Продажные твари - Полина Дашкова

Женщина посмотрела на нее с удивлением и жалостью.

— Миленькая моя, переводы идут месяцами.

— Нет, не почтовые, телеграфные, — уточнила Маша, думая, что женщина не правильно ее поняла, — телеграфные ведь приходят очень быстро.

— Они никогда не приходят, — покачала головой женщина, — вы думаете, чего мы все здесь ждем? Именно телеграфных переводов! Выплачивают только тогда, когда кто-то отправляет деньги отсюда. Других денег на почте нет. А кто станет отсюда отправлять? В основном сюда высылают.

«Нет! — твердо сказала себе Маша. — Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!»

— Вот мы, например, — продолжала шепотом женщина, — восьмые сутки не можем улететь домой. Муж выслал деньги на обратный билет десять дней назад.

— Но ведь можно потребовать! Здесь же есть какое-нибудь начальство!

— Бесполезно, — вздохнула дама, — вы думаете, мы не требовали? Я даже сидячую забастовку в кабинете начальницы устраивала. У меня все деньги кончились, ребенка кормить нечем. Хозяева держат из жалости, подкармливают чем могут. На сколько еще их жалости хватит, не знаю.

— А ваш муж не может просто приехать и забрать вас? — спросила Маша, укоряя себя: «Вот, не одной тебе так плохо! Ты хотя бы без ребенка! А еще ноешь!»

— Мой муж сейчас в Баренцевом море, на траулере плавает. И плавать будет до начала ноября. Он штурман. Мы-то сами из Мурманска. Он перевод отправил и уплыл со спокойной душой.

— Неужели не предупреждают отправителей, что здесь невозможно получить деньги?

— А кому это нужно? Конечно, нет! Маша с ужасом подумала, что теперь ей придется жить на телеграфе.

— А назад эти деньги возвращаются? — спросила она.

— Отправителю выплачивают через два месяца, по квитанции.

Вскочив в закрывающиеся двери автобуса и стоя на задней площадке, Маша приняла решение: завтра она заберет у хозяйки оставшиеся деньги, объяснит ситуацию. Там как раз будет около двухсот тысяч. Хватит на билет в плацкартный вагон.

На следующий день рано утром она поймала хозяйку у калитки — та собралась на рынок. Возмущаясь, причитая и дуясь, как индюк, хозяйка все-таки выдала Маше двести тысяч, пробормотав:

— Артистка-авантюристка! Ездят тут всякие! Конечно, до вокзала Маша все-таки зашла на телеграф, тут же получила квиток, сообщающий, что на ее имя пришел перевод на сумму четыреста тысяч.

И еще раз убедилась, что денег этих она здесь никогда не увидит.

На вокзале очередь к билетной кассе была небольшая но двигалась медленно. Маша успела просмотреть табло расписания, узнала, что есть билеты до Москвы и на сегодняшний вечер, и на завтрашнее утро. От нечего делать она стала читать плакат-листовку, приклеенную у кассы. «Выведем теневую экономику на свет божий!» — взывал некто Вячеслав Иванов, кандидат на пост губернатора. С листовки взирала на Машу круглая, курносая, совершенно бандитская физиономия.

«Ну, ты даешь, бандюга! — весело подумала Маша. — Не листовка, а прямо-таки исповедь мафиози. Мол, люди добрые, голосуйте за меня. Я честно признаюсь вам — я бандит. Остальные — тоже бандиты, но вам, бедным, врут…»

Пару раз Машу толкнули, но она так увлеклась листовкой, что не обратила внимания.

Наконец подошла ее очередь.

— Слушаю вас, — сказала кассирша, когда Машина голова появилась в окошке.

— Пожалуйста, один билет до Москвы на сегодня. В плацкартном вагоне.

— Сто шестьдесят семь восемьсот, — сообщила кассирша.

Маша открыла маленькую сумочку, висевшую на плече, чтобы достать деньги. Но деньги исчезли. Дрожащими руками она обшарила сумку, вывалила ее содержимое на узкий прилавок перед кассой.

Она никогда не носила деньги в кошельке или в бумажнике. В сумке было специальное отделение, очень удобное, и Маша считала, что кошелек вытащить незаметно проще, чем отдельные бумажки. Обычно вытаскивают именно кошельки…

— Девушка, в чем дело?

— У меня, кажется, украли деньги, — прошептала Маша.

— Бывает, — сочувственно вздохнула кассирша, — что же ты по сторонам не глядишь? Это все-таки вокзал!

— Что мне делать? — Маша чувствовала, как в глазах набухают крупные, тяжелые слезы.

— Попробуйте обратиться в милицию, — неуверенно посоветовал кто-то из очереди.

В вокзальном отделении милиции висели сизые плотные слои табачного дыма.

— У меня только что украли все деньги, — обратилась Маша к сонному круглолицему дежурному.

