Я — авантюрист? - Кирилл Фисенко

единичные сосны сохранили условно вертикальное положение. До рассыпчатого асфальта путешественники тащились больше часа. К тому времени прорезалась жажда, которую собака утолила из кювета.

Хозяин захотел напиться более цивилизованно, через трубочку, и полез разыскивать пустотелый стебель. Срезав несколько на пробу, он забраковал их — не продувались, видимо, внутренние переборки мешали. Подходящий сыскался, но Лёшка остановился, поднеся трубку к губам. Его насторожил сок, выступивший на срезе:

— А если я им вчера отравился? Точно! Когда пил водичку, лизнул, и мне хватило. Ну-ка, на фиг!

Трубка улетела в кусты. Присев на корточки, парень зачерпнул пригоршней прохладную воду, с сожалением вспоминая пустой стаканчик из-под йогурта, так опрометчиво выброшенный у троллейбуса.

Помахивая портфелем, Лёшка шагал вперёд, глядя, как собака зигзагами обыскивает дорогу. Поваленные стволы крупных деревьев загромождали обочины, а вот кустарник устоял. Местами дорогу перегораживали молодые заросли, сквозь которые Гарда быстро отыскивала удобный проход, вспугивая многочисленных птичек. Но вот лес совсем кончился, открыв панораму пожара. Горел не город, а то, что от него осталось. Настроение парня упало ниже подошв его кроссовок. И на фига он сюда пришёл? На фига он сюда попал, вообще!

Ни одного целого здания. Серые бетонные холмы. Словно свалка строительного мусора. Непонятно, что там могло гореть, но горело же? Дымно, с копотью, с шумом даже. Весело, можно сказать, горело в самом близком месте. Обойдя пожар, Лёшка двинулся вглубь развалин — выбора не было, надо искать людей и разбираться, что к чему и почему.

Развалины оказались пустынными, но свежими. Они ещё оседали, потрескивая и обламываясь. Двигаться пришлось осторожно, присматриваясь, чтобы не попасть под нежданный обвал. В нескольких местах Лёшка обнаружил размозжённые трупы, отчего настроение упало ниже некуда. Всё вокруг было покрыто толстенным слоем пыли, которая полностью погасила все краски. Однородная серость местами уступала коричневой ржавчине гнутых, скрученных и разорванных рёбер арматуры. Кое-где обрывки проводов тускло зеленели или желтели.

Развалины напоминали смесь свалки с лунным пейзажем. Потом обнаружился живой человек. Женщина среднего возраста бродила по обломкам, оступаясь и падая. Она что-то жалобно кричала. Подойдя поближе, парень окликнул её:

— Эй, можно вас на минутку? Эй, я к вам обращаюсь! Эй, женщина! Вы меня слышите?

Бесполезно! Догнав аборигенку, Лёшка тронул её за плечо, глупо спросил, что пришло на ум:

— Простите… С вами всё в порядке?

Женщина обернула к парню серое от пыли лицо с грязными потёками. Пустой и безучастный взгляд скользнул по Лёшке, словно по донельзя скучному или пустому месту, и вернулся к развалинам. Снова зазвучал голос, охрипший, негромкий и полный надрыва:

— Мишенька, отзовись, сыночек. Мишенька, мальчик мой, где ты? Не играй со мной в прятки, выходи, Мишенька…

Лёшка схватил женщину за руку, попытался повернуть к себе — та вырвалась. Он снова потянулся. Надо же сказать ей, что…

«А что сказать-то? Нечего, абсолютно нечего, — понимание безнадёжности ситуации, неожиданное и очень острое, пришло к парню, заставив отступить, — у неё сын тут остался… Никуда она не уйдёт, ничего она не услышит…»

Гарда отвела глаза, когда попаданец вслух оправдался перед ней и перед собой — бесполезно, мол, звать эту сумасшедшую. Молча побрели они в глубину бывшего города, внимательно смотря по сторонам. Голос несчастной матери скоро стих, а другие люди не попадались. Трупы — да. Они почти не выделялись из общей серости и крошева бетона.

