Преследуемый Зверем Братвы - Джаггер Коул

своем телефоне, я отправляю деньги. Затем я снова подношу его к уху.

— Все готово.

— Я вижу, — говорит Эрик после небольшой паузы.

— А теперь расскажи мне, что ты нашел, прежде чем я приду к тебе, чтобы узнать, — рычу я. — И ты не захочешь, чтобы я приходил.

Он снова хихикает.

— Расслабься, друг мой. Расслабься! Итак, оружие было взято у местной оружейной банды здесь, в городе. Они мелкие, но получают списанное военное дерьмо от парня с юга, чтобы перепродать его здесь. Вот откуда взялись эти штативы.

Я стискиваю зубы и поворачиваюсь, чтобы вглядеться в ночь. Это хорошая ночь для охоты.

— Напиши мне адрес.

— Послушай, друг, я…

— Мы не друзья. Пришли мне адрес.

Я вешаю трубку. Оглядываясь через дорогу, то как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нина выключает ночник и сворачивается калачиком в постели. Я оглядываюсь вокруг, пытаясь уловить что-нибудь, что может быть не так. Но когда я убежден, что непосредственной опасности нет, поворачиваюсь и начинаю готовиться к охоте.

Я не стучу, нет необходимости в деликатности того, что я собираюсь сделать.

Дверь скрипит, а затем отлетает от удара моего каблука. Я врываюсь, рыча, поворачиваясь, чтобы взять первого из них. Я чудовище для своих врагов. Зверь. Но для этих людей — людей, которые могли бы причинить ей боль или убить ее?

Для них я дикарь.

Мои кулаки бьют, словно молот, разбивая лица, отбрасывая нападавших в сторону через всю комнату. Моя рука находит горло, и я чувствую, как оно сдавливается под моей хваткой. Крики наполняют подвал клуба, но я уничтожаю их, как муравьев под кипятком.

А потом вдруг все замирает. Вокруг меня лежат мертвые или корчащиеся в агонии, нелегальные торговцы оружием. Я ничего к ним не чувствую. Они выбрали такой образ жизни, и так оно и будет. И кроме того, они продали оружие кому-то, кто мог использовать его, чтобы ранить или убить мою Нину. Я не могу оставить это безнаказанным.

Я поворачиваюсь к одному из них, который лежит окровавленный на полу, морщась от боли. Когда я подхожу к нему, он отшатывается. Он покачает головой и поднимает руки умоляя.

— Подожди! Стой! Подожди, парень! Подожди! Мы можем что-нибудь придумать, брат!

— Нет, не можем, — рычу я.

Он моргает.

— Черт, так ты русский?

Я смотрю на него сверху вниз.

— И что?

Он усмехается.

— Черт, чувак! Эй, та же команда!

Я хмурюсь.

— Что?

Он указывает на мои татуировки.

— Ты из ”Братвы", да?

Я молча смотрю на него. Мужчина ухмыляется и поворачивается, чтобы указать пальцем на стену позади себя. Я поднимаю глаза и из меня вырывается стон, когда вижу нацистский флаг со свастикой, приклеенный к стене.

— Та же команда, братан! Русские и Третий рейх, мой арийский брат!

С рычанием я перевожу на него взгляд.

— Тебе нужно почитать учебник истории.

Одним ударом вырубаю его. Поворачиваясь я подхожу к другому раненому. Этот вздрагивает еще сильнее, чем первый, пытаясь отползти от меня.

— Слушай, мужик, чего бы ты ни хотел, это твое, ладно? Клянусь, мужик, бери все, что…

— Вы продали это… Я поднимаю телефон с фотографией одного из треножников. — Я хочу знать, кто его купил.

Он хмурится.

— Ты его не знаешь?

— Если бы я это знал, то стал бы терять здесь время?

Он вздрагивает.

— Нет, чувак, я просто имею в виду… он один из вас.

— Прошу прощения?

— Да, русский. Братва, я думаю.

Мои брови хмурятся. Моя челюсть скрежещет.

— Кто.

— Я не знаю мужчину, просто парень. Такой же русский парень, как и ты.

— Как он заплатил?

— Наличными. — Парень ухмыляется.

— Что.

— Нет, ничего, просто… — он пожимает плечами. — Я имею в виду, что он заплатил наличными, но вторичный платеж был… — он хихикает.

— Я тоже люблю посмеяться, — рычу я. — Так почему бы тебе не поделиться этой гребаной шуткой?

— Нет, ничего особенного, приятель. Он был просто… он сказал, что мы все можем немного угоститься после того, как он попробует.

Мое лицо ожесточается.

— Чем угоститься.

— Чувак, этой русской телкой, за которой он охотился. Темные волосы, очки? Горячая задница?

Мое сердце замирает. Я поднимаю телефон и провожу пальцем по фотографии Нины, по дороге на работу, сделанной мной на днях. Я поворачиваю к нему экран

— Ее?

Узнавание отражается на его лице.

— Ага! — хихикает он. — Да, это она. Твой парень…

— Он не мой парень.

— О, ххмм, хорошо.

— Ты знаешь, как его зовут?

Мужчина качает головой.

— У тебя есть возможность связаться с ним? У тебя или у кто-нибудь из твоих гребаных друзей?

Он качает головой.

— Нет, старик, только лично. И он всегда носил маску. Он так же платил наличными.

Это все, что мне нужно услышать.

— Ну, наличные и этот горячий кусок…

Мой пистолет с треском вспыхивает, а он обмякает. Я поворачиваюсь и в быстром порядке уничтожаю всех его нацистских друзей — дерьмократов, оставшихся в живых.

Спустя две минуты как я все разрушал, я снова выскакиваю за дверь мчась в ночи к Нине.

6

Нина

Пять лет назад:

— Так странно, что я никогда не вижу тебя в кампусе.

Нейл придерживает для меня дверь, когда мы выходим из кафе. Я нервничаю. Ненавижу, когда я нервничаю. Но это мое первое свидание. Наверное, мне разрешается понервничать. Если судить по американским фильмам, которые я смотрела, то я должна нервничать.

Нейл подходит под эту роль, типичный американский светловолосый, голубоглазый спортсмен. Он первокурсник Северо-Западного университета, где я учусь. Именно там он столкнулся со мной пару дней назад во дворе кампуса и пригласил выпить кофе.

— О, мои занятия в основном в блоке триста, — я улыбаюсь, когда он идет рядом со мной.

— Блок триста? Это что-то вроде младшего класса1, не так ли?

— Так и есть.

Он хмурится.

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— И они разрешают тебе посещать некоторые занятия из младших классов?

— Они, эээ… — Я пожимаю плечами. — Вообще-то все мои занятия — это младшие классы. Я — младший.

Нейл выглядит удивленным.

— В восемнадцать?

— Dа… — я хмурюсь, злясь, что перешла на русский. — Да.

Полтора года назад, когда Виктор привез меня в Чикаго, он записал меня в самую лучшую, самую академическую частную среднюю школу, какую только можно купить за деньги. Через неделю мне стало скучно. Москва могла бы быть адом. Моя домашняя жизнь, возможно, была ужасна. Но школа всегда была моим безопасным местом. Учеба всегда была моим спасением. И, судя по всему, я