Я – директор. Конец империи - Юрий Прокопенко

– Опять опоздала, Гульнара, сколько раз тебе говорить, чтобы завтрак был в восемь, – Гафаров сделал женщине замечание не по злобе, а так, для порядка, – а сейчас уже без четверти восемь.

– Так спят еще ребята.

– Потому и спят, что знают, что завтрак еще не готов. Ладно, что у нас сегодня на завтрак.

– Каша с тушенкой и чай с колбасой.

– Начинай готовить, а я пойду, оседлаю коня.

Конь стоял в своей конюшне, не двигаясь и только вертел ушами, как-бы вслушиваясь в разговор мужчины и женщины. Мужчина был его хозяином, конь успел привыкнуть к нему за прошедшее лето и сейчас никого другого не признавал. Василий, молодой лаборант экспедиции, иногда забирался на него, но ехал всегда осторожно, не спешил и не понукал. Конь терпел Васю, хотя признавал за хозяина только одного. Гафаров подошел к коню, потрепал его по холке, вручил вкусную хлебную корочку, которую конь с удовольствием принял из ладони хозяина, и начал его снаряжать.

Позавтракав, Гафаров, как заправский наездник, вскочил на коня. Тот, в свою очередь, стал перебирать ногами и трясти от нетерпения холкой. Гафаров успел надеть на голову каракулевую туркменскую папаху, крикнул: « я на объезд» и поскакал вслед. Но это было лишь первую минуту. Потом он осадил немолодого коня и повел его шагом. База экспедиции осталась позади. Впереди была пожелтевшая степь, с многочисленными кочками и холмиками, а дальше, километрах в трех, начинались угрюмые и молчаливые горы, поросшие густым кустарником, и изрезанные оврагами. Его не тянуло туда. Он любил степь с ее привольным характером и обозримым простором. Это был его край, его Туркмения. Здесь он вырос, стал биологом, завел семью. Здесь у него растут дети. И здесь он собирается жить до самой старости.

Гафаров глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам и, убедившись, что все в порядке и что это все его, поехал на участки, где с вечера была разложена приманка с ядовитым сюрпризом для мышей-полевок, кротов и прочих вредных грызунов. Степь – это было место, где он работал, и менять это место на что-нибудь другое он не хотел. Вот бы сделать так, чтобы наша экспедиция продолжалась долго-долго: лето в степи, зимой – составление отчета и подготовка к новой экспедиции. Зимой – дом, жена, семья и дети. С ними тоже надо заниматься. Но главное все же степь и экспедиция. Думая о своем любимом предмете, он объезжал условные делянки одну за другой, помечал в блокноте нетронутые приманки и погибших зверьков. Иногда он слезал с коня, доставал свою специальную трость и наклонялся над очередной мышиной норкой. Порой он извлекал оттуда погибшее животное и делал соответствующую запись в своем блокноте. Становилось жарко, хотя уже наступил сентябрь. До начала дождей надо спешить. С дождями экспедиция остановится. Проворные мышки снизят свою активность, и тогда уже не покажешь нужную эффективность. А для отчета она нужна. Без нее могут не продлить экспедицию на следующий год и что тогда? Чем он будет тогда заниматься в большом городе? Гоняться за крысами, лазить по подвалам и заглядывать в мусорные баки? Нет, его стихия – это степь. К обеду он вернулся на базу.

Алевтина, младший научный сотрудник отдела дератизации, сообщила ему, что звонил Гусин и справлялся о том, как идут наши дела. Она была старшая из четырех членов экспедиции, среди которых, кроме нее, были еще совсем молоденькие девчонки – лаборанты и молодой парень, тоже лаборант. Он был высок ростом и худой, коротко подстрижен, так что трудно было понять цвет его волос. Василий был близорук, носил очки в тонкой оправе и по этой причине не был призван на службу в армию. В экспедиции из-за своей близорукости он не мог выполнять тонкую работу, например, заниматься дозировкой ядовитых веществ и их раскладкой по приманкам, но зато мог вполне ходить по степи и устанавливать приманки у норок зверьков, помечая их на карте. Эта работа подходила для него, особенно, когда рядом с ним была Юля, светлокудрая девушка в открытом платьице. Она ему нравилась еще с начала работы в экспедиции, но что ему делать с этим его чувством. Он даже «подкатывал» к Алевтине за советом, как к старшему товарищу. Но какой совет она могла ему дать, если он и сам еще не знал, чего он хотел от Юли. И тем ни менее, по вечерам они любили оставаться на крыльце, подолгу наговаривая друг другу какие-то тексты, чем, естественно, мешали спать остальным. Тогда Гафаров выходил на крыльцо и предлагал им идти спать.

Пообедав рисовым супом с куском баранины, Гафаров отправился в свою комнату. Там он прилег на железную кровать и стал рассматривать свои записи в блокноте. На первый взгляд, эффективность препарата, который они испытывали, была на прежнем уровне, что и следовало доказать. Потом блокнот выпал из его рук на пол, и поднимать его уже не было сил. Дневной сон быстро сморил Гафарова. Тогда у него еще не было проблем, которые могли бы помешать его многолетней привычке – вздремнуть после обеда. Проснувшись, он вспомнил о звонке своего непосредственного начальника, Гусина, и это взволновало его. «С чего бы это вдруг? Может, случилось что? Ну ладно, если что серьезное, он перезвонит еще», – так решил Гафаров и направился к своему коню. Он знал, что в это время, его сотрудники во главе с Алевтиной уже обходят намеченные делянки и расставляют приманки. Не плохо бы съездить и посмотреть, все ли там в порядке. Алевтина, хотя и взрослая женщина и при ней не забалуешь, все же мужской взгляд начальника никогда не будет лишним. Солнце клонилось к закату и в степи появлялись редкие длинные тени от единичных деревьев. Появилась тень и от него самого, восседавшего на спокойном коне. Он повертел головой, повернул коня туда-сюда и улыбнулся чему-то. Увидел вдалеке Алевтину, тоже в шароварах, но другого цвета, в белой панамке на голове, то и дело наклонявшуюся к земле и устанавливавшую приманки. Подъехал, спросил как дела, где остальные ребята?

