При невыясненных обстоятельствах - Анатолий Ромов

Сидя за столом рядом с тетей Валей и делая вид, что проверяет инвентарные списки, Ровнин прикидывал. Почту в общежитие приносят два раза - утром и днем. От девяти до десяти и от двух до четырех. А запирают общежитие в одиннадцать вечера. Значит, он должен каким-то образом незаметно каждый раз после прихода почты проверять ячейки. Проверять, только и всего. Но как? Делать это надо нежнейшим образом. Тихо. Но как? Допустим, с первой почтой он в этом смысле может что-то сделать. А со второй? Единственное утешение: до тех пор, пока в ячейке не будет письма, никто из банды в общежитие не покажется. Светиться лишний раз им незачем. Но все-таки как проверять вторую почту? Так, чтобы было незаметно? Вторая почта - самый наплыв. Все толкутся у стеллажа. Надо что-то придумать. Придумать.

Тишина. Кажется, все ушли. Да, если лопоухий и появится, то вряд ли он это сделает утром. Потому что утром в будни прихожая пуста и он будет на виду. "Маленький" может возникнуть, если возникнет, скорее всего, днем, часа в четыре, когда в прихожей самая толкучка. Впрочем, это может быть и не "Маленький", а кто-то еще. Скажем, "Рыжий" или "Длинный". Хорошо, утром, допустим, он будет просматривать ячейки сам. Но днем?

Решение, как проверять дневную почту, возникло, когда после занятий в дежурку, где сидел Ровнин, вошла Ганна. Скорее, даже не вошла, а вплыла. Вплыла и, увидев его, остановилась:

- Андрей, извини, пожалуйста, я к тебе.

Ее лицо при этом неподвижно, будто каменное, а глаза не знают, на чем остановиться. "Такие, - подумал он, - именно такие девушки просто созданы быть старостами общежитий".

- Я слушаю, Ганна.

- Андрей, ты уж меня, пожалуйста, извини. А что насчет инвентарного списка? Тебе ведь нужно обходить все комнаты. Ну а там... - она отвела взгляд. - Ну, ты понимаешь. У нас же почти все девушки. Так вот, если тебе трудно и если ты не возражаешь, все женские комнаты могу обойти я.

Все женские комнаты может обойти она. А ведь это удача. Просто даже везенье. А он хорош. Ну и сотрудник - не додумался. Да ведь эта девушка создана самой природой создана для того, чтобы помочь ему.

- Не возражаю, - он стукнул ладонью по столу. Кажется, все складывается. Ведь это - последнее, чего ему не хватало. - Ганночка, золотце!

Легче, легче, Ровнин, не перегибай.

- Да, Андрей?

- Ты даже не представляешь, какую услугу мне оказываешь. Ганночка, да я... я просто не знаю даже, как мне тебя благодарить. На колени встать?

- Ну что ты, Андрей? Что случилось?

- Встать или нет?

Покраснела. Чуть-чуть. Легкий румянец. И тут же нахмурилась. Вот оно, решение. Именно - такая девушка не продаст. Никогда не продаст. Да такую девушку, ее хоть сейчас просто на выставку.

- Мне же это совсем не трудно.

- Не трудно. Да ты понимаешь, Ганна!

Надо серьезней. Потому что говорить об этом - не лясы точить. Не лясы, он отлично понимает.

- Послушай, Ганна. Ты сама откуда? Родом ты откуда?

- Я? - она растерянно моргнула.

- Понимаешь, Ганна: то, что я хочу тебе сейчас сказать, очень серьезно.

- Серьезно?

Она посмотрела в упор. Ну конечно. Она пока не понимает, что он хочет ей сказать. Но это не так уж и важно.

- Ты где живешь? Дом твой где?

- Дом? В Желтянском районе. Под Южинском.

- Понятно. Там у тебя кто, родители? Братья, сестры?

- Родители и братишка и сестренка. Младшие.

Теперь уже она настроилась, без всякого сомнения, настроилась.

- Ты комсомолка?

- Комсомолка.

- Ганна, знаешь что, сядь. Ты ведь никуда не спешишь?

- А что случилось-то? - она села. - Я член бюро.

Просто удача. Такая девушка - действительно удача. Надо только все правильно ей изложить. Правильно, без пережима.

- Ганна. Ты встречала когда-нибудь в нашем почтовом стеллаже письмо или открытку с незнакомой тебе фамилией?

- Что?

- Я говорю серьезно - ты встречала когда-нибудь в нашем стеллаже конверт или открытку с незнакомой фамилией?

- С незнакомой фамилией?

- Ты ведь всех в общежитии знаешь по фамилии?

- Всех. - Она смотрела на него уже с тревогой. - Да что случилось-то, Андрей, ты можешь мне объяснить?

- Ну, ну, Ганночка. Не смотри на меня так. Абсолютно ничего не случилось. Все хорошо. Просто, понимаешь, кто-то балуется с нашим стеллажом для писем.

- Балуется? Со стеллажом для писем?

- У милиции, понимаешь, у милиции возникло подозрение, что кто-то использует наш почтовый стеллаж для скрытых передач.

Сейчас лучше всего помолчать. И дать ей почувствовать и осознать новость. Она повернулась к нему. Дернула плечами, будто отмахиваясь.

- Скрытых передач? Глупость какая-то. Каких скрытых передач?

- Во-первых, Ганночка, это совсем не глупость. Совсем. А во-вторых. Во-вторых, прежде всего, самое важное, ты должна запомнить: об этом нашем разговоре никто не должен знать. Это очень важно. Никто.

