Любить нельзя. Расстаться - Галина Милоградская

на праздники и решил сам готовить годовой отчёт для городского совета.

– Уверен, что Настя поймёт. К тому же, она не пропадает сутками в больнице, разбирая медицинские карты, поэтому у Лёши не будет необходимости задерживаться на работе, чтобы не возвращаться в пустой дом!

– Лёш, ты, главное, не отправляй вместо себя помощника, чтобы сходить с Настей в кино.

– Если бы я не прислал помощника, ты бы обиделась! Я не мог вырваться!

– А так я не обиделась, да? Спасибо за прекрасное свидание, учитывая, что оно должно было стать попыткой всё наладить!

– Настя, Лёша, прошу нас извинить. – Никита резко встал. – Полагаю, нам пора. Ты идёшь?

– Боишься, что останусь и расскажу больше?

Никита молча вышел, дошёл до двери и начал обуваться. Его трясло. Сердце и лёгкие взбесились: одно гнало кровь слишком быстро, другие – сжимались часто-часто, толкая воздух короткими злыми выдохами. Она унижала не только его – себя, и он не лучше, мог не отвечать, промолчать… Не мог. Слишком несправедливыми были её упрёки, слишком сильно пекла обида на то, что не понимает, никогда не понимала.

Света появилась, когда он обул второй ботинок. Выпрямившись, Никита исподлобья наблюдал, как она неловко прощается с Лёшей. Коротко отказался, когда тот вызывался проводить. Поблагодарил за ужин, снова извинился – механически, почти не задумываясь. Пропустил мимо ушей, не вслушиваясь, сбивчивые уверения, что всё в порядке. Надел пальто, не глядя в сторону Светы. Когда они ушли, Лёша несколько секунд смотрел на закрывшуюся дверь, потом шумно вздохнул.

– Поверить не могу. – Помолчал, плюнул горько: – Почему, твою мать?! – и пошёл в сад. Настя вздохнула, покачала головой и пообещала себе, что у них точно будет всё по-другому.

Глава 10

Ветер окончательно разошёлся, поздний час и погода разогнали и без того редких прохожих по домам. Никита шёл рядом со Светой, машинально приноравливаясь под её шаг, и душил в себе всё, что хотел высказать в доме Лёши. Свернул на дорогу, ведущую к дому – они жили недалеко, лишь тогда Света заговорила.

– Ты куда?

– Провожаю тебя, разве не понятно?

– Зачем? Боишься, что не дойду?

– Пытаюсь соблюсти остатки приличий, если для тебя они ещё хоть что-то значат.

– Хочешь сказать, я опять всё испортила? – Света остановилась посреди дороги. Прекрасно понимала – он прав, но что толку теперь жалеть о сказанном?

– Не собираюсь тебе отвечать. – Никита повёл плечами, пытаясь стряхнуть придавившую тяжесть. – Пожалуй, ты права, я лучше пойду к себе. А ещё ты абсолютно точно была права, когда решила, что нам лучше пожить отдельно.

Он ушёл, Света не успела даже ответить. И тут же обмякла, как марионетка, которую повесили на гвоздь. От опустошения закружилась голова, мороз тонким узором затянул кожу. Обхватив себя руками, Света побрела к дому – страх, что это всё по-настоящему, пробрал до костей. Они действительно расстались. Не на время, кажется, навсегда.

Сквозь сон пробивались голоса, Света выплывала на них, но тут же проваливалась в плотную вату. Голова раскалывалась на части, её знобило, и только напоминание о том, что надо встать и покормить детей, заставило подняться. Потирая глаза, она села на постели, поморщилась – из окна лился слишком яркий свет. Снова потёрла глаза, разгоняя мутную сонную пелену, и тяжело вздохнула. Она чувствовала себя развалиной, жалкой и дряхлой. Стояла под душем несколько минут, тупо глядя в стену перед собой, долго чистила зубы, не глядя в зеркало, машинально причесалась, оделась и прикрыла глаза, заглядывая внутрь себя – никакой болезни не было. Только хроническая усталость и оцепенение.

– Мам, мы тебя разбудили?

Алина мыла посуду, Лёва чистил большой апельсин, и яркий цитрусовый запах щекотал ноздри. Может, благодаря ему, может, потому что дети улыбались, а Алина быстро поставила тарелку с омлетом, на душе стало теплее.

– Ты приготовила завтрак?

– Ага, – кивнула Алина и, дождавшись, когда Света начнёт есть, небрежно обронила: – Я сегодня иду тренироваться с папой. Ты же не против?

– Нет. Идёшь одна?

– Я не хочу. – Лёва упрямо вскинул подбородок и разломал апельсин, забрызгав соком весь стол. Оранжевые капли потекли по рукам, Света вздохнула и потянулась за полотенцем.

– Почему? – мягко спросила она, вытирая испачканные ладошки.

– Не хочу его видеть, – угрюмо проговорил Лёва, отворачиваясь. – Из-за него ты плачешь.

– Львёнок, от того, что мы с папой сейчас не вместе, он не перестал тебя любить.

– Папа сказал мне то же самое. – Алина вздохнула и закатила глаза. – Ладно, я буду к вечеру. А ты можешь сидеть и дальше обижаться непонятно на что. Пока, мам.

Она быстро чмокнула Свету в щёку.

– А у тебя какие планы? – Света потянулась через стол и взъерошила и без того растрёпанные волосы сына.

– Пойдём с ребятами на речку, Даня обещал показать, как научился запускать лягушек.

– Только сам в воду не лезь.

– Мам, я же не настолько дурной, чтобы купаться в апреле!

Света улыбнулась. Ей всегда казалось, что Никита в детстве был именно таким: упрямым, считающим, что знает всё лучше всех, со своими, одному ему понятными принципами.

– Лёва, – мягко позвала она, – не злись на папу. Или постарайся злиться меньше, – добавила, заметив, как брови сошлись в до боли знакомом жесте.

– Постараюсь, – вздохнул Лёва, засунул руки в карманы и вышел из кухни.

О том, что сама договорилась с Инной о встрече, Света вспомнила только к вечеру, когда подруга появилась на пороге. Вихрем влетев в дом, она задорно зазвенела пакетом, подняв его в воздух, и громко воскликнула:

– Девичник! Лобастая, только не говори, что забыла!

– Забыла, – не стала спорить Света. – Но это не значит, что откажусь.

– Только попробуй! Руслан остался с Игорем, это уже повод выпить!

С Инной не всегда было легко. Порой она пёрла напролом, не обращая внимание на возражения, и всегда делала только то, что хочет. Иногда Света завидовала ей, по-доброму, но всё же завидовала: лёгкости, с которой она шагает по жизни, невзирая на препятствия. Инне всегда всё давалось просто, проблемы решались по щелчку пальцев, с лица не сходила обворожительная улыбка. Сейчас рядом с ней Свете казалось, что она – мешок с камнями, серый, пыльный, одиноко стоящий в углу. Поэтому первые же слова, которые она произнесла, когда Света замолчала, удивили настолько, что на время онемел язык.

– Как же я вам завидую.

– Что?

Они сидели на веранде, закутавшись в пледы, и попивали вино. Неспешно – первые три бутылки приговорили, даже не заметив, пока Света рассказывала о крахе своей семейной жизни.

– Завидую я тебе, Лобастая, –