Времена негодяев - Эдуард Геворкян

Ксения опустила ладонь и повернулась к Саркису.

— Все у вас будет хорошо сейчас, все у вас будет хорошо завтра, но через много лет все кончится очень плохо.

— Что кончится? — спросил Саркис.

— Все. — Потом, словно удивляясь себе, добавила: — Ну, все!

Взгляд Саркиса остановился на крыше здания. Там, где пронзенная птица распластала крылья, появилась еще фигура, но не птичья. К струнам был привязан за руки человек. Видно было, как он мотал головой.

— Арфу не видел? — спросила Ксения, посмотрела туда и охнула.

— Не надо бежать, только не бегите, — вполголоса уговаривала Ксения. Но, незаметно для себя, они убыстряли шаги и последние этажи проскочили бегом, даже ветер загудел в ушах. Потом, отдышавшись, Саркис сообразил, что не так уж и быстро они спускались. Не ветер это гудел.

В квартире Ксения откинула крышку зеленой коробочки на стене в прихожей. Положила палец на красную кнопку.

— Что за шум? — спросил дед Эжен, выходя из кухни.

— Человек на крыше, — ответил Уля, — привязан к арфе.

Старик почесал подбородок, взял кепку.

— Схожу, посмотрю, что он там делает.

— Не пущу. Сейчас патруль вызову! Ты голову себе сломаешь.

— Не сломаю. Я в театре часто бывал до оползня, внуков водил. Пожарная лестница уцелела, а к ней широкая балочка ведет.

— А ты откуда знаешь? — с подозрением спросила Ксения.

— Не тебе же одной по руинам лазать! — засмеялся дед Эжен.

— Мы с вами… — начал Петро, но дед Эжен цыкнул на него.

— Если через полчаса не вернемся, зови патруль.

Он накинул на себя куртку и, виновато глянув на Ксению, ушел на кухню, а через минуту вернулся.

Пока он ходил, Ксения достала чистый, но мятый платок и разодрала на две половинки. Одну повязала на левую кисть, а вторую, после минутного раздумья, протянула Уле. Уля понимающе кивнул и затянул ее у себя на правом запястье.

— Бабушка к нитке хлебный мякиш подвешивала, — сказал он. — Если было плохо, я нитку обрывал, и бабушка мне звонила. А когда она заболела, у меня нитка оборвалась.

Саркис открыл ставень в комнате и посмотрел наверх. Птица, пронзенная арфой, была видна. Приглядевшись, он заметил и руку, все остальное исчезало за кромкой.

Дед Эжен и Ксения пересекли лежащие плашмя бетонные плиты и скрылись в проломе стены.

Часы стояли на полке. Половина десятого. На завтрак они, конечно, не успели, а вот к обеду хорошо бы… Саркис оглядел полки, потрогал квадратную коробку, приподнял крышку — битком набита дискетами. В углу комнаты на маленьком столике с причудливо гнутыми ножками — дисплей, накрытый большой салфеткой. Машинка дряхлее, чем их лицейские развалюхи.

— «Полтергейст», — прочитал Уля наклейку.

На некоторых коробках надписей не было, а на других — «Пирокинез», «Телепатия», «Проскопия». Уля чуть не выронил коробку с наклейкой «Контагиозная магия» — в комнату неслышно вошел Митя и громко спросил:

— Это я вас вижу или вы меня видите?

Петро отскочил от окна и встал в стойку богомола, но увидев Митю, расслабился.

Митя уселся на ковер, свел перед своим носом два пальца и медленно развел их. Захихикал.

— Ты чего? — спросил Уля.

— Смешно! Третий палец с двумя ногтями. Ха!

Уля тоже свел указательные пальцы ногтями к себе и, глядя в угол комнаты, медленно развел. Действительно, между пальцами как бы возник третий, с ногтями по обе стороны. Улыбнувшись, Уля вставил между указательными и средними пальцами карандаш и сказал:

— А теперь покачай ладонями, не разводя их.

Через несколько секунд Митя катался по ковру и визгливо смеялся, держась за живот. Потом успокоился.

— Ну, я откинулся! — заявил он. — Такого захода я не знал.

Снисходительно улыбнувшись, Уля подсел к нему.

— А что ты еще умеешь? — спросил он Митю.

Саркис невнимательно прислушивался к их разговору, ходил по комнате кругами, зашел на кухню, сжевал пару рыбных палочек, вернулся и снова посмотрел на часы.

Петро прикрыл ставень и тоже посмотрел на часы. Все это ему не нравилось. Человека зачем-то на крыше привязали, дед и дивчина зря пошли, могут на дворников напороться. В Лицее рассказывали, что в заброшенных домах дворники по квартирам шарят, старые вещи шукают: картины там, если уцелели, бронзу, фарфор. Их патруль когда ловит, то руки ломает. Говорят, раньше их на месте стреляли, а потом перестали, людей мало, а эти хоть и поганые, но, может, какой прок и будет. С ворюгами, правда, разговор короткий, но так им и надо!

Между тем Митя осведомился, куда делись дед и Ксения, а выслушав Улю, вдруг забеспокоился и со словами: «Пойду поддержу их» — исчез у себя в комнате.

Его ждали минуту или две, но Митя, наверно, ушел не за одеждой, потому что, когда Саркис приоткрыл дверь, из комнаты потянуло дымом и вчерашними запахами.

— Что ты с чумным трешься? — сердито сказал Петро Уле.

Уля, не отвечая, смотрел себе под ноги. Саркис увидел половинку платка.

— У Ксении что-то неладно, — задумался Уля.

— Зову патруль! — Петро двинулся в прихожую.

— Погоди, только пятнадцать минут прошло, — Уля выжидающе посмотрел на Саркиса.

— Значит, так, мы пойдем за ними, а через пятнадцать минут — зови, сказал Саркис и снова посмотрел вверх. Человек по-прежнему был привязан к птице. Может, дед и Ксения уже поговорили с ним и теперь возвращаются?

9

Они быстро выбрались из нагромождения камней и разбитых панелей и вышли к уцелевшей части некогда большого красивого здания.

Уля посмотрел вправо, влево, подобрал камешек и с силой ударил оземь. Камень отскочил налево, и Уля решительно ткнул пальцем в сторону двери, болтающейся на одной петле. Саркис с большей охотой пошел бы к остаткам широкой лестницы, ведущей… Никуда она не вела и упиралась в огромную бетонную плиту, когда-то рухнувшую сверху. Вонзившись в ступени, она расколошматила их в пыль, а сама нелепо торчала, этаким каменным, в трещинах, занавесом.

За дверью было сумрачно, но свет из дыр освещал длинный коридор и темные проемы дверей в стенах его.

В конце коридора за поворотом оказался небольшой зал с вздыбившимися остатками деревянного пола, а в углу — винтовая лестница. Уля с сомнением оглядел ее, понюхал воздух, пожал плечами и медленно пошел вперед. Саркис потрогал скользкие перила и, вздохнув, двинулся следом.

В полумраке казалось, что они кружатся на месте, держась за столб и переставляя ноги по неудобным ступеням. Вскоре лестница вывела на площадку. Крыша над этим местом была сорвана, и открылась картина разрушений — половина здания лежала месивом камней, балок и плит, а уцелевшая часть дикой глыбой возвышалась над осыпью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});