Такая работа. Задержать на рассвете - Леонид Словин

Ратанов взял со стола фотографии.

— Жалко Андрюшу…

В горле сжало. Ему вдруг захотелось услышать голос Гуреева.

— Да, — подумав, сказал Гуреев, — зря полез.

Тамулис и Барков на кладбище не попали. Ратанов был неумолим. Он послал их за тридцать с лишним километров на Шуваловский лесоучасток, где три года назад недолго работала в столовой в качестве официантки спекулянтка Анастасия Ивановна.

— Публика там бывает разная, — объяснял Ратанов, — много сезонных рабочих, летунов, что прыгают с места на место в поисках длинного рубля, но есть и кадровые рабочие. Надо к ним обратиться в первую очередь. Может, они вспомнят кого-нибудь по приметам?

Машина подбросила Баркова и Тамулиса к ближайшему разъезду. Там они пересели в дрезину. Стальная нитка узкой колеи тянулась через леса к северу. Тамулис быстро уснул и тяжело храпел, привалившись к плечу Баркова.

А Барков, засыпая, смотрел в окно. Совсем рядом сплошной стеной стоял лес. Могучие вековые пихты перемежались с желтовато-бурыми стволами сосен.

Проплыли мимо высокие штабеля деловой древесины, груженые лесовозы, тракторы. Дважды промелькнули эстакады.

Потом картина леса внезапно изменилась. Дальше начинались Большие лихогривские болота, трясина.

Барков думал об Андрее и смотрел в окно.

Здесь, во мшистой, сырой чащобе лихогривских болот, тоже стояли деревья, покрытые вместо хвои косматыми клоками серого мха. Они стояли в безмолвии и сумраке сто, а может, и двести, и триста лет, и будут еще стоять очень долго, когда не будет уже ни его, ни Тамулиса, долго-долго, пока не сгниют на корню, не став ни половицами новых домов, ни шпалами дальних путей.

10

Высокий неторопливый мужчина вышел из дома, несколько раз оглянулся по сторонам и не спеша направился к автобусной остановке. Свернув за угол, он закурил и несколько минут стоял, пряча обгорелую спичку назад в коробку, разглядывая тем временем всех, кто шел за ним к автобусной остановке. Потом он перешел на противоположную сторону улицы, прошел одну остановку пешком и сел в автобус, идущий к вокзалу.

Он прошел на перрон, купил в ларьке стакан лимонада и бутерброд с рыбой и стал есть, размеренно запивая кусочки рыбы лимонадом. «Граждане, встречающие пассажиров…» — наконец произнес в репродукторах мягкий женский голос.

Мужчина опрокинул в рот последний глоток лимонада, аккуратно стряхнул с губ хлебные крошки.

На первый путь медленно прибывал московский поезд. Хлопали тамбурные задвижки, из-за спин проводников высовывались нетерпеливые радостные лица. Встречающие, качая букетами цветов, устремились к окнам.

Мужчина оказался в самом центре вокзальной суеты; он спокойно и равнодушно смотрел по сторонам, пока взгляд его не остановился на группе молодых людей с чемоданами и рюкзаками.

— Друг, — остановил он одного из них, — у тебя билет не сохранился? Выбросил я свой — теперь к командировке нечего приложить.

Он подошел к ним, высокий, выше любого из них на голову, спокойный, сильный.

— Пожалуйста, — сказал приезжий, — мне он не нужен.

— Спасибо, браток, выручил.

Только теперь мужчина понял, как сильно нервничал все эти дни, пока благополучно не выбрался из города Черень, пока он сам не достал себе этот спасительный билет. Он прошел к камере хранения, получил свой чемодан и медленно двинулся в город.

Да, теперь он мог успокоиться. Впервые с той минуты, как завизжала над его головой проклятая решетка над люком у магазина. Счастье, что он посадил Череня под куст у самого угла дома, а не на скамейке у подъезда, как предполагал раньше. И все-таки с той ночи он не мог спать, только валялся на диване, каждую минуту ожидая, что за ним придут. Но теперь все. С Черенем, конечно, воровать вместе нельзя. Если вместе их поймают — вышка. А так: что было, то было и должно травой порасти. Друзей, конечно, он себе найдет. Черт с ним, с Черенем. А с телефонным звонком в милицию — ловко «вложил», уезжая, какого-то фраера. На Череня положиться можно: если что, ему расстрел обеспечен, — он бил, мало ли что я крикнул! У него своя голова на плечах! Да и кто это слышал?

Еще издалека он увидел, что на перекрестке что-то случилось. Люди стояли на краю тротуара, сновали и проталкивались вперед юркие мальчишки.

Он протиснулся в первый ряд, вперед, к самому концу тротуара. Толпа сзади колыхнулась и сдавила передних. Пути назад уже не было. И в это время раздалась совсем рядом печальная мелодия. Он быстро обернулся, но выбраться было уже нельзя. За ним плотной стеной стояли люди.