– Дарья здесь, рядом, – она показала чуть в сторону по направлению к засыхающему кусту, – а Юля, как всегда с Васей, ушли туда в сторону арыка, – она показала рукой за холм, возвышавшийся в полукилометре отсюда.

Гафаров повернул коня в ту сторону, куда показала Алевтина. Он всегда волновался, когда эти двое молодых людей, уходили за холм в стороны арыка. Две причины были тому: во-первых, они исчезали из поля зрения и могли сделать что-нибудь такое, за что потом спросят с него, Гафарова, и во-вторых, – там змеи, а Вася близорукий и вполне может не заметить в густой траве змею. Такое уже было один раз, когда Гафаров едва успел своей тростью отшвырнуть гадюку, находящуюся всего в полуметре от него. Он только попросил Васю быть внимательнее и почаще смотреть себе под ноги. Юля была мечтательной девушкой и тоже мало смотрела себе под ноги, она все больше смотрела на небо и редкие облака, проплывавшие над ней.

Завернув за холм, Гафаров увидел идиллическую картину: молодые люди мирно беседовали сидя рядом друг с другом на высокой кочке, покрытой зеленой травой. Их блокноты лежали рядом, и, казалось, их совсем не волновала работа, которую они должны были выполнять. Гафаров подъехал к ним, спустился с коня, взял один из блокнотов и просмотрел записи, сделанные молодыми людьми. Это был блокнот Юли и там были отмечены только две осмотренные делянки. Затем он просмотрел записи в блокноте Васи – та же картина.

– Ребята, так дело не пойдет. Скоро стемнеет, а у вас только по две делянки. Такими темпами мы никогда не наберем статистику.

– Гафаров, какая разница, сколько делянок, – ответил Василий своему старшему товарищу, – давай проставим не две, а двадцать. Главное, работа идет и мышки дохнут. Нам за что деньги платят? За то, что мы травим полевок. И делаем мы это добросовестно, правда, Юля?

Девушка была согласна со своим другом, потому кивнула головой.

– И вообще, кому нужна эта статистика? Дезстанции или нам?

– Как вы это не понимаете? Этот показатель говорит об эффективности нашей работы. Если низкая гибель полевок, то наша работа не эффективна и дезстанция не захочет нам больше платить. Теперь понятно?

Ребята поднялись с кочки, на которой так уютно сидели, немного помялись на месте и, забрав у Гафарова свои блокноты, разошлись в разные стороны по своим делянкам, обследовать гибель полевок. «Ну, что будешь с ними делать?» – рассуждал Гафаров, забравшись на коня. Докладывать Гусину об этом инциденте он не хотел, как-то неловко было перед ребятами, не по-мужски. Он все-таки был туркмен, и докладывать начальству не входило в его правила.

В течение последующих нескольких дней ничего примечательного в жизни экспедиции не произошло. Ребята с утра заряжали приманки, Гафаров объезжал делянки и отмечал гибель зверьков. Вечером ребята раскладывали приманки по делянкам, а Гафаров контролировал их работу. Все эти дни он ждал звонка из Москвы. Сам он позвонить в Москву из этого телефона не мог. Для этого нужно было ехать в город на телефонную станцию. В экспедиции кончались продукты, и за ними тоже нужно было ехать в город. Гафаров с вечера подготовил старенький грузовик, заправил бензобак, завел двигатель и прогрел его, главным образом, для того, чтобы подзарядить аккумулятор. И рано утром он, наспех позавтракав, выкатил его во двор. До Ашхабада было километров сорок, часть этого пути приходилось ехать по проселочной дороге, укатанной нечастыми автомобилями, местами густо поросшей травой. Дорогой он думал о том, как было бы хорошо сделать так, чтобы их экспедиция получила юридический статус. Например, учредить здесь в Туркмении филиал института дезинфекции совместно с дезстанцией, где бы он числился на постоянной работе. Тогда можно было бы развернуть широкий фронт работ и выполнять заказы не одного предприятия, как сейчас, а сразу нескольких. И его зарплата могла бы вырасти в два, а то и в три раза. Его уже спрашивали несколько человек от разных предприятий об этом. Но пока он не мог дать им положительный ответ, поскольку он не начальник экспедиции, а всего лишь его зам. Он уже давно мечтал о домике в деревне, куда можно было бы вывозить на лето всю семью, и даже присмотрел такой не далеко от Ашхабада и его базы. Но для этого нужны были деньги, а где их взять? Вот если бы удалось учредить филиал. Эти мысли разволновали Гафарова, а звонок из Москвы усилил эти волнения. «Что-то случилось в институте», – почувствовал Гафаров и решил в первую очередь позвонить в институт. Он припарковал свой грузовик недалеко от здания телеграфа.