Пугало. Ужас из далекого детства - Сергей Саканский

Впрочем, так оно и было… Саша и понятия не имел, что меньше, чем через час все обернется: он на всю жизнь влюбится в Марину, Аня влюбится в него, Марина – в маленького Игоря… И нет ответа на вопрос: почему вдруг все так получилось.

* * *

Петухов и сейчас не мог разгадать эту загадку. Он тускло смотрел на Анну, которая сидела перед ним, запрокинув ногу на ногу, легко покачивая ступней. Анна была в плетеных босоножках, и он видел ее розовые пальчики, ровные, с кремовым педикюром. Наверное, такого же цвета было ее нижнее белье. Крепкая, загорелая нога тонула в полутьме за краем короткой юбки, где угадывалась еще какая-то кружевная материя.

Разве можно не любить или, по крайней мере, не хотеть такую женщину? Но что-то отталкивало Петухова от Анны: стоило только посмотреть на нее, как ему сразу мерещился иной образ, как будто сидящая перед ним женщина быстро накидывала на лицо смеющуюся маску Марины Яровой.

– А ведь я была в тебя когда-то влюблена, – сказала она, понизив голос. – Знаешь, я так страдала! – добавила она, быстро наклонившись вперед.

Петухов смутился, сглотнул… Но в тот же момент из-за плеча Анны как будто выглянуло и подмигнуло другое лицо.

– А сначала мне Юра нравился. Но потом – бац! И сразу ты…

– Мне тоже, – признался Петухов. – Тоже сначала ты, а потом… Ну, не важно.

Это было какое-то сумасшедшее лето: все они влюбились друг в друга… Настолько, что вскоре даже забыли о страшном происшествии с пугалом.

Тогда выдалось на редкость жаркое, безветренное лето. Растения высохли на корню, огромные мертвые сорняки стояли на огородах, будто вскинув к небу руки в тщетной мольбе о дожде. Над раскаленными крышами курилось марево, и казалось, что деревня уже горит.

О чугунную щеколду ворот можно было обжечься…

– Короче, сплавились мозги, – подытожила Анна. – Юра Горин, конечно… – она осеклась, наверное, хотела сказать: Горин, конечно, лучше.

Опять этот Горин! – с тоской думал Петухов, когда Анна ушла. – И тут Горин, и там Горин… К тому же – как всегда, легкий на помине.

Колокольчик звякнул, и Горин влетел в ателье.

– Где она?

– В… – чуть было не выматерился Петухов – так он был зол и на Горина, и на Анну, и на весь мир.

– Только что ушла, если ты про Аню, – толерантно произнес он.

Горин выскочил на улицу, сквозь звон колокольчика, который его уже раздражал. По тротуару маршировало множество ног, все спешили на электричку. Где-то вдали как будто мелькнула знакомая фигура, Горин кинулся туда, толкая локтями прохожих, догнал: не она. Площадь неожиданно опустела, электричка на платформе уныло свистнула и поползла, Горин вернулся в ателье. Петухов нервно щелкал мышью, с остервенением глядя в монитор, где один качок энергично дубасил другого на фоне буйного тропического леса.

– Юра, что происходит, а? – сказал Петухов, не отрывая глаз от бушующих качков. – Просвети меня, темноту деревенскую.

– Это я у тебя хочу спросить, – пробурчал Горин. – Ты мне скажи, как старому другу: зачем она приходила?

– Поговорить.

– О чем?

– О любви.

Петухов бросил мышь, и качок на экране замер с раскинутыми в стороны руками. Другой качок, улучшив момент, с размаху хрястнул его по лбу, тот упал, противник нагнулся и хладнокровно добил его.

– Нет, правда, – сказал Петухов. – Вспоминали жаркое лето, сорняки, горящие крыши. Что все влюбились. И так далее…

В голове у Горина забрезжила одна догадка.

– Слушай, – сказал он. – А она не спрашивала у тебя адрес Марины?

– Нет.

Свет, было мелькнувший, так же и погас. Если она обходит всех, кто был причастен к тому событию, то почему же в этой галерее нет Марины?

Задумавшись, Горин не сразу заметил, что Петухов смотрит на него, не мигая, как змей. Качки на мониторе вышли в исходную позицию: вражий кивал головой, манил нашего ладонью, а тот стоял как истукан, поглядывая из своей электронной глубины на брошенную мышь.

– А тебе до Марины – что? – вдруг резко спросил Петухов.

Горин изумился: как это – что? И вдруг все понял… Конечно! Петухов и есть – он, другой. И спрашивает, будто хозяин. И что же теперь? Драться? Горин покосился на качков… Но у него же совсем другая цель: ему нужно узнать.

– Саша, – сказал Горин, – со всеми нами происходит что-то странное. На той неделе ко мне в редакцию пришла Аня Вихрова. Потом вдруг исчезла. Потом она была у Кошелева, теперь вот – у тебя. Ей что-то надо от всех нас. И все это связано с тем случаем, когда ожило пугало.

– Ты серьезно веришь, что пугало ожило?

– Нет. Мы видели что-то другое, только я не пойму что.

– А вот я уже сомневаюсь иногда. Эта мерзкая рожа из чугунка… И Анна сейчас расспрашивала об этом.

– О чем она еще спрашивала?

Петухов задумался, машинально дернул мышью, активизировав на мониторе своего качка.

– Еще она спрашивала о сундуке, – наконец, проговорил он.

Так вот оно что! Конечно же, дело может быть только в сундуке – ведь она спрашивала об этом у всех троих…

Горин сидел в машине, ему было противно: остался неприятный осадок от встречи с Петуховым. Надо же! Чуть было не подрался со старым другом… Есть вещи, которых нельзя допускать. Например, отбивать девушку у друга нельзя. И драться с другом – тоже.

Горин с досадой хлопнул ладонями по рулю. Ведь Анна его просто использовала, и все. Она пришла, задала несколько вопросов, из них один был самым для нее важным – про сундук. А остальные – так себе, для отвода глаз. И, едва узнав о том, что Горин не помнит, где зарыт сундук, просто ушла по-английски.

Нет, ни одной женщине он не позволит так обращаться с ним. Даже ей – единственной, любимой… Сколько их у него было, и всегда, кроме, разве что, истории с Мариной, он выступал демиургом, создателем женских образов, он наполнял их собой, словно пустые сосуды, и властвовал над ними, как могущественный эмир. А теперь его самого подергали за леску, будто марионетку, и бросили. И все из-за какого-то старого зеленого сундука.

Что же такое было в сундуке колдуньи, чтобы это – спустя два десятилетия – искать? Неужели и вправду настолько важен тот древний манускрипт?

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПУГАЛА

Горин вспомнил, как они сидели на траве за сараем колдуньи, перебирая мешочки, вываленные из сундука. Он ясно видел красное сафьяновое дно сундука, на дне лежала лупа и несколько дешевых брошек, какой-то кулон, тоже не представлявший ценности.

Игорь, отложив древнюю книгу, мастерил некое хитроумное устройство. Юра и Саша разбирали полотняные мешочки. Солнышко светило ярко, клонясь к закату, слепя. Трудно было представить, что ужас уже подкрадывается к ним, что он уже здесь, стоит посреди этого солнечного огорода…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});