Смерть короля Тсонгора - Лоран Годе

Когда наконец солнце зашло и битва прекратилась, обе армии оставались на том же месте, какое занимали, когда битва началась. Никто не продвинулся вперед, никто не отступил. Мертвые были просто уложены под стенами Массабы. Огромное пространство, на котором вперемешку лежали тела в одеждах разных цветов и разбитое оружие. Толорус, старый соратник Коуаме, был мертв. Он, как всегда, шел в атаку с яростью, топча врагов, приводя их в дрожь своими криками, с ожесточением вклинивался в леса пик, которыми его встречали красные черепа Караваната, рвался вперед, словно демон, сея вокруг себя панику и ужас. Так было до тех пор, пока его не заметил в гуще схватки Рассамилаг и не пустил вскачь своего верблюда. Верблюд понесся, всей своей огромной тяжестью подминая всех, кто попадался ему на пути, наконец настиг Толоруса, и Рассамилаг резким ударом сабли полоснул по его шее. Голова несчастного покатилась к ногам его воинов, на лице его застыли удивление и слезы, словно он оплакивал отнятую у него жизнь.

А Караванат хотел любой ценой всадить свою пику в бок Коуаме. Он двигался прямо на него, побуждая своих воинов к битве, говоря им о славе, которой они будут овеяны, если убьют принца соляных земель. Но не Коуаме встретился Караванату. У него на пути оказался Аркалас, вождь воинов-псов. И Караванат едва успел разглядеть своего врага. Вернее, он услышал, как звякнуло какое-то украшение, и еще — победные крики, которые просто оглушили его. Потом он почувствовал, как на него кто-то прыгнул, опрокинул наземь и вонзил ему в горло зубы. Вот так Аркалас лишил жизни Караваната. Он перегрыз ему вену на шее, и смерть не замедлила закрыть ему глаза. Его тело еще несколько раз дернулось. Но он успел услышать шепот того, кто его убил:

— Я красавица, и я тебя убила.

