Дети Ишима. Книга 3. Океан - Виктор Завидей

Для меня он был и остался в памяти человеком без возраста, со свежим юношеским и даже детским восприятием мира. За несколько часов до своей операции он внимательно пролистал довольно объемный талмуд моей диссертации, сделал несколько замечаний, и в заключение произнес, что это – действительно диссертация, а не увесистый пакет макулатуры. И сразу принялся строчить мне телефоны потенциальных оппонентов из своих многочисленных знакомых и друзей.

До последнего часа этот человек жил в тесной связи с окружающими его людьми и миром. Сколько помню, он создавал вокруг себя некое поле, которое притягивало окружающих, да так, что каждому втянутому в это поле он был просто незаменим. Всем, кто его окружал, он оказывал любую возможную, а иногда и невозможную помощь. Я долго размышлял над этим феноменом – зачем человеку в возрасте и целым букетом болезней такое беспокойство. Пока сам себе не ответил на эту загадку. Все было предельно просто. Этот человек формировал связи с живыми, а они своими невидимыми нитями, насколько это было возможно, питали и удерживали его в мире живых. Подобный характер носили и мои с ним взаимоотношения.

С самого начала он с повышенным интересом расспрашивал меня о профессиональных пристрастиях, и чем я занимался раньше. Собственно, только профессору с фамилией Ляпин (ласковый позывной Ляпушка), я обязан возвращению самого к себе. Он довольно быстро почувствовал, что у меня от прошлого остался некий болезненный синдром незавершенности своих дел. Разобравшись, он взял с меня слово, что эти дела я завершу как можно скорее, ненавязчиво принялся курировать ход моих действий, и в результате легко вернул мне самого себя. Через год я принес ему черновик восстановленной работы, которую он размалевал от начала до конца.

Он совершенно не был специалистом в той области, которой я занимался и не понимал в ней почти ничего. «Малевал» он все, что приходило ему в голову, делал заметки на полях, зачеркивал и делал вставки, как ему казалось по делу. Но он понимал главное, что мне придется переделывать не только то, что написал я сам, но и его фантазии, а от этого все будет выглядеть только лучше, поскольку каждую заметку я буду вынужден многократно обдумывать со всех сторон. И вот когда, наконец, я все перекроил и перелопатил по новому, и работа была уже практически завершена, он угодил в больницу. Несмотря на это, он потребовал принести последний вариант рукописи к нему в больницу накануне своей операции.

– Андрей Григорьевич, – говорю я ему, – может не стоит тратить Вам на нее свое время и здоровье, которого и так недостает? Я ведь ее воссоздал из пепла только ради уважения к Вам, поскольку в этом мире все это, уже вряд ли кому понадобится.

– Витенька, – говорит мне мой Гуру. – Она нужна, прежде всего, для тебя! После того, как ты довел дело до конца, теперь душа твоя свободна. А ты, не оглядываясь в прошлое, можешь приступать к новым планам и их осуществлению. У тебя впереди еще много времени…

Я часто вспоминаю его последние слова, и только со временем до меня дошел их глубинный смысл, и насколько он был прав. В сущности, нам нет никакого дела до окружающего мира, как миру нет дела до нас. Хорошо еще, если в нем встречается кто-либо, который проявляет к нам интерес. Но это большая редкость и счастье. Все мы бредем по жизни, как по пустыне, и окружают нас в этом странствии немилосердное солнце, раскаленный песок барханов, миражи днем, купол с мерцающими звездами ночью и полное одиночество. И как же здорово, если на этой дороге нам встречаются попутчики, которые смотрят на мир нашими глазами, имея близкие понятия о его ценностях.

Как то в самом начале моего знакомства с этим уникальным человеком, он очень подробно начал интересоваться тем, чем я занимался весь предшествующий период жизни. Времени у нас было предостаточно. Впереди нас ожидала недельная конференция в каком-то подмосковном доме отдыха. Поначалу я хотел ему рассказать о себе выборочно, но он категорически запротестовал. Он попросил меня рассказывать с самого начала, как только я себя помню. И только сейчас до меня начало доходить, почему его интересовали, казалось, никому не нужные подробности жизни постороннего ему человека, тем более детского периода. Сейчас многое мне стало понятно. Он, как и я, если обнаруживал человека, который как мне казалось, был ближе других по мироощущению, старался узнать об этом человеке все, и начиная с самого детства.