— Пишите заявление, укажите свои паспортные данные, обстоятельства, при которых произошла кража, сумму прописью.

Маша присела у краешка стола и все написала. Дежурный молча взял заявление, убрал куда-то и, не глядя на Машу, углубился в чтение каких-то бумаг на столе.

— А есть хотя бы надежда, что вы найдете? — тихо спросила Маша.

Дежурный взглянул на нее с жалостью и даже не счел нужным ответить.

* * *

Утро началось как обычно. Только повар пришел к хозяину и говорил с ним про Ивана. Он сообщил, что соберется много людей и Иван должен убрать в большом доме.

В большом доме всегда много уборки. Там висели на стенах и лежали на полу красивые ковры. Иван должен был скатать ковры, вынести на улицу, выбить пыль. А пол под коврами помыть.

Иван еще не закончил мыть пол, а в дом уже стали входить люди. Один нес какую-то штуку, похожую на огромный пистолет. Иван знал, что это не пистолет. Такой штукой снимают кино. Откуда-то издалека даже возникло слово: «камера».

Иван мыл пол. Тот, кто нес камеру, стягивал с нее на ходу черный чехол и о чем-то разговаривал с другими. Он шел и не смотрел перед собой. Иван полоскал тряпку в ведре. Человек с камерой толкнул его, Иван упал лицом прямо в ведро, в воду, в которой полоскал тряпку. Ведро опрокинулось. Иван стал подниматься и ловить ведро, покатившееся по полу, расплескивая воду. Все посмотрели на Ивана и рассмеялись. У него вода текла по бороде, попала в глаза. От грязи глаза защипало. Иван стал моргать и тереть глаза рукавом.

Тот, с камерой, успел уже ее расчехлить и повернул на Ивана. Иван моргал в камеру, тер глаза и думал, что его снимают для кино. Потом смеяться перестали, камеру унесли. Иван домыл пол и ушел. Надо скорее водрузить назад ковры.

Иван стелил и вешал тяжелые ковры, потом повар велел принести чистой воды. Иван все старался понять, почему это так важно, что его сняли для кино.

Стало темнеть. В большом доме собрались люди. Иван заметил там двух русских. Они говорили по-русски. Повар велел сидеть у дома, со стороны кухни. Он сказал, будет еще работа, и к хозяину не отпускал. Иван сидел и думал об Андрюхе. Если Андрюха жив, его должны забрать отсюда. Приехать другие люди издалека и забрать Андрюху.

Рядом с кухней находилась маленькая комната. Повар позвал Ивана и велел там убрать. Иван вошел. Камера лежала на столе. Человека, который снимал кино, вырвало прямо на пол. Поэтому Ивана заставили убрать. Иван убирал и все поглядывал на плоскую коробочку, лежащую рядом с камерой. Он думал, что кино спрятано в этой коробочке. Другие люди увидят кино про Ивана, приедут и заберут его отсюда. Доктор станет его лечить. Андрюха все вспомнит. Надо взять коробочку и отдать ее доктору. Только незаметно.

Он домыл пол, подождал, пока повар разрешит уйти. Коробочка была небольшая, ее удобно спрятать за пояс штанов, под фуфайку. Иван шел осторожно, боялся, что коробочка выпадет и разобьется.

Доктора в госпитале уже не оказалось. Остался только фельдшер. Иван догнал доктора, когда тот шел к своей машине. Остановился, посмотрел по сторонам. Никого не видно.

— Здравствуй, Ваня. Что же ты не зашел сегодня? Я оставил тебе еду в комнате, на столе, — промолвил доктор усталым голосом.

Иван еще раз огляделся по сторонам. Кругом все спокойно. Он достал коробочку из-за пояса и сунул доктору в руки.

— Андрюха жив! — сказал Иван шепотом.

* * *

Они пришли поздно ночью. Иван спал крепко. В хлеву было темно. Они стали светить ему в лицо резким светом, подняли его на ноги и вытолкали из хлева на улицу. Выталкивал один, а двое остались в хлеву. Иван оглянулся и увидел, как они роются в соломе.

Потом они вышли, держа в руках его красивые мешки. Они стали трясти мешками перед лицом Ивана. Бумажки посыпались. В лунном свете Иван видел, как блестят самые красивые, от шоколадок. Он принялся их собирать. Он хотел собрать и спрятать за пазуху хотя бы эти, блестящие, самые красивые.

Ему скрутили назад руки, ударили несильно и спросили:

— Откуда это у тебя?

Зачем они спросили, если он все равно не мог ответить?

— Кто давал тебе еду? — Они опять его ударили, на этот раз сильней.

Тут подошел фельдшер и сказал:

— Хватит. Он все равно не ответит. Еду ему давал доктор.

Иван стал мычать и мотать головой. Он испугался: вдруг они убьют доктора за то, что тот кормил его.