Боярич - Антон Демченко

— Ясно, — медленно кивает Мила, не сводя с меня задумчивого, и какого-то отрешенного взгляда. Сестра смотрит на нее с недоумением, но, получив удар локтем в бок, так же медленно кивает. Алексей начинает шевелиться, откашливается и, помотав головой, глубоко с сипом вздыхает.

— Понял. Экий ты резкий стал, Кирилл… злой.

— Ваша школа, чего ж на зеркало пенять, коли рожа крива? — поворачиваюсь к близняшкам. — А теперь о насущном. Объясните-ка, с чего это вы сегодня решили меня к предкам наладить?

— В медблок, — поправил меня Алексей. — Время хотели выиграть. Идея опеки им не понравилась.

— Дуры, — констатировал я. На что, братец вдруг разразился коротким смешком.

— Я им так и сказал, — ответил он на мой вопросительный взгляд. — Но отговорить Линку не смог.

— Ясно. Но… с чего, вы, вообще, об опеке вспомнили? Какая опека может быть, когда мне всего четырнадцать?! Вы хоть присланные документы читали? — Тишина мне была ответом. Охренеть, логика.

— Точно, дуры. И ладно еще Линка, она взбалмошная, но ты-то, Мила? У тебя же мозги имеются, что, так трудно было прочесть три параграфа?!

— Я не успела, — призналась та. — Лина позвала Алексея, они начали обсуждать нашу с тобой встречу на полигоне и, как-то… незаметно…

— Понятно. Короче, для особо одаренных объясняю. Дед «позволил» мне создать младшую ветвь. Не скажу, что эта идея мне нравится, но… альтернатива и того хуже. Выгоды для Громовых от меня никаких, стихийник я слабый настолько, что до наследного пламени мне никак не дотянуть. То есть, толку от меня вроде бы нет. Сохранить никчемушника в роду… Громова другие бояре не поймут. Для таких как я, всегда был один и тот же путь. Пинок под зад, изгнать и забыть о неудачнике. Но дед, поступать, как принято, не захотел. А теперь уж… В общем, по результатам нашей беседы, вы, сестренки, идете ко мне в боярские дети, по временному ряду.

— Младшая ветвь? — переглянулись близняшки, и Лина выпалила, — а нам это зачем?

— Прав, Кирилл, вы не просто дуры, вы трижды дуры, — покачал головой Алексей. — Что вам светит в роду? Выход замуж и четыре стены? А здесь, получите относительную свободу и статус, соответствующий вашим ступеням. Три-четыре года в боярских детях походите, и никто не сможет вас принудить выйти замуж, даже если на деда станут давить. Да и во время службы с замужеством ничего не выгорит. До исхода срока, ряд нерасторжим.

— Давить… на деда? Ну-ну… — Рассмеялись сестры.

— А вы что, думаете, он всесилен? — ухмыльнулся Алексей, вновь, уже второй раз во время этой беседы, удивляя меня своим трезвомыслием. — Так я вас разочарую. В столице, таких как дед, не одна сотня. И посильнее звери имеются. Так что, считайте, он вас обезопасить решил, на случай непредвиденных обстоятельств.

Розги достались всем, даже мне чутка перепало, в качестве профилактики, наверное… и чтобы никто не ушел обиженным, ага. Но был и плюс. Благодаря ночному сидению в подвале, нам-таки удалось наладить хрупкое перемирие. Очень хрупкое… прямо-таки вооруженный нейтралитет, но сейчас мне и этого достаточно. Нужно определиться с планами, и решить, буду ли я следовать нашей с дедом «договоренности», если можно так назвать выставленный им ультиматум, или же плюнуть на всё и готовить пути отхода… И в этом случае, мне совсем не нужен второй фронт в виде двух близняшек…

Встреча с Гдовицким, на которую я так и не попал ввиду форс-мажора, двойного такого, блондинистого… состоялась лишь спустя неделю, после фееричного выступления Федора Георгиевича в амплуа разъяренного хозяина дома.

Полигон был занят спускающими пар кузинами с кузнечиком, так что долгожданная встреча прошла на небольшой рыбацкой заимке недалеко от имения, куда я повадился ходить на рассвете, уж больно клев хорош. Да и не мешает никто. Еще бы снасти потолковее…

Разговор с Гдовицким получился несколько сумбурным, но продуктивным. И первое, что сделал Владимир Александрович: доказал отсутствие рядом каких-либо записывающих артефактов. Ну да я тоже не лыком шит. Накрыл нас эфирным куполом и принялся усиленно перекачивать через себя энергию, так что уже через минуту взбесившийся Эфир наверняка грохнул все гипотетические жучки.

— Силен, — констатировал Владимир Александрович, покрутив в руке снятый с запястья браслет с потрескавшимися кристаллами. — А ведь это военная модель. Спецзаказ. Наш завод сделал… Хм, и каков же радиус действия этой твоей техники, а?

— Небольшой, — честно… ну, почти честно ответил я. Зачем ему знать, что этим приемом можно еще и точечно бить, по конкретным целям, так сказать. И дальность тут… ну, в пределах видимости.

— Понятно. Не доверяешь, значит? — и что тут говорить? Пожал плечами в ответ.

— Хм… М-да. Кирилл, а ведь я перед тобой извиниться должен.

