Гневное небо Испании - Александр Гусев

Наконец двери распахнулись. Толпа хлынула в цирк. Наши места находились посредине амфитеатра, кольцом окружившего арену, покрытую ярко-желтым песком.

Видно отлично, но Лопес в ответ на благодарность заметил, что наше положение не из лучших. Несколько позже я понял, что бывший тореро слишком скромен и потому произнес слова: «Наше положение не из лучших».

Трибуны наполнились быстро. Гул голосов не утих, а усилился. Знакомые разговаривали теперь рядов через двадцать, каждый стараясь перекричать друг друга. Общение походило на соревнование по силе голосовых связок.

Желтая песчаная арена отгорожена от публики сплошным плотным деревянным забором. По кругу вдоль него со стороны арены сделано несколько закутков. Как объяснил нам Лопес, закутки служат защитой бандерильеро, когда во время боя он вынужден спасаться от разъяренного быка.

Наконец зазвучали фанфары. Открылись ворота, и на арену выехали три всадника в старинных национальных костюмах, широкополых шляпах. За ними следовали тореадоры и бандерильеро. Зрители бурно приветствовали их появление. Раздались крики, свист, топот, на арену полетели цветы. Каждый зритель приветствовал своих любимцев. Особой чести удостоился тореадор, возглавлявший шествие. Высокий, стройный, изящно гибкий, он был одет в расшитый золотыми позументами традиционный костюм.

— Отличный тореро! — прокричал Лопес. — Гвоздь программы. Если, конечно, он в настроении и хорошей форме.

Трибуны постепенно утихали. И вот наступила гнетущая тишина, словно перед грозой.

Вдруг ворота распахнулись. На арену из темноты выскочил бык.

Грохнули трибуны; снова крики, свист, топот…

Проскочив почти на середину арены, бык остановился, озираясь исподлобья, глянул по сторонам, потом замотал головой и стал бить копытом в песок.

Сзади к быку подъехал пикадор на лошади, увешанной, как латами, толстой кожей. От нескольких уколов пикой по шее быка потекла кровь. Он зло обернулся к обидчику, но сбоку появился бандерильеро и, развернув красный плащ, стал на пути быка. Бык кинулся к нему, но, прикрывая бегство собрата, в стороне с развернутым плащом стал второй бандерильеро. Бык бросается то в одну, то в другую сторону, окруженный бандерильеро со всех сторон, и в конце концов приходит в ярость. Трибуны волнуются, кричат.

На арену выходит тореадор. Не тот, что шел первым, другой. Тяжело поводя боками, бык угрюмо, злобно глядит на приближающегося человека. Потом бьет копытами в песок, да так, что желтые фонтаны его летят высоко. Тореро тоже остановился, не дойдя до быка несколько шагов. Он стоит, поигрывая развернутым красным плащом.

Проходит секунда, другая, третья… Притихшие было трибуны разражаются громким ропотом:

— Эй, ребята, подтолкните его к быку!

— Посмотрите, может, кто прибил его ноги к полу?!

Под градом обидных реплик, словно под их нажимом, тореро медленно двинулся к быку. Тот стоит перед ним глыбой, выставив рога, и, крутнув головой, молнией бросается вперед. Тореро в мгновение ока прыгает в сторону, и черная туша пролетает мимо.

Попробовали мы зааплодировать ловкому тореро, а на арену понеслась брань, возмущенные крики.

— Разве тореро плох? — спросили мы у Лопеса.

— Он трусит. Боится быка. Это — козел, а не тореро, — ответил наш инженер. — Настоящий тореро никогда не позволит себе такого прыжка. Полшага, ну, шаг в сторону. А скакать от быка — никуда не годится.

Мы замялись.

То ли под действием возмущения зрителей, то ли придя в себя от неожиданного, молниеносного рывка животного, тореро начал действовать смелее. Снова и снова в бешеной ярости бык кидается на своего противника, и каждый раз его постигает неудача. Рога поддевают плащ, а за ним — пустота.

Зрители начинают постепенно оттаивать. Слышатся возгласы одобрения. Эта поддержка благотворно действует на тореро. Он начинает работать красивее, ловче.

Но вот тореро уходит к барьеру, оставляет плащ и берет бандерильи — короткие крючки, украшенные разноцветными лентами. Снова идет к быку. Тот следит за приближением человека. Видно, как животное подбирается, готовясь к рывку. Но тореро — весь внимание. Шаг, еще, еще… Бык бросается! Шаг в сторону — и, когда массивная туша проносится мимо, тореро вонзает ему в горб мышц за шеей две бандерильи. От боли бык снова взрывается яростью. Он опять пытается поддеть на рога обидчика. Снова две бандерильи вонзаются в него.

Минуту, и еще, и еще минуту продолжается игра человека со смертью. Но вот, подойдя к барьеру, тореро берет не бандерильи, а мулету и эспадо — шпагу. Уверенным шагом направляется к быку. Вот тореро в шаге от нацеленных на него рогов. Но, на мгновенье опередив животное, тореро легким и сильным движением вонзает шпагу в быка, чуть выше рогов.

Мы видим: ноги быка мелко дрожат, он качается, рушится на арену замертво.

Ликующие зрители повскакали со своих мест, в воздух, на арену полетели цветы, шляпы, береты. Тореро простили оплошность первых минут боя. Даже наш инженер Лопес выражал шумное одобрение.

Служители стали прибирать арену. Пятна крови засыпали песком. Трибуны сдержанно гудели. Зрители ели апельсины, курили, переговаривались, ждали выхода второго быка.

Опять открыты ворота. Гул стихает. Каков-то будет следующий бык? Но время идет, а быка нет. Зрители начинают громко проявлять недовольство. Быка нет.

Крики, свист… Слышится какой-то шум, и на арену трусцой выбегает этакое совсем мирное животное. Путь ему преграждает пикадор. Вместо того чтобы рассвирепеть от уколов пики, бычок разворачивается на сто восемьдесят градусов и, помахивая хвостом, удирает. Зрителей это явно не устраивает. Крики,

свист, улюлюканье. Послышался один смешок, другой… Хохот охватывает ряды:

— Отпустите его на лужок!

— Пусть попасется!

— Не трогайте скотинку!

Мне казалось, что больше всех и заразительней всех смеялся наш Лопес. Он хохотал до слез. Потом стащил с головы берет, хлопнув им об пол, боком повалился на скамью и долго не мог произнести ни слова. Только потом, отдышавшись, сказал:

— Первый раз в жизни вижу такое. Кто выдумал пустить такого быка на арену? Или лучше не нашли? Война…

Так было или иначе, нам узнать не удалось. Служителям же ничего другого не оставалось как открыть ворота. Стремглав бык удалился с арены. Смех еще не стих, а в открытые ворота стремительно ворвался на арену третий бык. Именно ворвался и остановился, будто вкопанный.

Трибуны охнули от восхищения и замерли.

— Миурец[2], — не сказал, а как-то прошептал Лопес. Наверное, и ему редко приходилось видеть такую красоту. На арене стоял, словно специально давая себя осматривать, черный исполин с лоснящейся короткой шерстью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});