Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское) - С.В. Думин

Вновь оживились удельные князья. Восстал Смоленск. Боярство в большинстве своем не поддержало выступле­ния, но горожане захватили власть, литовский наместник бежал, воеводой был избран князь Андрей Дорогобужс­кий, а затем смоляне пригласили на княжение «соседа» — Гедиминовича, Мстиславского князя Юрия Семеновича (Лигвеневича), который попытался выкроить для себя собственное государство из восточных земель Великого княжества.

Литве нужен был новый государь. Литовские паны отвергли притязания на трон и сына Сигизмунда — «Михайлушки», и неутомимого Свидригайло (в конце концов удовольствовавшегося пожизненным княжением на Во­лыни). Сын Ягайло — польский король Владислав по их просьбе прислал в Литву младшего брата Казимира в ка­честве своего наместника. Но 29 июля 1440 г. 11-летний королевич Казимир был без ведома поляков провозг­лашен великим князем и коронован в Вильно. Тем самым в очередной раз была разорвана уния с Польшей (она была возобновлена уже семь лет спустя, когда после гибели в битве с турками под Варной короля Владислава Казимир был избран и на польский престол). Было пода­влено Смоленское восстание (князь Юрий бежал в Нов­город, но в конце концов княжество Мстиславское было ему и его детям возвращено), однако великий князь еще раз подтвердил старинные права и привилегии Смоленс­кой земли, как, впрочем, и многих других земель Литвы, прежде всего пограничных: Полоцкой, Витебской, Киевс­кой, Волынской, Подольской.

Казимир царствовал 52 года, и его долгое правление стало временем ослабления влияния Великого княжества в регионе. Феодальная война 30-х годов XV в. явилась важным рубежом в развитии державы Гедиминовичей. Во-первых, в эти годы был достигнут компромисс между католическими и православными феодалами, т. е. в ос­новном преодолен антагонизм, явившийся следствием акта 1387 г. Расширение прав православных бояр еще не полностью удовлетворило их, но в целом существенно укрепило единство господствующего класса государства.

Земельные привилеи способствовали «консервации древ­нерусских традиций», сохранению многих элементов административного, судебного строя, сложившихся еще во времена Киевской Руси, в том числе элементов вечевого строя в городском управлении, все это отвечало и ин­тересам горожан. С середины XV в. Великое княжество окончательно теряет прежний наступательный порыв. После смерти Витовта его преемники отказываются от общерусской программы, сосредоточив свои усилия на сохранении целостности этого государства. Переход Гедиминовичей от наступления к обороне совпадает по времени с успехами объединительной политики Москвы. Усиление активности Ивана III, особенно после победы над Ахматом на Угре в 1480 г., угрожает владениям княжества, и его правительство оказывается не в состоя­нии предотвратить потерю ряда пограничных территорий. В конце XV— начале XVI в. московские князья «ощипыва­ют» восточный край государства Гедиминовичей. Власть Москвы признают Верховские княжества, Вязьма, Новгород-Северский, Чернигов, Путивль, Брянск, в 1514 г. капитулирует и Смоленск. Московские князья «наводят» крымцев на Южную Русь, подвластную Казимиру. Как свидетельствует, например, Новгородская летопись, в сентябре 1484 г. «по слову великого князя Ивана Васильевича всея Руси прииде царь Минь-Гирей Перекопьскыа орды с всею силою и град Киев взял и огнем сжже, а воеводу киевського изымал и землю Киевськую учи­ни пусту». Выезжают в Москву отдельные феодалы. В 1508 г. князь Михаил Глинский и его сторонники выступают против сына Казимира — Сигизмунда I и про­являют готовность вместе со своими владениями перейти на русскую службу; впрочем, восстание Глинского не нашло сколько-нибудь серьезной поддержки, и его участники (мечтавшие, по-видимому, о захвате власти) скрываются в Москве. Однако и ослабевшее, потерявшее наступательный дух княжество все еще сохраняло притя­гательную силу для тех русских земель, которым угрожала централизаторская политика Ивана III. В Литву бежали лишенные владений тверские и рязанские князья, покро­вительства Казимира искали Новгород и Псков, но княжество оказалось не в состоянии реально помочь своим союзникам.

