Высшие кадры Красной Армии 1917-1921 - Сергей Войтиков

При этом у В.А. Трифонова был своеобразный «рабочий график»: «он уезжал из Всеросколлегии в 10 утра, а приезжал обратно к часу ночи»[157]. Это не могло не сказываться на работе коллегии.

Только 21 января декретом СНК были формально назначены члены Всеросколлегии. Ими стали 5 членов коллегии Наркомвоена — Н.В. Крыленко, К.А. Мехоношин, Н.И. Подвойский, В.А. Трифонов и И.И. Юренев[158].

Эвакуация Наркомвоена в Москву, начавшаяся в марте 1918 года, обнажила полное отсутствие какой-либо организации Всеросколлегии. Вероятно, имеет смысл процитировать фрагмент речи Орловского по этому поводу: «Начали договариваться о возможности эвакуации коллегии из Петрограда. — Я сейчас же сделал запрос тов. Трифонову, но ответа никакого. За пару часов я узнал, что у меня весь отдел жил по частным квартирам — пришлось не готовиться к отъезду, а к розыску служащих […] Кое-как собрав часть, я начал перетаскивать коллегию на погрузку. Должен отметить, что, как всегда бывает, люди теряют голову»[159]. А Л.М. Каганович, по едкому замечанию Орловского, почувствовав себя «премьером-эксраспорядителем» и без конца отвлекал его телефонными звонками. После переезда в Москву «началась обычная голомотня, суетня, болтовня […] квартир не было, автомобили на улице не лежали и провалились ещё на 8 суток»[160].

Как только служба связи начала обживаться на новом месте, Орловский попытался принимать служащих «на совесть», но в Москве он никого не знал, а потому никакого результата такой «подбор кадров» не дал. В результате начальник отдела решил принимать на службу на основании 2-дневного испытательного срока (определённый положительный эффект от этого был — «многим пришлось отказаться от мест»)[161].

П.П. Орловский сожалел о необходимости вследствие отсутствия нормального руководства единолично решать многие вопросы, выходящие за пределы его компетенции. 27 марта 1918 года, кое-как организовав службу связи, Орловский устроил общее собрание всех своих служащих для переложения части своих обязанностей на выборную организацию отдела (организация была названа инициатором «Коллективом служащих отдела службы связи»). «Коллектив» должен был состоять из 7 человек (по одному делегату от шоферов, телефонистов, канцелярии, самокатчиков, мотоциклистов; кроме того, одного делегата должно было выбрать общее собрание служащих). В ходе предшествующей работы Орловский имел «массу неприятностей», защищая своих работников — на проектируемый орган он хотел переложить хотя бы эту свою функцию, а потому главной задачей нового органа становилась «защита интересов всех служащих и каждого в отдельности»[162]. Предложение Орловского было принято.

Протокол собрания интересен тем, что вскрывает основные материальные проблемы, связанные с организацией аппарата Всероссийской коллегии. Фактически их можно свести к дезорганизованному финансированию (выдачи жалования и подъёмных), халатному отношению хозяйственной части к обеспечению сотрудников питанием и жильём в Москве, отсутствию в гостинице «Альпийская роза», где размещалась коллегия, нормального караула («часовые сидят только до 2 часов ночи»), при том что хозяин гостиницы «был подвергнут Красной гвардией аресту за субсидирование отдельных лиц Белой гвардии»[163].

Интересно заявление сотрудника отдела службы связи Чаплинского: он, выполнив приказание Орловского за два дня нанять рабочих и поставить электричество и телефоны в 125 комнатах, столкнулся с невозможностью уплатить новым сотрудникам и подрядчикам за работу. Трифонов, в ответ на обращение Орловского, сослался на экспертизу, которая состоялась, по-видимому, в последних числах марта 1918 года. Сотрудник отдела Зайцев доложил также, что вследствие «бумажной волокиты» отдел до сих пор не получил вывезенные из Петергофа мотоциклы[164].

2 апреля на общем собрании служащих Всеросколлегии произошёл крайне неприятный инцидент: фракция большевиков-коммунистов демонстративно покинула общее собрание служащих при штабе Всероссийской коллегии, заявив, что может остаться, только если их предложение определить права и обязанности будет рассмотрено первым. Выступивший от лица фракции начальника учётного отдела Всеросколлегии А.И. Пундани обвинил собрание в нежелании работать 24 часа, считая, что сотрудники Всероссийской коллегии как красноармейцы «должны работать весь день и исполнять обязанности беспрекословно», а не ставить в условиях революции вопроса о 8-часовом рабочем дне; заявил рядовым служащим коллегии о своём непризнании «ваших собраний и коллектива», на которых «вы должны делать то, что вам говорят избранники коллегии»; и, в заключение, призвал коммунистов идти на общее собрание коммунистов. Сразу на «предложение» А.И. Пундани приняли 7–8 человек, позже к ним присоединились ещё 15–20[165].