Ко всем телам воинов, которых покинула жизнь, прибавилась куча всякой гнили, трупы лошадей и бесчисленные — воинов-псов, которые перегрызли друг друга и теперь лежали застывшие в смерти. Когда битва окончилась и обе армии отступили на холмы, потрепанные, изможденные, мокрые от крови и пота, можно было сказать, что они породили в долине третью армию. Неподвижную. Которая лежала, уткнувшись лицом в землю. Армию мертвых, которая родилась после долгих часов кровавой бойни. Армию всех тех, кто навеки остался лежать в пыльной долине у стен Массабы.

~~~

Едва окончив схватку, еще весь в пылу битвы, Коуаме явился во дворец. Он хотел вместе с братьями Тсонгор подумать, как завтра одолеть Санго Керима. Но в коридорах он встретил Самилию, и она попросила его следовать за ней. Он подумал, что она хочет предложить ему откушать, принять ванну или что-то еще, чтобы он забыл об изнурительной битве. И последовал за ней. К его удивлению, она привела его в небольшой зал, где ничего не было. Ни ванны. Ни накрытого стола. Даже ничего такого, где он мог бы вымыть руки и лицо. Тут Самилия обернулась, и ее взгляд заставил его вздрогнуть. Он понял, что его испытания не кончились.

— Коуаме, — сказала она, — я должна с вами поговорить.

В знак согласия он молча кивнул.

— Вы знаете меня, Коуаме? — спросила она.

Он промолчал.

— Вы знаете меня, Коуаме? — повторила она свой вопрос.

— Нет, — ответил он.

Ему хотелось добавить, что у него не было надобности знать ее, чтобы полюбить. Но он ничего не сказал.

— Но тем не менее вы сражались из-за меня, — продолжила она.

— К чему вы клоните? — спросил Коуаме.

Самилия почувствовала в его голосе нервозность. И спокойно ответила:

— Сейчас я вам скажу.

Теперь Коуаме был уверен, что он услышит сейчас что-то не совсем приятное, но ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать и слушать.

— Когда отец впервые мне рассказывал о вас, я слушала, широко раскрыв глаза, как ребенок, впитывая каждое его слово, — начала Самилия. — Он рассказал мне, какой вы. Историю вашего рода. О тех великолепных подарках, которые он приготовил для вашего королевства, и я была поражена, признаюсь, вами, каким он вас описал. Свадьба была предрешена, и мне хотелось поскорее встретиться с вами, это было искреннее желание, и даже горечь расставания со своими близкими не могла пересилить его. Но накануне вашего приезда отец объявил мне о возвращении Санго Керима и о причине его появления. Я не хотела бы оскорбить вас, заведя речь о человеке, с которым вы воюете и которого должны ненавидеть всеми силами души, но только знайте, что он сказал правду. Мы вместе выросли. Я не забыла наши совместные игры, наши тайны. Сколько я помню себя, он всегда был рядом. В тот день, когда он нас покинул, он объяснил причину своего отъезда только мне одной. Он был беден. И из-за этого уехал. Чтобы повидать мир. Добиться того, чего ему не хватало. Славы. Земель. Королевства. Опоры в жизни. И тогда вернуться в Массабу. Снова предстать перед моим отцом и попросить в жены его дочь, меня. Мы поклялись друг другу в этом. Я вижу, вы улыбаетесь, Коуаме, и вы правы. Это была детская клятва, какую мы все даем в такие годы. Эти детские клятвы вызывают смех, ведь они для того и созданы, чтобы быть забытыми. Но наша клятва стала ужасной, поверьте мне, когда неожиданно, напоминая о прошлом, властно вторглась в вашу жизнь. Клятва Санго и Самилии. Я бы, наверное, тоже улыбнулась, если б Санго Керима не было сегодня здесь, под стенами Массабы.

Коуаме хотел что-то сказать, но Самилия знаком попросила его молчать, а сама продолжила:

— Я знаю, что вы собираетесь сказать. Что прошлое, которое вдруг возродилось с такой дикостью и требует свой долг, — просто кошмар, и мы можем заставить его кануть в вечность. К этому вы и стремитесь со своей армией. Изгнать Санго Керима, чтобы жизнь пошла по-прежнему. Я знаю. Знаю. Я тоже подумывала об этом. Но послушайте меня сейчас и обдумайте мои слова. Буду ли я верным человеком, если стану вашей женой? Санго Керим — частица моей жизни. Если я останусь с вами, я предам свое слово и предам свое прошлое. Поймите меня, Коуаме, Санго Керим хорошо знает меня. Знал моего отца. Он знает о моих братьях то, чего не знаю я. Если я уйду к вам, Коуаме, я предам свою собственную жизнь.

Коуаме был потрясен. Он слушал голос этой девушки и, совершенно ошеломленный, начинал понимать, что ему нравится ее голос, что ему нравится, как она выражает свои мысли, нравится ее дикая решимость. И он смог только пробормотать:

— А как вы поступаете с верностью слову, которое дали своему отцу?

Но в ту же секунду, едва произнеся эти слова, он почувствовал их слабину.

— Конечно, я думала и об этом. И я последовала бы его воле, если б он высказал ее. Но он предпочел умереть, чтобы не делать выбора. Этот горестный выбор он предоставил мне. И я приняла решение. Не возражайте мне. Вы не станете меня удерживать. Я знаю это. Я прошу вас об этом. Я встречусь с Санго Керимом, и все, возможно, завтра окончится. Соберите свою армию, возвращайтесь в свое королевство. Никто не оскорблен. Просто это жизнь подшутила над нами. И ничего больше. И не надо из-за этого устраивать бойню.

По мере того как Самилия говорила, ее голос звучал все мягче и спокойнее. Но чем больше она говорила, тем больше Коуаме чувствовал, как в нем растет гнев. Когда она наконец умолкла, он просто взорвался:

— Уже слишком поздно для этого, Самилия. Сегодня пролилась кровь. Сегодня погиб мой друг Толорус. Я сам дрожащими руками поднял его отсеченную голову, которую истоптали копытами лошади. Сегодня я был оскорблен. Нет. Я не уйду отсюда. Нет. Я не оставлю вас вашему прошлому. Мы связаны, Самилия, вы и я связаны друг с другом. И вашей давней клятве я противопоставляю данное мне ваше обещание стать моей женой. Мы связаны, и я уже не оставлю вас в покое.

— Сегодня я уеду, — сказала она, — и, значит, для вас я как бы умру. И сочтите это за благо.

Она повернулась и пошла к двери. Но Коуаме в ярости закричал:

— Не заблуждайтесь! Значит, вы уедете. Ладно, пусть. Следовательно, будет война до победы. А потом я приду за вами. Я прорву линию обороны этой собаки Санго Керима, отрублю головы его друзьям, а его приволоку за своей лошадью к вам, чтобы вы увидели, что я победил. А сейчас — война. И я буду вести ее до победного конца.

Уже на пороге Самилия обернулась и тихим голосом, так, словно она плюнула на пол, процедила сквозь зубы:

— Если это то, чего вы хотите, пусть будет так.

Она ушла, с силой сжимая кулаки. Никогда Коуаме не казался ей таким красивым. Никогда она так не желала стать его женой. Она глубоко продумала то, что сказала ему. Она приготовилась к этому разговору. Взвесила каждый свой довод. Она хотела быть верной. Она об этом думала. Но по мере того как она говорила, ее охватывало чувство, которое ей не удавалось побороть, оно опровергало все ее слова. Она снова увидела Коуаме таким, каким он предстал перед нею впервые. Как обещание жизни. Она уже высказала ему все, что должна была сказать. Она не проявила слабости. Она выстояла. Но у нее уже не было больше сомнений: она его полюбила.