В Москве правнук Витовта Иван III гордо объявляет своим наследием Полоцк, Витебск, Смоленск и «всю Русь» — все достояние Рюриковичей. Казалось, замыслы

Москвы вот-вот осуществятся. Но вдруг ее натиск словно натыкается на невидимую стену. Во время Ливонской войны Иван IV на короткий срок занимает Полоцк, но удержать его не может. В середине XVII в., после присоединения к России Украины, царские войска за­нимают всю территорию Великого княжества (с 1569 г. входившего в состав Речи Посполитой «обоих народов», сохраняя все атрибуты собственной государственности), гарнизон Алексея Михайловича стоит в Вильно. Если верить работам историков 50-х годов XX в., написанным к юбилею этих событий, местное население поголовно поднялось на борьбу против «панов» и радовалось перспективе воссоединения. Но вдруг все меняется словно по мановению волшебной палочки: шляхта, недавно присягнувшая царю, берется за оружие, восстают против царских гарнизонов белорусские горожане. В конечном итоге по миру с Речью Посполитой Московское го­сударство получает здесь только Смоленское воеводство (т. е. земли, завоеванные у нее же полувеком раньше), и государственная территория Великого княжества Ли­товского вплоть до 70-х годов XVIII в., т. е. до разделов Речи Посполитой, сохраняется в границах, сложившихся в XVI в.

Многие поколения историков убедительно доказыва­ли существование в Белоруссии и на Украине стремления к воссоединению с Россией. В научный оборот введено множество документов, несомненно подтверждающих та­кую ориентацию в конце XVI—XVII вв. определенных кругов восточнославянского населения Великого княже­ства,— церковные сочинения, послания священнослужи­телей, горожан, казаков и других групп населения к мо­сковским государям. Однако еще Б. Н. Флоря, специаль­но изучавший этот вопрос, в 70-х годах XX в. в конце концов констатировал, что «в XVI в. объединительная политика Русского государства не встретила сильной поддержки со стороны населения Украины и Белорус­сии». Их точку зрения отражали местные летописи, дру­гие литературные сочинения, в том числе панегирик кня­зю Константину Острожскому, представителю рода, много сделавшего для защиты православия, развития славянской культуры в Литве. Острожского и его воинов, одержавших в 1514 г. победу над московскими войсками под Оршей, автор этого сочинения сравнивает с героями античной и библейской истории, прославляет своего госу­даря — «Великославного» Сигизмунда Казимировича, победившего «недруга своего Василия Московского», и провозглашает «гетману его, вдатному князю Констан­тину Ивановичу Острожскому, дай боже здоровье и щастье вперед лепшее; как ныне побил силу великую мо­сковскую, абы так побивал силную рать татарскую». Слова эти написаны не по-латыни, не по-польски: они принадлежат «русину», видевшему в Великом княжестве Литовском и Русском свое государство, а в Московском Великом княжестве — противника, столь же опасного, как хищные крымские мурзы.

Сохраняя традиции Киевской Руси, сознание исто­рической общности (оно присутствует в трудах многих публицистов XVI—XVII вв.), летописцы, политики Мо­сквы и Великого княжества проецировали в современ­ность образы прошлого, нередко забывая о реальных различиях в развитии земель, входивших в состав этих государств.

Киевская Русь — держава, названная Марксом «им­перией Рюриковичей», повторила судьбу империи Карла Великого, распавшейся на несколько независимых ко­ролевств. На обломках Киевской Руси также возникли два государства, сохранявшие традиции древнерусской культуры, восточнославянской в своей основе (хотя и во­бравшей в себя элементы культуры неславянских наро­дов — финских и тюркских племен на севере и востоке, балтов — на северо-западе).

История Великого княжества интересна для историка России, в частности, как альтернативный вариант раз­вития ее государственного строя у восточных славян в период феодализма. Мы уже не раз говорили, что и Московская, и Литовско-Русская державы сложились на преимущественно восточнославянской основе, на госу­дарственной территории Киевской Руси, хотя включали также земли, древнерусскому государству ранее не при­надлежавшие. Даже В. Т. Пашуто, отрицающий преемст­венность Великого княжества Литовского по отношению к древнерусской государственности, констатирует харак­терный для него «синтез раннефеодальных институтов незавершенного феодализма коренной Литвы с более раз­витыми институтами феодально-раздробленного строя подчиненных ей нелитовских земель». Мы уже говорили и о том, что в общественном строе, в судебных делах западнорусских земель следы древнерусской традиции проявлялись нередко отчетливее и ярче, чем во Влади­мирской Руси. В развитии обеих держав можно отметить некоторые черты сходства, даже прямого заимствования (так, русские законодательные памятники XVI—XVII вв. использовали Литовские статуты — юридические своды, вобравшие, в свою очередь, элементы русского обычного права, отражавшие нормы «Русской правды», а русское поместное землевладение, возможно, восходит не только к византийской пронии, но и к нормам условного землевладения, характерного для Литвы в XV в.). Уже упоминалось, что почти одновременно (в конце XVI в.) завершается в них закрепощение крестьян...