Поймать ночь (ЛП) - Кеньон Шеррилин

- Мало что справедливо в этом мире.

Сделав последний глоток вина, он поднялся и в знак благодарности склонил голову.

- Благодарю за еду.

- В любое время, Вал.

Он застыл от прозвучавшей презренной клички. Его брат Маркус и отец - единственные, кто называл его так и только затем, чтобы подразнить или унизить.

- Мое имя Валериус.

Табита бросила на него холодный взгляд.

- Я не могу называть тебя Валериусом. Фу-у. Это звучит, как какой-то разбитый итальянский автомобиль. И каждый раз, как я слышу это имя, возникает огромное желание разделить его на Во-лар-рей. Ой, ой, ой, и тогда я начинаю думать о фильме «Голливудские рыцари» и поверь мне, ты не захочешь, чтобы я зашла дальше. Поэтому, чтобы сохранить мою психику от этой заезженной пластинки в моей голове и образа сумасшедшего, бегающего вокруг школьного спортзала и делающего отвратительные вещи, ты будешь или Валом или малышом.

Его взгляд потемнел.

- Мое имя Валериус, и на Вала отвечать не собираюсь.

Она пожала плечами.

- Отлично, малыш, это твой выбор.

Он уже было открыл рот, но понял, что спорить бессмысленно. Табита отлично знала, что нужно сделать, чтобы получить желаемое. На все доводы ей было глубоко плевать.

- Очень хорошо, - неохотно сказал он. - Придется смириться с Валом. Но только от тебя.

Она улыбнулась.

- Видишь, это же совсем безболезненно. Кстати, почему ты так ненавидишь это имя?

- Оно грубое.

Она закатила глаза.

- Ты наверно очень веселый в постели, - с сарказмом сказала она.

Валериус замер от ее слов.

- Не понял, что?

- Просто любопытно, как это, заниматься любовью с мужчиной, который стремится быть таким строгим. Не-а. Не могу представить, чтобы кто-то весь такой царственный снизошел до этого и замарался.

- Уверяю тебя, относительно этого на меня никогда не жаловались.

- Правда? Ты, должно быть, спал с настолько холодными женщинами, что при желании, мог морозить на них кубики льда.

Он развернулся, чтобы выйти из комнаты.

- Мы не будем это обсуждать.

Не давая ему передохнуть, Табита последовала за ним к лестнице.

- В Риме тебе нравилось делать это? Я имею в виду, из всего прочитанного мною ясно, что вы, ребята, предавались групповому сексу.

- Могу представить, сколько лжи они понарассказывали.

- Так ты всегда был таким дерганным?

- Какая тебе разница?

Она остановила его.

- Потому что я пытаюсь понять, что сделало тебя таким. Ты настолько закрыт, ты же почти человек.

Ее ответ ошеломил его.

- Я не человек, мисс Деверо. В случае если вы не заметили, я один из проклятых.

- Детка, открой глаза и оглянись. Мы все прокляты, так или иначе. Но проклятый - далеко не мертвый. А ты живешь так, как будто уже умер.

- В самую точку!

Она прошлась жарким, оценивающим взглядом по его великолепному телу.

- Для мертвеца ты в потрясающей форме.

Его лицо ожесточилось.

- Ты меня даже не знаешь.

- Нет, не знаю. Но вопрос в том, знаешь ли ты себя сам?

- Только я и знаю.

И этот простой ответ объяснил все, что она пыталась узнать.

Он одинок.

Она хотела бы утешить его, но интуиция подсказывала, что лучше дать ему чуть больше пространства. Он не привык общаться с людьми, в отличие от нее… хотя опять же, только с некоторыми.

Бабушка Флора, цыганка-прорицательница, всегда говорила, что Табита несется к людям как товарный поезд, снося их с места.

Она тяжело вздохнула, когда он отступил от нее еще на один шаг.

- Между прочим, сколько тебе лет?

- Две тысячи сто…

- Нет, - перебила она. - Не годы Темного Охотника. Сколько тебе было, когда ты умер?

Она почувствовала, как его окатила волна глубокой боли.

- Тридцать.

- Тридцать? Боже, а ты ведешь себя, как старый, сморщенный чернослив. Неужели никто не смеялся там, откуда ты родом?

