Колумбы российские - Виктор Петров

Вперед, только вперед…

Гордиться мог Шелихов своей женой, Натальей Алексеевной. Ни слова упрека, ни намека на страх. Наоборот, своей бодростью, своей уверенностью она была источником и вдохновительницей его энергии, истинной пионеркой того типа людей, много позже в Америке начавших великое движение на запад через прерии.

Одинокий корабль в безбрежном, безграничном океане. Невольно страх и ужас закрадываются в души тех, кто сомневался в успехе. Сколько же можно идти вперед? Верны ли наши вычисления? Увидим ли мы землю, прежде чем запасы пищи и воды истощатся?

Шелихов не колеблется. Весь день стоит он наверху, у штурвала, смотрит, чтобы рулевой держал правильный курс, весь день стоит и смотрит вперед: не появится ли земля на горизонте?

Еще несколько дней, и перед взором команды вдали открылись очертания острова. Это был большой остров Уналашка. Что еще более обрадовало команду, так это не столько вид острова, сколько судно, крейсировавшее у его берега. «Три Святителя» подходит ближе, и вдруг несколько десятков голосов разражаются громогласным «ура!» Шелихов не верил своим глазам. Перед ним был «Симеон», потерянный ими в тумане.

Дальше путь стал интереснее уже хотя бы потому, что не давило одиночество: все время рядом маячит грациозно вскидывающийся на волнах «Симеон».

В самом начале августа опять показалась земля. Суда вошли в прекрасную бухту, пригодную для стоянки десятков кораблей. Место так понравилось, что его сразу же окрестили бухтой Трех Святителей, в честь флагманского судна экспедиции. Оказалось, что шелиховские суда пристали к берегу большого острова Кадьяк.

Шелихов решил основать здесь свою базу. Первое время им пришлось заниматься дипломатией, общаясь с туземцами-алеутами, которым совсем не нравилась идея иметь на своих берегах пришельцев.

Однако Шелихов сумел найти к ним подход Алеуты стали более дружелюбными. Не теряя времени, Шелихов сразу же поставил на работы как промышленных, так и матросов. Застучали топоры, зазвенели пилы — одно за другим начали подниматься здания, как грибы из земли после хорошего дождя.

Вскоре на берегу бухты выросло небольшое селение из бревенчатых изб. Пришельцам уже не приходилось страшиться приближающихся холодов, они свободно могли пережить суровую зиму в теплых избах. Топлива в окружающих лесах было достаточно, запасов пищи также хватало, а кроме того, можно было пополнять запасы провизии рыбной ловлей и охотой.

Две зимы пробыли Шелиховы на Кадьяке. Все это время посылались экспедиции в разные стороны. Кроме промысловой охоты и накапливания мехов, Шелихов совершил несколько экспедиций в сторону американского материка. На берегу губы Кука им был заложен небольшой форт Александровский, явившийся как бы факторией его главной базы на Кадьяке. К весне 1786 года трюмы обоих кораблей оказались забитыми пушниной. Нужно было готовиться в обратный путь, продавать пушнину закупать новые припасы и другие необходимые предметы для новой американской колонии и возвращаться обратно — расширять дело, внедряться вглубь.

И вдруг в марте в бухту неожиданно вошел затерявшийся почти три года тому назад корабль «Св. Михаил». Прибытие его стало равносильным воскресению из мертвых. Трудно передать радость, охватившую колонию. Очевидно, судьба благоволила им, и появление «Св. Михаила» было воспринято как доброе предзнаменование.

В марте 1786 года тяжело груженые корабли вновь вышли в море, направляясь к родным берегам.

Успех экспедиции окрылил Шелихова. Он был уверен в своем благополучном возвращении и в том, что с большой прибылью продаст меха. Грандиозные планы, не имеющие границ, витали в его голове, складываясь в конкретные, практические формы.

5

Триумфальное возвращение Шелиховых в Иркутск после четырехлетнего отсутствия, конечно, вызывало зависть руководителей конкурирующих предприятий.

Шелихов сразу же ушел с головой в свои замыслы: они заключались ни более ни менее, как в захвате монопольных прав всей торговли на американских берегах. План этот казался фантастическим и невыполнимым, особенно с учетом яростной оппозиции других фирм и более всего крупнейшей фирмы Лебедева—Ласточкина.

Нужно отдать должное как Шелихову, так и его компаньону и тестю Голикову. Они не теряли времени даром и энергично работали для достижения своей цели. Голиков был в Петербурге и, несмотря, казалось бы, на невозможность быть представленным императрице Екатерине, — добился аудиенции и изложил ей план монопольной торговли в Америке.

