Ахиллесова спина - Александр Шувалов

— Слушаю.

— Почему в таком случае ты до сих пор жив?

— А что сам думаешь?

— По-моему, все это отдает какой-то опереттой.

— У меня сложилось такое же мнение. — Я не выдержал и зевнул во всю пасть. — Ладно, поговорили и будет. Операция продолжается.

— Вынужден запросить подтверждение из центра, — решительно заявил Мамон. — Извини, брат.

— Бога ради. — Я опять зевнул. — Пока пойду вздремну. Выяснили, в какой больнице находится парень из группы?

— В госпитале Святой Магдалины, — тут же прозвучало в ответ. — Его наверняка охраняют.

— Да что ты говоришь?

Латиносы неплохие бойцы, стойкие, упорные, отчаянные, порой даже слишком. А вот сторожа из них получаются никакие. Им не хватает элементарной дисциплины и бдительности.

Вот и сейчас здоровяк-полицейский не особо желал стойко переносить тяготы и лишения службы. Он должен был торчать у дверей палаты с единственным россу турист, уцелевшим во время пальбы в пиццерии. Вместо этого распустил хвост у стойки, за которой восседала грудастая медсестра. Та в ответ угощала его кофе, бойко стреляла глазками и потряхивала выпуклостями. Дело стремительно продвигалось к бурному консенсусу в стиле танго.

Я наклонил голову пониже и прокатил мимо них тележку со шваброй, тряпками и прочими полезными предметами. Парочка, занятая исключительно друг дружкой и зарождающимися чувствами, не обратила на меня ни малейшего внимания. Кто и когда вообще смотрит на простого уборщика? Обидно даже.

Чуть поскрипывая колесами, тележка бодро катилась по коридору. Я завернул за угол и осторожно оглянулся. Один, совсем один, как и должно быть. Все-таки уже полночь. Только эти двое воркуют у стойки да сопит как младенец у себя в подсобке худой небритый человек по имени Арсении. Именно у него я одолжил светло-зеленую спецодежду с беджем и тележку с ведрами да швабрами.

Отдохни, честный труженик. Пусть тебе приснится что-нибудь приятное: фигуристая дамочка в коротеньком белом халате, рассвет у моря или пять бумажек по сто американских долларов каждая. Кстати, они ни с того ни с сего обязательно обнаружатся потом в нагрудном кармане твоей рубашки.

Дверь в нужную мне палату, конечно же, была заперта, но настоящего уборщика ничто не остановит. Я покопался в кармане, достал оттуда две проволочки и поочередно вставил их в замок. Господи, чем я занимаюсь? Вроде бы взрослый человек, уже целый подполковник. Как хорошо, что меня сейчас не видят мама и та натуральная брюнетка, которой я накануне прошлой командировки много и интересно рассказывал о собственном богатом внутреннем мире.

За мной сейчас вообще никто не наблюдает. Видео глазки отсутствуют, больные спят, медперсонал занят своими делами, а охранникам на первом этаже вообще на все глубоко плевать. Когда я аккуратно проходил мимо их поста двадцать минут назад, они смотрели по телевизору бокс и с большим знанием дела комментировали то, что происходило на ринге.

Замок еле слышно щелкнул. Я осторожно отворил дверь, вошел, замер, начал вслушиваться и уловил еле слышное сопение в правом углу возле окна. Тусклый луч фонарика пробежал по палате и остановился на человеке, лежащем в койке: загипсованная правая рука, повязка на плече и груди, голова в бинтах.

Санек продолжал мирно дрыхнуть, вернее, старательно и довольно правдоподобно прикидывался, что это делает. Не сомневаюсь, он все прекрасно расслышал. В спецназе принято спать чутко.

— Ну, здравствуй. — Я подошел поближе, остановился в метре от него и подсветил собственную физиономию.

— Пришел добить? — хрипло спросил он и закашлялся.

Между прочим, Санек запросто мог бы попытаться заорать, но не стал, гордость не позволила. Хороший парень, смелый. Если проживет достаточно долго, чтобы набраться опыта, то цены ему не будет.

— Скажешь тоже, — пробормотал я.

Ни на грош он мне не верил и был по-своему прав.

— Тогда вали!.. — Санек довольно подробно объяснил мне, куда, как и зачем.

— Сначала ответь на пару вопросов.

— Подойди, — прошептал он, изобразив полный упадок сил. — Трудно говорить.

У подготовленного бойца, даже раненого, всегда есть шанс, но только один. Чтобы его использовать, надо подманить супостата на расстояние одного-единственного удара. Иногда, говорят, получается.

— А вот и нет, — заявил я. — Не так уж и трудно. У тебя две дырки: в руке и плече. Это все.