- Нет, - просто ответил он. - Смех не дозволялся и не поощрялся.

До нее дошел смысл его слов, и она задохнулась, вспомнив шрамы, увиденные на его спине.

- Никогда?

Он не ответил. Вместо этого, продолжил подниматься по ступенькам.

- Теперь я должен отдохнуть.

- Подожди, - бросившись вверх по лестнице, становясь рядом с ним и мешая пройти. Она повернулась лицом к нему.

Табита чувствовала его смятение. Боль. Смущение. Она знала только, как ненавистен этот мужчина для других. Может быть, он заслужил это, но в глубине души она была не уверена в этом.

Без причины, люди не закрываются от всего мира. К счастью, никто не был таким стоиком.

И в этот момент, она поняла кое-что. Это его защитный механизм. Она становилась наглой и буйной всякий раз, когда была не в духе или чувствовала неловкость.

Он же становился равнодушным. Официальным.

Это было его фасадом.

- Извини, если что-то сказанное мной, задело тебя. Мои сестры часто говорят, что я умею мастерски обижать людей.

На его губах заиграла улыбка, и если она не ошиблась, его глаза даже слегка потеплели.

- Я не обижен.

- Хорошо.

Валериуса охватил соблазн остаться здесь и поговорить с ней, но от этой мысли ему стало неловко. Он не тот тип людей, с которыми можно спокойно поболтать. Даже когда он был человеком, его разговоры были посвящены военной тактике, философии и политике. И никакой болтовни.

Беседы с женщинами были еще немногословнее, чем с мужчинами. Он даже толком не разговаривал с Агриппиной. Они обменивались фразами, но никогда она не делилась с ним своим мнением. Просто соглашалась с ним, выполняя то, что он просил.

У него возникло ощущение, что Табита ни с кем не согласится, даже зная, что не права. Казалось, что для нее, это вопрос принципа - не соглашаться со всем.

- Ты всегда такая откровенная? - спросил он.

Она широко улыбнулась.

- По-другому не умею.

Внезапно по радио заиграла песня Линерд Скинерд «Дай мне три шага».

Табита слегка визгнула от счастья и бросилась вниз. Валериус не успел моргнуть, как она уже сделала звук громче, и подбежала обратно к нему.

- Я обожаю эту песню, - сказала она, танцуя под нее. Валериусу трудно было сосредоточиться на чем-то, когда она покачивала бедрами в танце и подпевала.

- Давай же, потанцуй со мной! - сказала она во время первого соло на гитаре. Она подбежала к нему и взяла за руку.

- Это совсем не танцевальная музыка.

- Конечно же, танцевальная, - ответила она и подхватила припев. Ему на удивление, она весьма его развеселила. За всю свою жизнь, он не знал никого, кто бы так наслаждался жизнью и получал удовольствие от таких простых вещей.

- Давай же, - повторила она, когда в песне наступила пауза. - Это замечательная песня. Тебя должен восхитить тот, кто умеет рифмовать «дружище» и «крикунище». - Она подмигнула ему.

Валериус засмеялся.

- О мой Бог, он знает, как смеяться, - она остановилась в нерешительности.

- Да, знаю, - беспечно ответил он. Она стащила его с лестницы и пошла шагами вокруг него, продолжая танцевать и используя как майское дерево.

Отпустив его, она щелкнула пальцами и закружилась, потом снова остановилась.

- В один прекрасный день, думаю, ты сбросишь эти начищенные ботинки и все-таки дашь себе волю.

Валериус откашлялся, пытаясь представить себе такую картину. Это было невозможно. Когда он был человеком, было время, когда он бы мог попробовать.

Но те дни давно прошли.

Каждый раз, когда он пытался измениться, кто-то другой платил за это ужасную цену. Так что он научился быть собой и не беспокоить окружающих.

Табита наблюдала, как его лицо снова окаменело. Она вздохнула. Что нужно сделать, чтобы достучаться до этого парня? Будучи бессмертным, вне всякого сомнения, он совершенно не наслаждался жизнью.

Кириану со всеми его недостатками, следует отдать должное. Бывший греческий полководец наслаждался каждым вдохом и жил полной жизнью.

Тогда как Валериус, судя по всему, просто существовал.