Немедленно по прибытии из плавания Шелихова вызвали в Петербург для доклада о его путешествии. Императрица, как видно, серьезно заинтересовалась проектом, хотя ее больше занимали дела в Европе, где она вела беспрестанные войны со своими соседями. Сибирь, а тем более Америка, были так далеки, что она смотрела на эти территории так же, как последующие поколения смотрели на Луну. Однако Голиков сумел пробудить в стареющей императрице интерес к этим краям.

Шелихов, по своему ли энтузиазму, или по молодости, свел на нет всю подготовительную работу компаньона. Он говорил о богатствах американской колонии, о расширении ее, о постройке там селений и даже городов самого современного типа. Увлекшийся Шелихов пообещал и школы, и церкви, и даже предложил немедленно предоставить средства для отправки на Кадьяк большой духовной миссии для просвещения туземцев и приведения их к истинной христианской православной вере. Если на Кадьяке оставшиеся там промышленные должны были ютиться в нескольких избах и жить в суровых спартанских условиях, то, по словам Шелихова, миссия к ее приезду будет иметь там и хорошие помещения, и церкви, и все, что нужно для духовной, миссионерской деятельности.

Масса обещаний Шелихова, готового идти на все для получения монополии, привела к обратным результатам. Осторожная Екатерина благосклонно отпустила красноречивого Шелихова, не дав ему практически ничего. Все, что он получил, это… медаль «за службу».

Несмотря на неудачи в столице, Шелихов продолжал свою деятельность на Алеутских островах. Люди, оставленные им во главе колонии, к сожалению, оказались или нечестными или неспособными. Они запустили дела и разворовали его имущество. Ни замена людей, ни строгие приказы делу не помогали. Вновь назначенные руководители прежде всего торопились обогатиться сами, и на долю Шелихова оставались одни крохи. Нужно было как-то управлять делом. Сам же Шелихов не мог оставаться на Кадьяке, так как неотложные дела требовали его присутствия в Иркутске.

Поиски нужного управляющего колонии продолжались, пока наконец Шелихову не удалось найти человека, связавшего свою судьбу с судьбой компании и ставшего столпом и главным источником благополучия Шелиховых даже после смерти его самого. Этим человеком был Александр Андреевич Баранов.

Именно его Шелихов поставил во главе предприятия в Америке в 1790 году. Баранов возглавлял предприятие почти тридцать лет и за короткое время стал известным по всему бассейну Тихого океана — от берегов Сибири до испанских владений в Калифорнии и Гавайских островов, король которых считал его братом-королем Алеутских островов и Аляски. Имя его стало известно даже в деловых кругах далекого Бостона, чьи корабли постоянно торговали с Барановым.

Шелихову так и не удалось дожить до претворения своей мечты в жизнь — получения монополии. Эта честь выпала на долю вдовы Шелихова и ее зятя, камергера Резанова, а Баранову досталась исполнительная роль — проведения монополии в жизнь и получения от нее прибыли.

ГЛАВА ШЕСТАЯ: КАРГОПОЛЬСКИЙ МЕЩАНИН

1

Первые годы жизни Баранова довольно туманны, малоизвестны. Родился он в 1745 году в городе Каргополе, на границе Финляндии, в довольно бедной мещанской семье. Его отец даже не был принят ни в одну из купеческих гильдий. Детство Александра Баранова было как у всех детей из небогатых семей: игры со сверстниками на улицах города, а также с младшим братом и двумя сестрами. Образования в своем маленьком городишке он почти никакого не получил. Нужно полагать, что грамоте все же он научился, скорее всего, у церковного дьячка. Так всю жизнь, даже став правителем грандиозного колониального предприятия — Российско-Американской компании, равной по своим операциям Гудзон-Бейской или Ост-Индской компаниям, — у Баранова всегда были затруднения с правописанием. Грамматика его прихрамывала всю жизнь, он никогда не мог осилить ее правил, да, пожалуй, особенно и не стремился.

Пытливый ум мальчика, желание выбиться в люди и добиться чего-то, привели Александра к мысли о побеге из дома. Пятнадцатилетним он убежал в Москву, где брался за все, лишь бы прокормиться. Там познакомился он со многими иностранцами, главным образом немцами. В структуре русского общества того времени, когда классовые различия пролегали резкой межой между высшими и низшими классами, не было места Александру Баранову. Даже общество купцов 3-й гильдии являлось для него «высшим светом», доступ куда был закрыт.