— Еще грудь задета, — добавил он. — По касательной.

— А что с головой?

— Ударился об угол стола, когда падал, — ответил Санек и продолжил язвительно: — Сразу вырубился, вот твои и решили, что готов.

— Как ты думаешь, зачем я сюда пришел?

— Откуда мне знать? Ты мужик мутный. Говорили же… — Он осекся и замолчал.

— Хорошо. — Я вздохнул. — Пусть мутный, потный, гнусный, какой угодно. Но постарайся меня понять. Включи, наконец, голову!

— Ну, включил, — снизошел раненый.

— Мне тоже ребят жаль. Уж поверь…

— Не надо о ребятах, — попросил Санек.

— Ладно, — согласился я. — Не буду. Вот только операцию никто не отменял. Так что придется мне самому…

Парень хихикнул, охнул от боли и заявил:

— Круто!

— Ответь на один-единственный вопрос, и я уйду.

— А если не захочу?

— Тебе решать.

— Ладно, говори.

— Командир выходил на связь с центром?

— А что?

— Да или нет? — свистящим шепотом выдал я. — Пойми, это важно!

— Допустим.

— Говорил же…

— Хочешь сказать, там сидит крот, а ты у нас пушистый и весь в белом?

— Уже ничего не хочу. Выздоравливай, Санек.

Как говорится, погостил, пора и честь знать.

— Не поверишь, как быстро это случится, — прозвучало мне вслед.

Почему же, поверил сразу. Раны заживают, а кости срастаются нереально быстро, когда у человека появляется цель. У парня теперь она есть — это я. Очень скоро он встанет на ноги и обязательно постарается меня достать.

Глава 12 ЯПОНКА МАТЬ

Выпрыгнул из автобуса в центре города, и ноги сами понесли меня куда-то. Народу на улицах в это время если и меньше, чем днем, то не намного. На смену людям, ушедшим отсыпаться перед рабочим днем, под свет фонарей и неоновых вывесок повылезали любители ночной жизни.

Как ни странно это звучит, но в толпе я умею оставаться один. Конечно, и подобраться ко мне в случае чего легче, но это не так уж и важно. Если кто захочет, все равно подойдет. Как два дня назад в холле гостиницы.

Я шел по щедро освещенным улочкам старого центра, один из очень многих и в то же время сам по себе. Я в очередной раз проверился и с радостью убедился, что, судя по всему, никому на этом празднике жизни на фиг не нужен.

Народ вокруг меня со вкусом, творчески, как умеют только настоящие бездельники, отдыхал душой и телом. Люди пили, танцевали, просто тусовались. Секс-туристы и озабоченные самцы из числа местных жителей высматривали шлюх, достойных себя. Те, в свою очередь, рыскали в поисках денежных клиентов. Крепкие молодые люди передвигались обособленными группками. Оки целеустремленно искали приключений на собственные мускулистые задницы.

Словом, кругом текла бурная жизнь, и опять мимо моей персоны. Но это совершенно не огорчало меня.

Беда состояла в другом. Не стоило долго, как говорят на флоте, морщить репу, чтобы уразуметь: операция еще толком не началась и уже оказалась под угрозой срыва. В нашей работе случается всякое, но мне давненько не доводилось оказываться в такой глубокой заднице. Группы больше нет, теперь я один на льдине. Посреди тропиков. Свободный в выборе дальнейших действий точно так же, как стрела в полете.

Центр в послании так и указал. Поступайте, дескать, Скоморох, как сочтете нужным. В данном конкретном случае мы не вправе вам приказывать. Никто вас не осудит, конечно же, но…

Все это в переводе с бюрократического языка на общечеловеческий означало, что задание по-прежнему в силе. Вот только выполнять его мне придется в гордом одиночестве. На помощь резидентур, как посольской, так и нелегальной, особо рассчитывать не придется.

Об этом мне тоже намекнули. Дескать, обе они в самое ближайшее время будут по горло загружены, и нечего их отвлекать. Так что крутись, Стас, как рыба карась на сковородке. Ждем с докладом, если, конечно, останешься живой. Очень на тебя надеемся.

Ситуация складывалась так, что работать мне придется исключительно по плану Б, то есть разыскать объект и залечь где-нибудь в кустиках. Как только тот окажется в пределах досягаемости, выскочить и немедленно замочить его хоть в сортире, хоть в филармонии. Всего-то и делов. Меня после этого, вероятнее всего, тоже отправят к праотцам или просто повяжут, но это уже лирика.

Так я и сделаю. Не знаю уж, что кто-то там наговорил ребятам из группы, но воевать мне доводилось не только на паркете. Я занимаюсь этим достаточно давно, еще с Афгана. Была такая заварушка, если кто помнит.