродил по улицам Моргантауна. Он привязался ко мне, как только понял, что я его вижу и могу говорить с ним, и он сделал то же самое, что и все призраки.

Арахис отправился ко мне домой.

Я пыталась помочь ему перейти черту, но он отказался идти дальше. А это значило, что он застрял в своём предсмертном состоянии и выглядел так же, как когда умер, и не был похож на других духов, здоровых и целых. На нём была винтажная футболка — с названием группы, написанным белыми буквами, и с изображением солиста. Он был одет в чёрные узкие джинсы и обут в пару красных конверсов Чака Тейлора.

Иронично то, что его прикид сейчас считался модным.

Волосы у него были лохматыми и чёрными, что было хорошо, потому что они скрывали вмятину на затылке, которую я однажды, к несчастью, увидела. Он получил приличную травму головы, упав.