Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Входящие в состав моего корпуса 15 гусарский и 3 уральский казачий полки настроены бесконечно лучше и прочнее полков конного корпуса, и несмотря на это начальник 15 дивизии генерал Мартынов конфиденциально мне доложил, что полки убедительно просят избавить их от исполнения ролей усмирителей и жандармов; а эти полки до сих пор в полном порядке, беспрекословно исполняют все приказы, великолепно вели себя на усмирении 138 дивизии, некоторых частей 13 корпуса, но их так травят названием корниловских жандармов, что это отразилось в конце концов на их настроении.
Я не понимаю совершенно Болдырева и его оптимистической компании; неужели они не видят, что армия больна ползучей гангреной, получившей уже такое распространение, что прижигания больных мест каленым железом уже не помогут; напрягая последние усилия, мы справляемся с заразой в незначительных точках, а болезнь захватывает в это время целый площади и въедается внутрь, поражая самые жизненные органы, разрушая нервы и центры и уничтожая последние остатки сопротивляемости всего организма.
По поводу псковского проекта наступления Болдырев донес то заключение, к которому пришло последнее совещание корпусных командиров, и получил лаконический ответ начальника штаба фронта, что "таково приказание Главнокомандующего фронтом и оно должно быть исполнено".
Из разговора с Болдыревым узнал, что до меня у него были командиры 19 и корпусов с докладами о безнадежном состоянии их корпусов; даже с Антипова соскочил его оптимизм. Заехал к армейскому комиссару поручику Долгополову (бывший офицер 70 арт. бригады) и просил его самым решительным образом осведомить командные и комитетские верхи о действительном состоянии армии.
Вернулся в штаб грязный, утомленный, вымотанный нравственно и физически до полной пустоты.
15 Октября.Штаб армии продолжает приставать с разными распоряжениями по поводу разработки выдуманного Псковом наступления; не выдержал и написал армейскому комиссару Долгополову частное письмо с просьбой избавить нас от этих приставаний, так как все равно никакого наступления быть не может но : то постоянные о нем толки бросают части во власть тех, кто обещает избавить их от такой грозной неприятности, и дают богатую пищу для агитаторов, волнующих солдат рассказами о том, что начальству вновь захотелось попить солдатской кровушки.
Утром получил постановление полковых комитетов 18 дивизии, решивших идти на усмирение 70 дивизии и силою оружия принудить ее выступить на занятие боевых участков. Передал все это в армейский комитет и армейскому комиссару пусть раскусывают своими демократическими зубками эти послереволюционные орешки.
Пока что наш армейский комитет отправил в Петроград телеграмму о том, что штыки V-ой армии готовы привести тылы государства в порядок; все это только бахвальство и сотрясение воздуха; ведь все, кто не ослеп и не оглупел окончательно понимают, что под предлогом усмирения тыла все готовы сняться с фронта, но когда они туда придут, то надо будет думать о том, как и кем их усмирить; несомненно что привилегированное положение частей, захвативших в свои руки власть над Петроградом и Москвой и объявивших себя несменяемыми стражами завоеваний, революции, вызывает острую зависть остальных частей, каждая из которых готова немедленно же занять столь безопасное, властное и жирное положение.
До сих пор, несмотря на долгую тренировку в самых сложных и опасных положениях, не могу забыть тяжелых переживаний и впечатлений вчерашнего дня! нахальных, зверских рож передних рядов вчерашней толпы, уже предвкушавших истребление стоящего на их пути командира корпуса. В средних и задних рядах толпились обыкновенные серые и безразличные солдаты, бессознательное валящие за тем, кто сумеет бросить в их толщу подходящий к данному настроению лозунг который сегодня может быть архиреволюционный, а завтра архиреакционный, но оба могут быть приняты с одинаковым навалом и стремительностью. Но то, что вылезло вперед и больше всех галдело и визжало, это не скоро забудется, ибо в эти рожи и глаза воплотилась ненависть и жадность долголетнего и темного рабства, гарнированного наследственным пьянством, ядовитой желчью грызущих, но неудовлетворенных вожделений и жгучей ненавистью ко всему, что выше поставлено и лучше обставлено. Веками лежавшие и обросшие мхом камни сброшены со своих мест, и придавленные ими много лет гады и темные звери ожили; они не только ожили, но и поняли, что камни назад уже не вернутся и что настали новые времена, когда сила уже на стороне тех, кто был под этими камнями. Теперь они сами лезут на давно желанные верхи, давя и сокрушая все, что только мешает по их мнению или может помешать им дорваться до власти и денег, до баб и возможности в волюшку насладиться глумлением, издевательством и муками над тем, чего они до сих пор рабски боялись, перед чем униженно пресмыкались, чему так жадно завидовали и что так остро ненавидели.
Скверное осеннее время усугубляет ту скверность, которая гнетет душу и слизким комком ложится на сердце. Впереди никакого просвета, никакой надежды на спасение родины. Хотелось бы очень знать, что думают теперь все эти Львовы, Гучковы, Родзянки, Керенские и иже с ними; неужели они не поняли до сих пор, в какую пропасть они направили расшатанную колесницу российского государственного бытия и какими грозными и чреватыми последствиями все это грозить? Ведь теперь ни у кого не должно уже оставаться сомнений в том, какой характер приняла эта Революция и какие лозунги она выдвинула и крепить.
Остановить то, что идет сейчас у нас, уже никто не в силах; могут быть только мимолетный задержки; случайные удары о тот или иной подвернувшийся по дороге камень; лишний переворот кругом себя или новая поломка летящей вниз громады, но судьбы мира надолго предопределены тем, что началось на берегах Невы в последние дни февраля месяца 1917 года.
Лунные люди, политические марсиане, совершенно не знающие русского народа, продолжают мечтать, что повторяется 1906 год и что под давлением остроты положения надо было что то дать, а затем можно будет опять закрепить. Но дело в том, что с революцией началась смертельная для государства дизентерия и закрепительных против нее средств в нашем распоряжении уже нет; нашептываниями и убеждениями такие поносы не останавливаются. Размах революции сейчас совсем иной и она подперта совсем иными лозунгами, чем все ее предшественники; наши же книжники и революционные фарисеи продолжают кувыркаться в кабинетных измышлениях, кропотливо отыскивая детали идентичности нашей и французской революции и пытаясь по опыту прошлого предсказать будущее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Военный дневник - Франц Гальдер - Биографии и Мемуары
- 1993. Снова в ФРГ. Но уже из независимого Казахстана - Анатолий Волков - Биографии и Мемуары
- Дневник для отдохновения - Анна Керн - Биографии и Мемуары
- Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле - Товий Баевский - Биографии и Мемуары
- Директория. Колчак. Интервенты - Василий Болдырев - Биографии и Мемуары
- Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко - Биографии и Мемуары
- Русский дневник - Джон Стейнбек - Биографии и Мемуары
- Биплан «С 666». Из записок летчика на Западном фронте - Георг Гейдемарк - Биографии и Мемуары
- Непобежденные - Илья Азаров - Биографии и Мемуары
- "Берия. С Атомной бомбой мы живем!" Секретній дневник 1945-1953 гг. - Лаврентий Берия - Биографии и Мемуары