Узники неба - Колин Мак-Апп

Конечно, на некотором этапе здесь, в той или иной форме, установится временное могущество военных, чтобы они могли сбросить кандалы приходящего в упадок Мэдерлинка. Точные детали он разработает в будущем, в зависимости от развития событий. Сначала Лоури должна выпустить бутон начала процветания; люди должны фантазировать в своих коллективных усилиях. Каждый обязан служить Государству, чтобы в один прекрасный день Государство могло лучше служить людям…

Он нахмурился и снова посмотрел на свои руки. Эти морщины не могут быть признаком старости. Нет, он не состарится — его судьба не допустит этого! Несмотря ни на что; ему было всего тридцать четыре года (равноценно пятидесяти девяти земным) и он еще совсем не стар. Он чувствовал себя абсолютно здоровым. Его живот был втянут и на нем не было даже признаков дряблости; его мысли были отточены, а память надежна, как никогда раньше. Нет, он выдержит и закончит свою работу. Это ему гарантирует его предназначение.

6

Держась одной рукой за вертикальную стойку, Рааб сидел на передних перилах и наблюдал, как колеблющаяся тень «Пустельги» мягко ползет по холмистой земле. Джунгли остались далеко позади них, и кроме того, они уже миновали зону прямых высоких деревьев, где добывали не уступающий в прочности бамбуку строевой лес. Покрывающая Землю трава грелась в теплых лучах осеннего: солнца Дюрента. Ее цвет был чуть зеленее, чем у светло-желтой соломы. Огромные стада жвачных животных с толстой рыже-коричневой шкурой, напоминающие рогатых гиппопотамов, тихо паслись по беретам ручьев и множества озер, разбросанных друг от друга на небольших расстояниях. Вездесущие, словно толстые крылатые угри, хлопали; крыльями и, извиваясь, перелетали от озера к озеру, совершая свои таинственные миграции. Здесь, на сотню миль севернее джунглей, крупные крылатые хищники, способные побеспокоить жвачных животных, встречались крайне редко, хотя иногда какой-нибудь вездесущий монстр бросал свое насиженное место я, набрав три иди четыре тысячи футов высоты, добирался сюда за легкой добычей.

Стадо; насчитывающее около дюжины быстроногих пожирателей травы, напоминающих лошадей с лосиными головами, изо всех сил убегало от тени «Пустельги». Они бежали по открытым лужайкам, не приближаясь к воде, и наконец, резко свернув и сделав круг, остановились, задрали вверх головы стали смотреть на блимп. Рааб знал — раньше они видели множество блимпов и сейчас не были сильно возбуждены. Только инстинкты заставляют их бежать, даже если их никто не преследует.

Он остановился западнее Большой Песчаной реки, в то время как обычные северные маршруты от Платформы проходили по территории, лежавшей дальше к востоку, где их могли ожидать враги. За слишком большой риск иногда приходится расплачиваться.

Далеко впереди, с запада на восток, вдоль горизонта вытянулась толстая серая линия, выглядевшая с расстояния туманной и мерцающей. Через неровные промежутки эту серую линию прорезали тонкие к черные вертикальные линии, напоминающие нитки (хотя не все эти нитки были одинаковы по толщине). Толстая серая линия образовывалась обрывистым южным краем страны ущельев, а вертикальные черные нитки обозначали выходы из ущельев. Когда-то эта широкая линия обрывистых скал омывалась волнами моря, довольно мелкого в этой зоне; и лужайка, находившаяся под ними, тогда тоже являлась морским дном. Но позднее море отступило к своим настоящим позициям, где и находится уже многие миллионы лет.

Все знали предполагаемую теорию образования страны ущельев и то, что Рааб видел в свои прежние путешествия, казалось, подтверждало ее. В далеком прошлом, когда морская вода покрывала всю планету, ужасные приливы и подводные течения делали наносы, наслаивающиеся друг на друга в течение долгого времени и впоследствии превратившиеся в континент, который занимал площадь в четверть миллиона миль и имел выходы вулканических пород. Первоначально этот континент полого спускался от каменных образований, ставших потом столовыми горами, к морскому побережью. Но со временем, возможно, благодаря пагубным осадкам поверхности планеты, эта огромная подошва перед каменными образованиями исчезла, и вершины столовых гор оказались изолированными от окружающего мира двумя сотнями миль неприступных отвесных скал.