Из-за угла медленно приближался эскорт милицейских мотоциклов. Синие, вычищенные до блеска машины медленно шли в ровном торжественном строю.

Мужчина с билетом сразу оторопел, обмяк, хотел схватиться за кого-то рукой. Рядом с ним беззвучно всхлипнула женщина и вцепилась зубами в носовой платок.

— Неужели не найдут и не расстреляют? — сказал кто-то сзади.

Пот мгновенно выступил на его теле, рубашка в минуту стала совсем мокрой и холодной. Озноб охватил его всего целиком. А толпа напирала и напирала на него сзади. Он опустил чемодан кому-то на ноги; казалось, еще секунда — и его выбросят с тротуара к мотоциклам, туда, где за шеренгою венков сурово и плавно плывет машина с откинутыми бортами.

— Мальчик-то, мальчик-то, — шептала женщина рядом, — совсем еще глупый…

Мокрая холодная рубашка стягивала кожу.

Солнца не было. Косые серые облака дергались во все стороны и хлопали, как простыни на веревке.

Мимо него в каком-то метре шел молчаливый строй: милиция, дружинники, сотни и сотни его смертельных врагов. И пока они шли, он, не отдавая себе отчета, спиною пытался вползти обратно в толщу людей, на тротуар.

Среди людей в гражданском мелькнуло несколько знакомых лиц. Короткие пристальные взгляды.

«Попался», — застучало в голове.

Его заметили.

Когда он выкарабкался из толпы, к нему подошли двое в гражданском, один был совсем молодой.

— Здравствуй, Варнавин, — немного высокомерно и брезгливо поздоровался с ним старший, неторопливый, медлительный, с маленькими усиками. — Что это тебя давно не видно было?

Черные узкие глаза Гуреева беспокойно шарили по лицу, рукам, одежде Варнавина.

— Меня три месяца не было… — Он взял себя в руки. — «Шабашничал» в деревнях. Где сарай поставишь, где что…

— Когда приехал?

— Вот. Еще до дома не дошел. Так с чемоданом и застрял. И билет еще цел.

— Ну-ка, покажи билет…

Гуреев внимательно посмотрел на компостер и сразу потерял интерес к разговору.

— Давай на работу устраивайся, а то, как тунеядца… Живо…

— Это обязательно. Немного отдохну — и на работу. — Он стоял перед ними, здоровый, большой, со взмокшими от пота волосами и в мокрой рубашке, и ему хотелось еще говорить и говорить с ними. — Я на механический завод. Примут меня?

«Это только в кино так, — думал он уже потом, спокойно идя по улице, — испуг на лице, холодный пот и все такое прочее. В уголовном деле нужны доказательства. — Он подмигнул еще не старой женщине на углу, торговавшей пивом. — В городе меня никто не видел. А билет — вот он! Только бы не потерять!»

У самого дома он неожиданно столкнулся с Джалиловым.

— Ты? Откуда? Ты ведь питерский…

Они вместе были в колонии, потом на Большой стройке.

— Волчара? — удивился Арслан.

Варнавин положил руку ему на плечо.

— Ты повидай меня на днях. Или лучше я забегу. Ты где остановился? — А про себя подумал: «Чем не замена Череню?»

Арслан шел домой, весь отдавшись нахлынувшим воспоминаниям. Они не терзали его уже давно, с зимы. Даже находясь в течение суток в горотделе в качестве подозреваемого, он думал только о том, чтобы доказать свою правоту. И больше ни о чем.

Теперь, после встречи с Волчарой, перед Арсланом снова была зона, гаревая, пахнущая дождями дорожка к вахте, Кораблик в тот на всю жизнь запомнившийся вечер, когда он узнал вынесенный ему Волчарой и другими ворами приговор.

Арслан словно воочию видел торжествующее, довольное лицо Волчары, когда тот объявил решение сходки.

— Это не наш человек! — сказал Волчара о Кораблике. — Кончать с ним…

И вот через много лет Волчара встретился вновь с Арсланом. Волчара был жив и открыто ходил по улицам, он предложил Арслану повидаться…

А затравленный Волчарой Кораблик, бледный как полотно, с мгновенно выступившими на лбу тяжелыми крупными пятнами холодного пота, долго метался между бараками, разорвав на груди майку, ожидая в любую минуту последнего страшного удара…

Глава 2. Дорогой поиска

1

— Идиотизм какой-то! Ну, не найду я эти проклятые простыни! Что, мир перевернется? Подумать только: лейтенант Тамулис пытается отказать в возбуждении уголовного дела по факту кражи семи старых простынь! Каков, а? Нет, честное слово, мы так увязли в этой уголовке, что нормальным людям, наверное, кажемся идиотами.