Несколько раз собака гавкала, привлекая внимание хозяина к руке или голове, торчащей из хлама. Парень содрогался, трогая остывшие тела, но проверял всех. Безуспешно. Да и понятно, почему. Кто не погиб сразу, уже скончались от ранений. Живые вылезли, если смогли, а нет, так звали бы на помощь.

Лёшка задавался вопросом — где спасатели? В его времени все службы, какие только могли, в том числе скорая, пожарники — вместе с выжившими уже бы раскапывали завалы. А тут ни души. Странно… Версии выстраивались неприятные, катастрофические, опасные для него, живого и здорового — типа эпидемий, массовых отравлений газами, ещё там какой-то гадостью.

Плюс ко всему хотелось пить и есть. Похоже, он зря сюда залез. Лучше вернуться к речушке, там хоть рыба в лужах водится. Если только они не пересохли, те лужи… Или русло вернулось… Тогда без сети или удочки фиг прокормишься…

Нерадостные мысли, в общем, одолевали парня, пока он искал среди развалин, сам не зная что. В одном месте блеск битого стекла поманил к себе. И не напрасно — среди осколков витрины уцелела полулитровая бутылка пива. Отпив половину, Лёшка аккуратно разрезал пластик и держал полученную ёмкость, пока Гарда не вылакала до конца. Лишь к вечеру, когда впереди показался очередной высокий холм из обломков, обнаружился ещё один выживший.

— Сюда, ко мне! Я здесь, здесь! Вы что себе позволяете? Вы где шляетесь? Я на вас жаловаться буду, — кричал грязный толстый парень с высокого остатка бетонной стены, — быстро скажите мне ваше имя!

Лёшка пожал плечами, назвался и сказал Гарде:

— Он, судя по всему, напрочь рехнулся…

Та вполголоса, не раскрывая пасти, гавкнула — глухо и внушительно. Мужик спросил тоном ниже:

— Ты не спасатель? Но почему ходишь по развалинам, зачем?

— Хочу и хожу, — ответил попаданец, — а что, нельзя? Чего орёшь? Спускайся.

Лёшка взобрался к нему, цепляясь за арматурную сетку, которая выглядывала из раскрошенного бетона стены. После долгих уговоров мужик неуклюже сполз, повизгивая от ужаса. Потом глянул на свои расцарапанные ладони и разрыдался. Пожав плечами, Лёшка решил, что успокаивать взрослого человека — только время терять, а вот оглядеться надо. Снова взобравшись на остатки стены, он высмотрел впереди нечто похожее на парк или кусочек леса, прикинул направление. Мужик к тому времени успокоился, выглядел нормальным человеком.

— Слышь, абориген, — потирая урчавший от голода живот, спросил Лёшка, — у тебя съестное найдётся? Или поблизости? Солнце село ниже ели, скоро спать, а мы не ели! — И глянул на левое запястье, охваченное серебристым браслетом.

— Музейный экспонат, древние стрелочные часы! Да ещё в металлическом корпусе, — прошептал мужик, пятясь в страхе, — невероятная ценность. Ты вор? Не трогай меня, я никому не выдам! Пощади!

Собака оглушительно гавкнула, парень расхохотался:

— Ну, ты даёшь! Это мои часики, собственные… — однако быстро смолк, тронул мужика, стоящего перед ним на коленях, за плечо. — Эй, как тебя? Юра, встань, не дури. Тут такое дело, понимаешь… Короче, какой год сейчас? Дату назови. У тебя что, совсем крышу сорвало? Эй!

Юра осторожно поднялся, произнёс:

— Двадцать седьмое мая две сто шестьдесят первого.

— Полтора века. Офигенное будущее, — хватаясь за голову, простонал Лёшка, — вот это я попал…