На том же собрании была принята «Конструкция Центрального коллектива служащих при Всероссийской коллегии». Последний состоял из Президиума (председатель, секретарь и 2 их товарища) и 7 секций (хозяйственной, квартирной, партийной, финансовой, законодательной, контрольной, санитарной); высшим органом служащих признавалось Общее собрание служащих[166]. Центральный коллектив служащих, по свидетельству Орловского, стал «высшей организацией по защите интересов служащих» при Всероссийской коллегии, руководивший низшими коллективами в отделах коллегии; без санкции Центрального коллектива даже руководящие сотрудники коллегии не могли и не имели «права рассчитать того или другого работника, будь даже последний и преступник»[167] — вот до чего дошёл принцип назначения на должности исключительно своих, пролетарских, кадров.

Выводы исследования И.М. Волкова о деятельности Всеросколлегии также нуждаются в определённом уточнении. Исследователь выделяет в деятельности Всеросколлегии несколько направлений. Во-первых, отправка агитаторов и организаторов для помощи в создании новых местных военных органов, провозглашённых декретом о создании Красной Армии — военных отделов местных совдепов. Правда, заявление И.М. Волкова о том, что при поддержке Всероссийской коллегии такие отделы в феврале-марте 1918 года были созданы «почти повсеместно»[168] не выдерживает никакой критики. Даже в марте 1919 года были серьёзные проблемы с местными органами военного управления[169]. Во-вторых, организационно-агитационный отдел Всеросколлегии направил к началу апреля 1918 года 440 организаторов и агитаторов на места для создания Красной Армии[170]. Пожалуй, это был весьма скромный успех, принимая во внимание «новый курс» руководства РСФСР на создание массовой регулярной Красной Армии, принятый в марте. Деятельность отдела формирования и обучения Всеросколлегии, по сути, сводилась к издательской: отдел обеспечивал армию пособиями по военном делу. Единственную пользу приносили, по всей видимости, отправленные на места работники коллегии, помогавшие через военные отделы и военные комиссариаты организовывать военное обучение, осуществляя контроль над ходом военных занятий»[171].

После ликвидации Всероссийского бюро военных организаций организационно-агитационный отдел Всеросколлегии «стал фактически военным отделом ЦК РСДРП(б)» (И.М. Волков)[172]; ещё в феврале 1918 года коллегия организовала запись военных специалистов для службы в Красной Армии по рекомендации общественных организаций[173].

В конце апреля 1918 года организационно-агитационный отдел Всероссийской коллегии был соединён с Всероссийским бюро военных комиссаров[174]. К маю скромные успехи Всеросколлегии стали нетерпимы, что и привело к её объединению с рядом других органов центрального военного аппарата во Всероссийский главный штаб (Всероглавштаб, ВГШ). Причины изложены в работах И.М. Волкова: весь аппарат Всеросколлегии «был приспособлен, прежде всего, к агитации за создание Красной Армии и вербовке добровольцев»; весной 1918 года «центр тяжести в строительстве Вооружённых сил перемещался в область учёта военнообязанных, мобилизации трудящихся в ряды Красной Армии, организации обучения красноармейцев»[175]. Однако исследователь не учитывает, что приказ Наркомвоена о включении Всеросколлегии в состав Всероглавштаба был выполнен своеобразно. Вопрос о «слиянии Всероссийской коллегии с Главным управлением Генерального штаба (ГУГШ)» затронули в майских разговорах по прямому проводу большевик Варягин и один из членов коллегии Наркомвоена: штаты утверждены, фактическое слияние зависит от окончательного выяснения персонального вхождения от коллегии в ГУГШ, которое в свою очередь задерживается тем, что, с одной стороны, активные работники уклоняются (например, Каганович, Пундани, уезжает тов. Трифонов), с другой — трудно назначить на ответственные места — знакомых с технической постановкой. Из числа оставшихся работников предполагается, что слияние дня через два будет фактом свершившимся»[176]. Таким образом, создание Всероглавштаба не вызвало энтузиазма ни у военных специалистов, ни у партийных работников.