— За что?

— Так ведь, получается, что это я тебе жернов на шею повесил… в смысле, два жернова. Ну, близняшек, то есть. Я ж, как увидел на мониторе, что ты камень голой рукой в щебенку превратил, сразу боярина в пультовую позвал… Ну, а дальше, сам понимаешь…

— Понимаю, — медленно кивнул я. Ой, брешешь Владимир Александрович, ой брешешь родимый тренер. Ты эту подставу раньше задумал… иначе бы откуда деду знать о пакете с юридической информацией в моем браслете? Вопрос: когда? И зачем…

— Во-от. — Протянул мой собеседник, пытаясь рассмотреть что-то в воде. Это снаружи не разобрать, что в куполе происходит, а с нашей-то стороны, он прозрачен, как слеза…

— Я не в обиде, Владимир Александрович. Рано или поздно, отцовы техники всё равно вскрылись бы. Почему бы и не сейчас? — Отпуская непойми каким макаром клюнувшего на наживку сомика, кивнул я Гдовицкому.

— Хм. Кстати, а где ты записи отцовы хранил? — поинтересовался он и, заметив мой вопросительный взгляд, пояснил, — ну, теперь-то уж чего скрывать?

— А я и не собираюсь, — усмехнулся в ответ, и постучал себя указательным пальцем по виску.

— Не понял, — опешил тренер. — Он что, вложил их тебе в голову? Ребёнку? Зачем?!

— Он не хотел, чтобы записи хранились где-то, кроме его семьи. Мы слабые стихийники, и эти техники, наш единственный козырь. — Как я пою, как я пою. И ведь почти не обманываю. Среди помутневших детских воспоминаний Кирилла, моменты, когда отец учил его контролю Эфира, выделяются удивительной яркостью и полнотой, и мальчишка действительно называл их «записями»… но, то же самое я могу сказать и о моем изучении собственного дара Там.

— И ты можешь так же?

— Пока нет, — усмехнулся я. — Вот, стану грандом, тогда и возьмусь за изучение техники наделения памятью. А пока, увольте. Не хочу с ума сойти.

М-да, надо было видеть глаза Гдовицкого. Изумление в них так и плещется. О, а теперь задумался. Считает господин начальник СБ, анализирует. Ну-ну…

— Ха-ха… а ведь боярин что-то такое подозревал. — Вдруг рассмеялся Гдовицкой. — Точно. То-то он… Эх, ладно. Теперь понятно, с чего он решил тебя основателем младшей ветви сделать. Предполагал, значит, Георгий Дмитриевич, что тут не всё так просто… Поздравляю, Кирилл. Основание младшей ветви, событие редкое. А уж стать ее первым главой, и вовсе честь немалая. Радуйся.

Ну да, ну да. Младшая ветвь, это конечно круто. Верх мечтаний, да. Но, на хрена мне эта кабала? Вечно ходить под старшими Громовыми? Знать, что по первому свистку я должен явиться к главе рода и исполнять его волю… Не-ет уж. Спасибо. Здесь, из плюсов, только возможность свалить из имения… В остальном же сплошные минусы.

— Радоваться? Чему?

— А что мало поводов? Боярский титул, пусть и младший, перспективы. Деньги, в конце концов, — усмехнулся Гдовицкой, но наткнулся на мой скептический взгляд и, на миг запнувшись, договорил уже совсем другим тоном. — Ну, ты же согласился.

— А у меня была другая возможность? Я два часа просидел под прицелом дедова Огненного шторма. Весьма убедительный аргумент в переговорах, как оказалось.

— М-да… — Помолчав, проговорил Владимир Александрович.

— Он пригрозил изгнанием, если я не приму его условий, — не спуская глаз с Гдовицкого, добавил я. Впрочем, здесь, кажется, и так уже всё ясно.

— Как всегда, дипломатичен, — качнул головой Гдовицкой, и, словно задумавшись, заговорил отрешенным тоном. — Ты же читал мою подборку и понял, что эмансипация и изгнание, вещи совершенно разные, так? О последней нет записей в законах, нет информации в толкованиях… Это традиция. Старая боярская традиция, о которой всем известно, но которую никогда не внесут в законодательство, даже касающееся бояр. Несовершеннолетнему, изгнанному из рода, даже просто выжить тяжело. И путь наверх закрыт, абсолютно, то есть, у простолюдинов, и то возможностей куда больше. Никто не возьмет изгнанного в боярские дети, никто не примет его на серьезную должность, будь у него хоть пять высших образований… понимаешь? Ни при каких условиях. А ведь, в твоем случае, всё и так к этому шло. Думаю, аккурат на шестнадцатилетие, с наступлением частичной дееспособности, тебя и изгнали бы. А там, пара лет в интернате, с обучением какой-нибудь востребованной, но низкооплачиваемой профессии, и лети, пташка. Единственная возможность выйти в люди, у тебя появилась бы только в одном случае, если бы ты сбежал за рубеж. Да и то… если очень-очень сильно повезет. Тамошние одаренные осведомлены об этой традиции ничуть не хуже, и выгоду свою понимают. Так что, если перед ними встанет выбор между принятием на работу или на службу некоего изгнанника, и сохранением добрых отношений с русскими партнерами, они выберут второе. Как говорится, ничего личного, только дело…