Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху - Пьер Брюле

Как быстро эти женщины переходят от одного мужчины к другому! Она в неоплатном долгу перед Патроклом. Эта свежеиспеченная вдовушка готовится стать законной супругой божественного Ахилла — убийцы ее близких, да еще и испытывает радость от этой божественной войны. Вот каким образом из Гипподамии, супруги, потом вдовы, она становится, если не супругой, то по крайней мере подругой Ахилла и даже в более поздних источниках матерью сына Ахилла, Неоптолема... все еще оставаясь kourè-Бриса.

От kourè -своего-отца до божественной девственницы

Хотя позднейшие источники наделяют Хрисеиду судьбой, подобной судьбе Брисеиды, рассказывая, как отец добровольно вернул ее Агамемнону и как она родила от него детей Ифигению и Хриса, именно в «Илиаде» содержится ответ на вопрос: почему в отличие от Брисеиды Хрисеида остается только kourè-своего-отца? Все дело в том, что, если Брис мертв, Хрис жив. В этом все отличие: с одной стороны, между отцом и дочерью устанавливается действенная связь, несмотря на факт насилия, Хрис — после божественного вмешательства — получает свою дочь; тогда как, с другой стороны, смерть отца дает Брисеиде нечто вроде свободного выбора, и используется только имя отца, но не принадлежность ему.

Именно в этом ключе мы можем рассматривать разные слова, используемые воинами относительно этих девушек. Брисеида больше kourè, чем женщина или супруга, в то время как Хрисеида меньше kourè, больше thygater и pais, но никогда gynè. Именно присутствие отца отличает Хрисеиду от Брисеиды: оно делает ее pais — он любит ее; делает ее thygater — отец занимается ее будущим, потому что его влияние на нее остается незыблемым, несмотря на ложе Агамемнона. Брисеида остается без отца, и после военных действий ее имя продолжает напоминать всем о ее происхождении, сообщает, откуда она пришла, — из Брисы, от Бриса. Говоря о девушках, аэды говорят скорее о том, откуда они, чем кто они. Самая прямая параллель, которую можно обнаружить в такой потере «индивидуального» имени в пользу имени родственного, — это имя человека, которого насилие или покупка превратили в раба: рабы одновременно теряли и свободу, и свое имя.

Афинское право классической эпохи сохранило черты незыблемой связи между отцом и его дочерью. Даже вступив в брак и уплатив супругу приданое, когда дочь жила в «доме» своего мужа под его опекой, если по какой-то причине дочь и/или отец разочаровывался/разочаровывались в супруге, отец мог забрать ее домой — вместе с приданым! Это право, называемое аферезисом, переставало действовать с рождением первого ребенка (первого мальчика?), рождением, окончательно соединяющим супругу с новым «домом». Это означает, что влияние отца на дочь сохранялось, его авторитет был сильнее авторитета мужа или, отличаясь от авторитета мужа, он продолжал действовать по инерции.

Другие гомеровские kourai являются богинями. Нам достаточно одной — Афины. В «Илиаде» описывающие ее слова связаны с ее отцом, она thygater и tekos, то есть «дитя», «отпрыск», но особенно она kourè-Зевса. История ее рождения, объясняющая ее особенную связь с отцом, стоит того, чтобы быть здесь рассказанной. По Гесиоду, у Зевса была жена, Метида-Премудрость, от которой он ожидал ребенка: Афину. В то же время Зевса убедили остерегаться потомства Метиды, потому что после рождения Афины у нее родится сын, угрожающий его господству. Чтобы избежать риска, Зевс «себе ее в чрево отправил», но, переварив мать, он смог уберечь Афину. В конце концов она появилась из головы своего божественного отца, уже взрослая, в полном вооружении. И никогда дочь, kourè-Зевса, не будет принадлежать к другому кругу женщин, кроме «девственниц», не будет иметь другого отношения к миру, оставаясь исключительно дочерью-своего-отца. От других отпрысков Зевса Афину отличает то, что она перворожденная от его первой супруги. В какой другой культуре существует подобный образ дочери, родившейся только от отца? Оставим в стороне историю об угрозе господству Зевса — избитая тема. Разве не проявляется в этом мифе мечта греческих мужчин производить детей в одиночку!