Необъятный древний прилив магмы, расплавляющей камни, выплеснулся на поверхность; охлаждаясь, магма, словно высыхающая в поле грязь, образовала ажурные пилообразные трещины; скальные структуры, лежавшие в основании, так и не расплавились, поэтому остались неповрежденными; и теперь, скрытая под толстыми отложениями, в некоторых местах достигающими более тысячи футов, бывшая поверхность превратилась в скальное основание страны ущельев. Вертикальные и расширяющиеся у основания ущелья были ни чем иным, как острыми трещинами. Некоторые были частично завалены, некоторые вертикально уходили вниз, на глубину полных трех миль от вершины и упирались в скальное основание. В некоторых местах обвалы образовывали темные пропасти, которые никогда не знали воды, если не считать дождевой, выпадающей в определенное время года, и не знали света, кроме мельчайших лучей, что смогли прорваться вниз от вершины. Эрозия, землетрясения и небольшая вулканическая деятельность в течение долгих веков в некоторых местах расширили эти ущелья, в некоторых сузили и образовали большие или меньшие пустоты, которые позднее покрылись участками почвы.

В отдельных ущельях обрушившаяся верхняя часть стен не упала на дно, а застряла где-то посредине и образовала различные по величине черные тоннели, по одним из которых текли реки, а по другим нет.

К северу от страны ущельев располагалась зона, где несущие от моря влагу ветры сбрасывали воду в виде снега, который, растаяв, снова устремлялся к морю, поэтому в стране ущельев насчитывалось огромное количество рек и озер. Весной некоторые реки превращались в могучие гремящие потоки и, заполняя ущелья, могли достичь тысячи футов глубины. Напоровшись на завал, реки останавливались и образовывали озера, пока не находили нового стока, который впоследствии углублялся и расширялся течением. Внушающий благоговейный страх ежегодный прилив воды приносил с собой ил, гравий и камни, создавая временами изумительные скульптуры.

Терпеливо вторгаясь туда на протяжении веков, жизнь внесла свои изменения в страну ущельев. Местность, где было достаточно открытого пространства, солнечного света и воды, была усеяна плодородными долинами. Животная жизнь следовала за травой и деревьями до тех пор, пока там не собралась вся экология, происходящая, несомненно, от одного вида, особенно приспособившегося к местным условиям. Благодаря своей врожденной приспособляемости там преобладали вездесущие; они могли летать, плавать и ползать, а все это было необходимо в стране ущельев. Там не было огромных видов, которые наполняли джунгли ужасом ночных кошмаров, потому что для шестидесятифутовых монстров с их мускулистыми, но относительно небольшими крыльями, воздух был недостаточно плотный, так как страна ущельев находилась на высоте полутора миль над уровнем моря. Но все-таки там были достаточно большие, чтобы представлять определенную зубастую угрозу, вездесущие, длина которых достигала двадцати футов.

Каким-то образом — абсолютно непостижимым, если не верить, что жизнь обладает крайне неумолимой магией — менее приспособленные животные нашли свой путь даже в самые глубокие ущелья этой страны. Там, где на открытые пространства проникали солнечные лучи, существовали дюжины различных видов травоядных, включая и гиппопотамов — Рааб сейчас лениво наблюдал за их непрерывно жующими сородичами. Создания, напоминающие грызунов, скрывались в темных расселинах. Другие, как кролики, передвигающиеся прыжками, наполняли ущелья. Живущие на деревьях четвероногие, очень похожие на земных кошек, о которых Рааб читал в книгах, выискивали на ветвях гнезда вездесущих или спрыгивали сверху на спины опрометчиво зазевавшихся существ, живущих на земле.

Среди растительной жизни, большинство представителей которой были уникальны, королями Дюрента были плавуны-растения, что росли на длинных извилистых озерах средних высот, где световой поток, если не прямые солнечные лучи, создавал благоприятные условия.

* * *

Плавуны, хотя и существовали в других областях Дюрента, особенно хорошо приспособились в стране ущельев. Они росли в спокойной воде, глубина которой могла достигать двадцати футов, а их длинные корни тянулись ко дну и словно якорем цеплялись за грязь.

Над единственным, утолщающимся книзу, корнем плавал толстый и пористый (и поэтому плавучий) лист, достигающий пятнадцати футов в диаметре. На этих мягких растительных полях вертикально, на рост человека, поднимались зеленые ветви с маленькими листьями. Ветви располагались довольно близко друг к другу, но все-таки человек мог пролезть между ними.