Лес мертвецов - Жан-Кристоф Гранже

В лужах отражался свет прожекторов криминалистической службы. Вокруг суетились эксперты в масках. Не прекращая работу, один за другим они оглядывались на вновь прибывших.

И снова Жанну поразило двойственное впечатление, какое на нее всегда производило место преступления. Все вокруг пропиталось насилием. Но еще сильнее — покоем, облегчением. Тем, которое испытал убийца. Эта кровь, этот труп. Ошметки плоти стали ценой его умиротворения. Здесь убийца насытился. Успокоился. Расслабился…

— Можно увидеть тело? — спросил Тэн.

Капитан сунул фонарик под мышку и натянул одноразовые перчатки. Осторожно откинул брезент, покрывавший жертву. Внезапно свет фонарика выхватил труп из темноты. Жанна отшатнулась. Ноги подкосились. Чтобы взять себя в руки, ей пришлось вспомнить о своем статусе судьи. О годах учебы. О своем непоколебимом призвании. Думать как судья, и только как судья.

Тело расчленили не меньше чем на пять кусков.

Туловище с распоротым животом, из плеч и таза торчат беловатые кости. Руки и ноги оторваны. Голова женщины, вернее, того, что осталось от женщины, закинута назад и не видна. Волосы плавают в луже.

Несмотря на черный ужас, в который все больше погружалась Жанна, некоторые детали поразили ее. Белизна кожи. Полнота тела. Плечи, бедра округлые, словно отполированные скалы. Жанне вспомнились скульптуры Жана Арпа. Белые мягкие формы без рук и ног, которые хочется погладить, так чисты их линии…

Жанна разглядела разбросанные в потемках руки и ноги. Полуобглоданные. Местами подгоревшие. В глубине, вдоль стены, в грязной воде мокли серые слипшиеся внутренности.

Только теперь Жанна заметила, что все молчат. Они потрясены не меньше ее: Тэн, Райшенбах, Леру, секретарша… Она подошла поближе, увидев, что капитан нерешительно направил пучок света на жуткую сцену. В глаза ей бросилась разверстая рана на горле. От уха до уха.

— Вы не осветите лицо?

Но капитан не шевельнулся. Жанна взяла у него фонарик. Мышцы и кости лица превращены в месиво. Сплошной багровый синяк, словно красное родимое пятно. Убийца наносил жертве удары камнем или дубинкой. Много раз. Разлившаяся кровь свернулась под кожей. А значит, во время избиения женщина была еще жива. Жанна заметила сгустки крови у нее в волосах — убийца раскроил ей череп. Кусочки мозга запутались в распущенных прядях.

Жанна осветила живот. Он был рассечен от грудины до таза. На боках — раны, царапины, глубокие разрезы, а может, и надписи. Одной груди не хватало. Вторая едва держалась. Жанна поняла, что убийца погружал лицо в эти раны и вгрызался в мышцы. От каждого укуса кожа по краям повисала лохмотьями. Обнажив мясо, убийца запускал внутрь зубы. Он не любит кожу. Ему хочется соприкоснуться с мягкой, еще теплой плотью, ощутить сеть мускулов, жесткость костей…

Она переместила луч фонарика еще ниже. Гениталии. Она ожидала, что эта область будет изуродована страшнее всего. И оказалась права. Убийца вырвал лобок. Зубами. Или руками. Отодвинув кожу, он вгрызался в органы, втягивал кровь, заплевав все вокруг багровыми сгустками. Жанна не патологоанатом, но ей показалось, что он сожрал все половые органы. Губы, клитор, трубы, матку… Он проглотил все. Вобрал в себя, в свое чрево эти драгоценные символы женственности.

Ее поразила одна мысль. А вдруг убийца — женщина? Чудовище, мечтающее присвоить детородную силу своей жертвы. Как папуасы, пожирающие сердце или мозг врага, чтобы завладеть его лучшими качествами. Вспомнились слова, что ей твердили в церкви во время первого причастия: «Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем».[11]

Жанна увидела в луже свое мертвенно-бледное лицо. «Черт. Я того и гляди грохнусь в обморок». Чтобы взять себя в руки, она отдала фонарик капитану и обернулась к Тэну:

— А первая была в таком же состоянии?

Судья не ответил.

— Так ты видел тело?

— Только на фотографиях. Когда я туда приехал, его уже увезли.

— Но там все было так же?

Он только кивнул. Послышался чей-то голос. К ним, что-то бормоча в диктофон, приближался пузатый коротышка, обтянутый синим джемпером от «Ральфа Лорена». Лет шестидесяти, кожа бронзовая, волосы с проседью посередине разделены пробором. Нос с горбинкой. Водянистые голубые глазки. В живом, смешливом взгляде сквозило что-то агрессивное и отталкивающее, словно эти прозрачные глаза были неуместны на его загорелом лице.

