Морская Дама, Узор из лунного света - Герберт Уэллс

- Послушайте, Миклтуэйт, - сказал я, - почему все избегают вон того человека? Я только что заметил, как он в курительной пытался с кем-то заговорить, но похоже, что какое-то табу...

Миклтуэйт поглядел в ту сторону, держа в воздухе вилку.

- Еще бы, - ответил он.

- Но что он такого сделал?

- Он дурак, - в явном раздражении произнес Миклтуэйт с набитым ртом. Бр-р-р! - добавил он, как только смог.

Я немного подождал.

- Но что он такого сделал? - еще раз спросил я.

Некоторое время Миклтуэйт не отвечал, сердито набивая рот хлебом и всем, что попадало под руку. Потом, придвинувшись ко мне с видом заговорщика, он принялся издавать возмущенные звуки, в которых я с трудом различал отдельные слова.

- Ах, вот что! - сказал я, когда он умолк.

- Да, - отозвался Миклтуэйт, сделал наконец глоток и налил себе вина, расплескав его на скатерть. - На днях и я почти целый час не мог от него отвязаться.

- Да?

- Круглый дурак, - сказал Миклтуэйт.

Я боялся, что больше ничего не услышу, но, к счастью, залпом выпив вино, он снова заговорил.

- Он требует от всех, чтобы ему возражали, - сказал он.

- Насчет чего?

- Чтобы говорили, что у него нет доказательств.

- Да?

- А потом предъявляет доказательства. Воображает, что он умнее всех. Я не мог ничего понять.

- Доказательства чего?

- Разве я вам не сказал? - спросил Миклтуэйт, побагровев. - Насчет этой его дурацкой русалки из Фолкстона.

- Он говорит, что русалка существует?

- Ну да, - сказал Миклтуэйт, побагровев еще сильнее и глядя на меня в упор, словно вопрошая, не намерен ли и я обернуться против него и встать на сторону этого гнусного негодля. На мгновение мне показалось, что его сейчас хватит апоплексический удар, но, к счастью, он вспомнил о своем долге хозяина и внезапно напустился на задумчивого официанта за то, что тот не убирает наших тарелок.

- Давно не играли в гольф? - спросил я Миклтуэйта, когда пристыженный официант убрал тарелки и убрался вместе с ними. Гольф всегда приводит Миклтуэйта в хорошее расположение духа, кроме тех случаев, когда он сам играет. А тогда, как мне говорили... Если бы на моем месте сейчас была миссис Бантинг, она бы умолкла и подняла брови, воздев руки, чтобы дать понять, как действует гольф на Миклтуэйта, когда он сам играет.

Я старательно делал вид, будто интересуюсь гольфом - игрой, которую на самом деле презираю и ненавижу, как ничто другое в мире. Представьте себе толстяка вроде Миклтуэйта, которому следовало бы ходить в тюрбане и длинном черном халате, чтобы скрыть свою полноту, и который милю за милей гоняет белый мячик с помощью целого хирургического набора инструментов, гоняет то с ребяческой серьезностью, то в ребяческом гневе, гоняет в то время, как вся страна проваливается в тартарары, и к тому же еще приучает невинного мальчика, который носит за ним клюшки, к непристойным ругательствам, безделью и чаевым. Вот что такое гольф! Тем не менее я удержался от презрительной усмешки и пустился в рассуждения о гольфе и о сравнительных достоинствах разных полей для него, как говорят с ребенком о пирожных или дразнят щенка, шепнув ему "Крыса!".

И только когда наш обед пришел к концу, я наконец смог снова взглянуть на подающего надежды молодого журналиста и увидел, что он гораздо более оживленно, чем принято в подобных случаях, беседует о чем-то с гардеробщиком, который подает ему пальто. Тот, казалось, был крайне изумлен, но держался почтительно и отвечал немногословно, но вежливо.

Когда мы пошли к выходу, их беседа все еще продолжалась. Гардеробщик держал в руках мягкую фетровую шляпу подающего надежды молодого журналиста, а тот рылся в карманах пальто, битком набитых какими-то бумагами.

- Это потрясающе. У меня почти все с собой, - услышали мы, проходя мимо. - Может быть, вы...

- У меня крайне мало времени на чтение, сэр, - отвечал гардеробщик.

Глава IV ВЫСОКИЕ ДОСТОИНСТВА ПАРКЕР

I

Я знаю, что до сих пор излагал события весьма обстоятельно - моим девизом были скорее естественность и правдоподобие, нежели строгость, свойственная свидетельским показаниям. Но если мне удалось наглядно показать читателю, как Морская Дама вышла на сушу и как она смогла, выйдя на сушу, стать членом общества, не возбудив в нем особого волнения, то мои жалкие попытки расцветить, оттенить и украсить выдумкой факты, оказавшиеся в моем распоряжении, не пропали даром.

Морская Дама решительно и без особого шума обосновалась у Бантингов. Не прошло и двух недель, как она обосновалась там настолько прочно, что, если не считать ее исключительной красоты и очарования, а также едва заметной двусмысленности, которая время от времени проскальзывала в ее улыбке, она превратилась во вполне приемлемое подобие человека. Правда, человека, страдающего увечьем: се нижнюю конечность весьма трогательно обмотали бинтами и поместили в нечто вроде лубка; однако, по общему мнению - начало которому, боюсь, положила миссис Бантинг, - в скором времени она снова сможет "ими" владеть, как прежде (миссис Бантинг говорила "ими", хотя это, безусловно, находилось на грани допустимой уклончивости, если не за ее пределами).

- Ну, разумеется, - говорила миссис Бантинг, - ездить на велосипеде ей больше никогда не придется...

Таков был романтический ореол, которым она окружила Морскую Даму.

II

Невозможно отрицать, что в лице Паркер Морская Дама нашла - или, во всяком случае, миссис Бантинг нашла для нее - истинное сокровище. У Паркер был один недостаток - излишняя молодость; но она уже успела поработать горничной у одной дамы из Индии, "привлекавшейся по делу", была подвергнута перекрестному допросу и вышла из него с честью. Кроме того, она испытала на себе коварство одного молодого человека, который ей очень нравился и которого она застала гуляющим с другой, что шло вразрез с ее непоколебимыми представлениями о приличиях, - а в сравнении с этим все остальное лишь суета сует. После этого она твердо решила, что больше никаких сюрпризов судьба преподнести ей не сможет. На пеструю (и отнюдь не всегда благопристойную) картину жизненного карнавала она взирала с бесстрастной настороженностью, сохраняя невозмутимость, выполняя свои обязанности и решительно уклоняясь от более близкого в нем участия. Локти она всегда держала опущенными, а кисти рук - сложенными вместе перед собой, и даже при самом богатом воображении невозможно было представить себе ее иначе, чем воплощением абсолютной добропорядочности, надежности и аккуратности. Голос ее всегда, при любых обстоятельствах, звучал негромко, но удивительно отчетливо - и лишь с едва уловимым оттенком жеманства. Когда разговор подошел к сути дела, миссис Бантинг начала немного нервничать. Нанимала ее, разумеется, миссис Бантинг, поскольку Морская Дама была еще совершенно неопытна. Однако беспокойство миссис Бантинг было тут же рассеяно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});