Она надменно поджала губы. Нахмурилась:

- Ну, само собой, Андрей. Ты мог бы мне этого и не говорить.

Само собой. Ты мог бы мне этого и не говорить. Золотая девушка. Просто золотая девушка.

Она опять посмотрела ему в переносицу:

- Так что? Что вообще тебе нужно?

- Умница, Ганночка. Умница, что поняла. А нужно мне совсем немного. Во-первых, как я уже говорил, никто не должен знать о нашем разговоре. Это - первое, самое первое. Второе - каждый день, утром и вечером, мы с тобой должны проверять свежую почту. Понимаешь? Проверять, чтобы выяснить, не появилось ли в одной из ячеек нужного нам письма. Нужного! Понимаешь? С незнакомой фамилией! Ты понимаешь?

- Понимаю.

- Объясню, почему я сказал: мы с тобой. Те, кто использует стеллаж, не должны знать или даже просто подозревать, что этот почтовый ящик под наблюдением и что мы с тобой будем его проверять. Значит, всю эту проверку нам нужно делать очень незаметно. Крайне незаметно. Совсем незаметно. Ты поняла?

- Да, конечно.

Кажется, накачивать ее больше не нужно. А вообще - вообще она хорошая девушка.

- Отлично. Значит, по утрам ячейки могу проверять я. Прихожая в это время пуста. А вот дневную почту - другое дело. Как раз все приходят с занятий, толкучка. Ну и, если я начну копаться во всех ячейках, сама понимаешь. Все это увидят.

Ровнин услышал шум шагов. Он успел только переглянуться с Ганной, как дверь открылась и вошла Варвара Аркадьевна.

- Ну что? Обвыкаем? - улыбаясь, спросила комендантша.

- Обвыкаем, Варвара Аркадьевна. Вот уточняем со старостой общежития инвентарный список.

- Я смотрю, ты скоро прямо меня заменишь, - комендантша сняла халат и надела плащ. - Я в учебный корпус. Если кто спросит, я там.

- Хорошо, Варвара Аркадьевна.

Комендантша ушла.

- А что, если я такое письмо увижу? - спросила Ганна. - Что тогда делать?

- Очень важно, что тебе в этот момент делать. Поясню. Когда будут приносить дневную почту, я всегда буду находиться тут же. Или за столом, или в дежурке. Каждый день, ты поняла? Обязательно каждый день.

- Что, и в воскресенье?

- И в воскресенье, даже особенно в воскресенье. Потому что в воскресенье здесь самая толкучка. Поэтому в воскресенье тебе придется проверять и утреннюю почту, чтобы опять на меня не обратили внимания. Ты поняла? В воскресенье и утреннюю? Как, не трудно тебе это будет?

- Не трудно.

Он оценил ее взгляд. Да, его выбор оказался точен. Такая не проговорится. Такая медлительная, с таким взглядом не проговорится.

- Значит, Ганночка, если такое письмо появится и я в это время буду сидеть у входа за столом - ты подойдешь и чуть тронешь телефон. Аппарат на столе. И все. Тронешь телефонный аппарат и можешь заниматься своими делами. В остальном разберусь я.

- Так. А если ты будешь в дежурке?

Она все поняла. И прежде всего поняла разницу между "за столом" и "в дежурке".

- Умница. Значит, если я окажусь в это время в дежурке, подойди к столу и незаметно позвони - коротко, четыре раза. Знаешь, где кнопка?

- Знаю. И все?

- И помни, Ганночка, хорошо помни, проверять ячейки каждый раз надо незаметно. Очень незаметно. Лучше, чтобы в это время никого не было рядом. А если кто-то стоит, делай вид, что ищешь письмо для себя. На всякий случай я дам тебе свой домашний телефон. Возьми бумажку и запиши.

- Хорошо, - она взяла бумажку.

- 72-54-55. Помни, звонить по нему можно только в самом крайнем случае. Ну, допустим, неожиданно принесли почту поздно, когда я уже ушел. Или меня нет, а ты вдруг заметила в ячейке письмо с незнакомой фамилией. Тогда сразу звони мне. Ясно?

- Да.

Ганна сложила и спрятала бумажку с телефоном. Да, с такой девушкой сразу - гора с плеч. Конечно, в любом случае он будет подстраховывать все ее действия.

- Все, Ганночка. Бери инвентарный список.

Теперь каждый его день начинался и кончался одинаково. Он вставал в полшестого, делал зарядку, принимал душ, варил геркулес и крепкий чай и, позавтракав, ехал в общежитие. Дорога занимала полчаса; обычно он входил в прихожую ровно в половине восьмого. Первое, что он делал, - незаметно оглядывал стеллаж. Движение в учебный корпус начиналось в начале девятого; он пережидал его, сидя в дежурке или за столом у входа. Теперь он уже знал в лицо и помнил имя и фамилию каждого проходящего - до последнего человека. Всех девушек, которых было сто двадцать три, и шестнадцать парней. Его тоже теперь все знали. В начале десятого почтальонша, которую звали Лизой, хотя ей было далеко за сорок, приносила первую почту. Лиза, полная, колченогая, с хмурым, неподвижно-недовольным лицом, лишенным всего женского, войдя в прихожую, обычно кивала Ровнину - быстро, наспех, будто стараясь скорей отделаться от ненужной обязанности. Сначала она отдавала ему все газеты, потом шла к стеллажу. Письма Лиза раскладывала умело и ловко. Она вынимала их веером, держа между пальцами, так, чтобы были видны фамилии. Всмотревшись, поднимала руки и точными скупыми движениями сверху вниз распределяла конверты по ячейкам.