Вокруг этого человека, с самого его появления в моей жизни, я ощущал некое поле, притягивающее меня с необыкновенной силой. Мне с ним было комфортно и уютно, о чем бы мы ни беседовали. Йоги называют поле, существующее вокруг каждого человека, аурой, которая содержит его главные качества, возможно, это то, что называют духом.

Что касается меня, то я воспринимал его ауру, как поле бесконечной доброты и понимания чего-то такого, что словами выразить невозможно. А теперь, конечно, его мне не хватает, как и многих других близких мне по духу людей. В некоторых вопросах я и сам иногда веду себя как он. Пытаюсь у людей отыскать такие невидимые нити, которые бы нас связывали. И если кому-то со мной комфортно или кто-то нуждается во мне, мне кажется, что мне тогда удается приблизиться к своему Гуру или его ауре.

Во времена хаоса безверья, подмены тех жизненных ценностей, которыми я руководствовался в юности, его появление я воспринял равно приходу мессии. Не зря ведь говорят, Учитель появляется тогда, когда готов Ученик! И еще, как давно сказал Ремарк: «В темные времена хорошо видно светлых людей!» Таким и был мой Ляпин.

Свела судьба нас в одном институте, куда я пришел после относительно длительного перерыва в своей работе, которые были связаны с длительно тянувшимися за мной «хвостами» Чернобыля. Он появлялся у нас редко, иногда брал на оформление какую-нибудь статью и определял ее в разные журналы. По-видимому, у редакторов изданий он пользовался непререкаемым авторитетом.

Из всех окружающих он довольно быстро выбрал и приблизил к себе двоих, – моего студента из прошлой моей жизни и меня. Под прошлой жизнью, я понимаю времена до перестроечного периода, когда и я и мои коллеги занимались увлекательной программой подготовки марсианской экспедиции. А если быть более точным – созданием специального ракетного двигателя для ее реалистического осуществления.

Нашего Ляпушку интересовало все, – чем я занимался раньше до прихода в «Академию Магии и Волшебства», и что меня занимает сейчас?

– Если хочешь понять человека, мотивы его поведения и поступки, необходимо пройти весь путь с ним с самого начала, – говорит мне как-то мой Ляпа. – Ты рассказывай все, что считаешь необходимым, а я выберу для себя то, что необходимо и интересно мне.

Не сразу, конечно, рассказал я ему о наиболее ярких впечатлениях своего детства и юности, рассказывал ему и о тех людях, которые оставили на мне свой прочный отпечаток. Так мы сдружились. Времени у нас было предостаточно, а о таком собеседнике можно было только мечтать. Но более всего я возвращался ко времени своего «марсианского» пути.

Сам он частенько читал нам бесплатные лекции о невероятных свойствах простой воды. Здесь я был полным сторонником воззрений профессора, поскольку, сколько себя помню, всегда любил смотреть на воду, разглядывать узоры снежинок на стекле, ну и вообще конечно нырять, плавать и старался проводить все свое свободное время в воде или поблизости.

Но больше всего мне с Сашкой-Студентом нравились дискуссии профессора с нашим Магом, они походили на исполнителей оперных арий с партией мужского и женского голоса. Для меня одной из таких образцовых партий является дуэт из оперы Майбороды «Наталка Полтавка». Там, одновременно, разными голосами исполняются разные тексты. Причем каждый из исполнителей совершенно не слушает и не слышит другого! Так, к примеру, в мужской партии басом звучат слова: «Ой, Наталка, годи буде, перестань уже кричать», а в это самое время голосом меццо-сопрано исполняется текст: «Та, нехай, почуют люди, ни не буду я молчать!» Я часто исполняю эту арию двумя голосами своей жене, по очереди каждую партию, конечно, поэтому хорошо помню замечательные тексты этой знаменитой оперы.

Ляпушка был необыкновенным человеком. Имел техническое образование, ученую степень доктора и звание профессора, в послевоенное время служил в технической разведке, знал несколько языков, участвовал в реализации проекта по атомной бомбе. Как-то с Сашкой-студентом, мы навестили его на квартире, где он проживал со своим громадным черным котом. Из-за своего устрашающего вида и схожести с образом кота из главного творения Булгакова, к нему мной сразу же было приклеено имя Бегемот. Как только мы появились на квартире, кот расположился неподалеку от меня и всем своим видом показывал, что он дремлет, но это был обманный трюк!