— Ланглебер, — пробормотал Тэн. — Медэксперт. Пусть только начнет корчить из себя умника, я ему покажу.

Тэн представил их друг другу. Все обменялись дежурными рукопожатиями.

— Кажется, я знаю, как он это делает, — произнес медэксперт, засовывая диктофон в задний карман джинсов.

— Мы слушаем.

Он задрал голову, указывая на арматуру, поддерживающую неоновые светильники.

— Подвешивает девушку вниз головой. Разбивает ей лицо и перерезает горло. Точно так же, как забивают свиней на фермах. Он пользуется острым ножом. Края раны ровные. Режет слева направо. На это ясно указывает конец раны. Наш ублюдок — правша. И, скажу я вам, рука у него твердая. Я уже зафиксировал разрезы, идущие через трахею и пищевод до внутренней части позвоночника.

В детстве Жанна два месяца летних каникул проводила в Перше. И не раз присутствовала при таких варварских расправах. Настоящий ритуал. Забивали свинью…

— Крови не так уж много, — заметила она.

Медэксперт уставился на нее своими глазами цвета синьки. Он оценил точность наблюдения.

— Верно. Полагаю, он ее собирает. В тазик или еще какую-то емкость.

— Зачем она ему?

Ланглебер смерил следственных судей взглядом. «Двое по цене одного». Похоже, эта мысль показалась ему забавной.

— Учитывая то, что мы здесь видим, он, скорее всего, выпивает ее на месте. Еще теплую.

— Почем тебе знать?

— Насчет способа я уверен. У жертвы на щиколотках следы веревок. Поглядите над светильниками, наверняка там найдутся отметины. У первой жертвы были сломаны обе щиколотки. Здесь, по-моему, та же картина. Все будет в моем отчете.

— Раз уж заговорили об отчете, — встрял Райшенбах, — мы до сих пор не получили первый.

— Скоро получите. Это не к спеху.

— Не представляю, что тогда к спеху.

— Нельзя ли уточнить, — заговорила Жанна. — Женщина еще жива, когда он ее подвешивает?

— Ну конечно. Чтобы брызнула кровь, сердце должно работать.

Тэн молча помотал головой. Похоже, он был в замешательстве. Ему хотелось и довести расследование до конца, и поскорее смотаться отсюда. Забиться с головой под одеяло и все забыть.

— Затем, — невозмутимо продолжал Ланглебер, — он вспарывает ей живот. Пригоршнями вырывает внутренности из тела. Типа потроха в меню, и…

— Мы всё поняли.

— Чем он вспарывает живот? — спросила Жанна. — Каким именно орудием?

— Чем-то очень простым. Я жду результатов анатомо-патологической экспертизы первой жертвы. Думаю, там будут частицы металла или камня. Все это сильно отдает пещерным веком.

— А что он делает потом?

— Дает телу упасть. Убирает веревки и крючки. Приступает к пиршеству. Видели область лобка? Думаю, прежде всего он пожирает эти части.

— Почему «прежде всего»? — спросил Тэн.

— Чутье подсказывает. Во всяком случае, их он сжирает сырьем. Без промедления. А другие поджаривает. Женская матка влечет его неодолимо.

Довод, подкрепивший предположение Жанны. А вдруг убийца — женщина?

— Затем он вырывает ей руки и ноги. Кстати, сил вашему клиенту не занимать. По-моему, он перебивает суставы и выкручивает ногу или руку, пока не оторвет.

Нет, не женщина…

— Потом он разжигает костер и поджаривает отобранные куски. Руки, ноги, кое-какие органы. Тут я не успел все проверить, но у первой жертвы он съел печень, почки и, конечно, сердце. Главное — сердце.

Тэн провел по лицу рукой. Он все еще держал свой портфель. Рядом с ним застыла его секретарша. Точь-в-точь соляной столб. Власть, которую воплощала собой эта пара, вдруг стала бессмысленной и нелепой.

— Он точно людоед? — заговорил судья. — Я хочу сказать, а не мог он унести… эти куски с какой-то другой целью?

— Нет. Я уже изучил объедки, оставшиеся после первого убийства. На костях видны бороздки. Следы разрезов. Некоторые кости разбиты, чтобы легче было извлечь костный мозг. Точно так же поступали наши доисторические предки. В верхней части черепа имеется особая рана. Убийца разбивает черепную коробку, чтобы высосать мозг. Я не специалист, но предполагаю, что это тоже в обычаях кроманьонцев.

Жанна заговорила. Цепляясь за собственные вопросы, она надеялась не поддаться панике.

— А что насчет сала?

— Жир он использует для освещения.

— Нам говорили о «животном жире». Что это за животное?