Тремя веками позже в «Эвменидах» Эсхил заостряет внимание на вопросе связи между родителями и их потомством. Чей это сын, дочь? Клитемнестра убила своего мужа Агамемнона после его возвращения из Трои. Ее сын Орест мстит за отца, совершая еще более ужасное убийство: он убивает свою мать и предстает перед афинским ареопагом. Начинается обсуждение: насколько убийцы являются друг другу родственниками? Таким образом, Клитемнестра оказывается невиновной: она не пролила свою кровь. А Орест? Убив свою мать, разве не убил он ту, что его породила? В нем течет кровь его матери или его отца? Перед трибуналом выступают Аполлон и Афина. Первый: «Дитя родит отнюдь не та, что матерью / Зовется. Нет, ей лишь вскормить посев дано[32]. / Родит отец. А мать, как дар от гостя, плод / Хранит». В качестве доказательства он приводит своего отца Зевса и свою сестру Афину, рожденную с помощью одного лишь отца. После чего берет слово Афина: «Ведь родила не мать меня. Мужское все / Мне ближе и дороже... / Отцова дочь я, и отцу я преданна»[33]. Слова Афины прозрачны, она «жалеть не станет женщину, / Убившую супруга»[34] и вместе с Аполлоном проявляет великодушие к Оресту-матереубийце.

Женщины «Одиссеи»: Навсикая, Parthenos

Одиссей Навсикае:

«О, да исполнят бессмертные боги твои все желания,Давши супруга по сердцу тебе с изобилием в доме,С миром в семье! Несказанное там водворяется счастье,Где однодушно живут, сохраняя домашний порядок,Муж и жена, благомысленным людям на радость, недобрымЛюдям на зависть и горе, себе на великую славу»

(VI, 180—85). Пер. В. Жуковского.

Другая kourè Навсикая — царевна, живущая в странном мире на краю земли — без насилия, без соседей в мире добродетельных феакийцев. Когда аэд привел нас туда, богоравный «Одиссей отдыхал, погруженный / В сон и усталость» на берегу. Навсикая пришла из города, «за нею / Следом пошли младые подруги ее и служанки [amphipoloi]», чтобы устроить стирку белья «царского» дома, которая на нее возложена.

Навсикая — дочь царя феакийцев Алкиноя и его жены Ареты. Какие родители! Каждый в своей роли — царь и отец, госпожа «дома» и мать, Алкиной и Арета представляют собой модель идеальной супружеской четы. Алкиной женился на дочери своего покойного старшего брата и «так почитает ее, как еще никогда не бывала / В свете жена, свой любящая долг, почитаема мужем». Аэд подчеркивает у Ареты «добродетельной»: «Нежную сердца любовь ей всечасно являют в семействе / Дети и царь Алкиной; в ней свое божество феакийцы видят [...] Кроткая сердцем, имеет она и возвышенный разум [...]» (VI, 69—71,73).

Навсикаю называют иногда thygater, иногда pais, чаще всего kourè и parthenos. Как и в случае с Брисеидой и Хрисеидой, она thygater, только когда речь идет о ее родстве — дочь-своего-отца, но также своей матери. Представляя ее, рассказчик и Одиссей считают ее отпрыском Алкиноя. Она сама, говоря о себе, представляется Одиссею как царская thygater. Это для генеалогии. Подобно Брисеиде и Хрисеиде она также часто называется kourè. Тем не менее — и это примечательно для нас, покинувших шатры «Илиады», — она никогда не упоминается как kourè-Алкиноя; ее связь подтверждается только словом thygater. Правда, ситуация в Феакии — мир вне мира — предполагает, что нет необходимости уточнять ее происхождение: откуда она могла бы явиться, от кого могла бы произойти? С kourè часто ассоциируется эпитет, подчеркивающий ее красоту; она — «прекрасноокая». Она также pais, и так ее всегда называет отец, наделяя это слово той же эмоциональной окраской, что уже подчеркивалась нами в «Илиаде». Она его «дитя».

Thygater, kourè, pais — все эти слова служат для определения ее пола, происхождения и окружающей ее любви, но они не являются специфическими, не называют ее истинного возраста, то есть не объясняют, как оценивается ее половая принадлежность во времени. Однако история, о которой мы читаем, и воздействие, которое она производит на Одиссея, и странное предложение, которое делает ее отец этому незнакомцу, ясно об этом говорят; она находится в состоянии, являющемся поворотным моментом в ее жизни, в том сексуальном и специфическом статусе kourè, когда она стала красивой, но еще не взята мужчиной — статус parthenos, Это состояние служит, очевидно, поводом для преображения. Это предсвадебное время не затянется: «Не долго останешься ты незамужнею девой[parthenos]». Самые знатные феакийцы приняли участие в свадебных состязаниях, свадьба Невсикаи неминуема, а потому Афина пользуется этим предлогом, чтобы побудить девушку добиться от отца разрешения на стирку белья «дома»: «Встань и явися немедля к отцу многославному с просьбой: / Дать колесницу и мулов тебе, чтоб могла ты удобно / Взять все повязки, покровы и разные платья, чтоб также / Ты не пешком, как другие, пошла; то тебе неприлично — / Путь к водоемам от стен городских утомительно долог» (VI, 36—40). Рассказчик передает нетерпение Навсикаи, понимающей, что заканчивается латентное время, и ее отец прекрасно это знает.