Пурпур и бриллиант - Сандра Паретти

Измаил покачал головой. Его лицо не покидала все та же улыбка.

– Но есть и другой закон, – сказал он. – Это закон власти. Посмотрите туда, и вы поймете, о чем я говорю.

Как будто по приказу таинственной силы, все взгляды обратились к холмам на юго-востоке. Каролина тоже взглянула туда. Наверху, вытянувшись бесконечной нитью по гряде холмов, застыла цепь всадников. Армия Калафа. Белые лошади и, будто сросшиеся с ними, всадники в белых одеяниях, в центре которых выделялась фигура в пурпурном бурнусе. Только теперь до Каролины дошел смысл слов Измаила абу Семина. Бандиты Калафа, застывшие на холме, окруженные золотым сиянием восходящего солнца, казались сошедшими на землю призраками смерти. Они вселяли панический ужас в сердца окружавших ее людей.

Но даже страх перед Калафом был пустяком по сравнению с тем священным ужасом, что посетил их при сообщении, что между ними находятся христиане. Никто не вспомнил, что эти чужеземцы вчера предупредили караван о нападении Калафа и тем самым спасли их от неминуемой гибели. Зловещая тишина длилась всего несколько секунд, которые показались Каролине вечностью, и прервалась так неожиданно, что даже Измаил был ошеломлен. Мужчины, объединенные бешеной ненавистью к этим двум неверным, кинулись вперед с дикими криками. В их руках оказались камни, и вот один из них уже просвистел в воздухе рядом с головой Каролины. Люди тесным кольцом окружили Стерна и Каролину, сбросив их с коней.

– Остановитесь! – Голос Измаила с трудом перекрыл людской вой.

Мусульмане нехотя подчинились властному окрику.

– Одумайтесь! Кто вы? Мирные путешественники – или разбойники Калафа? Выслушайте их сначала!

– Выдай их! – ответил дружный хор голосов. – Выдай неверных!

Только посланцы Калафа спокойно сидели на своих белых лошадях. На их лицах застыло выражение жестокого злорадства.

– Подождите! – Это снова был Измаил абу Семин. – Если это ваша воля, то она свершится. Но свершиться она должна по законам каравана. Выскажите свой приговор, и если ни один голос не выступит в их защиту, то так тому и быть.

Рамон и Каролина стояли, привязанные друг к другу спинами. Каролина с трудом сохраняла равновесие, так сильно были затянуты веревки на их ногах. Ее одежда во многих местах была разорвана, и веревки впивались в тело, причиняя сильную боль. Когда началось голосование, она прикрыла глаза.

– Выдать!

– Выдать!

Одна за другой поднимались руки. Каждый выкрикивал свой приговор, и Измаил абу Семин торжественно объявлял имя говорящего и повторял его решение. Ни одного голоса не прозвучало в защиту христиан. Последней была очередь самого Измаила. Торговец выступил вперед. Теперь от его голоса зависело все, и ему едва удавалось скрывать, что он наслаждается этим ощущением. Измаил абу Семин славился своей мудростью и хладнокровием, никогда не позволял себе необдуманных поступков. Не в его обычаях было спешить с заключениями. Будучи торговцем драгоценностями, он знал, что нельзя дать себя ослепить внешнему блеску. Напротив – каждый камень, каждую жемчужину надо подвергать тщательному отбору. Столь же основательно продумывал он и каждое решение, касавшееся его жизни, – и тот приговор, который ему следовало произнести сейчас. Прежде чем отдать свой голос «за» или «против», он хотел больше узнать об этих христианах – а самое главное, проверить свое зародившееся еще вчера подозрение.

Без единого слова он подошел к Каролине, потому что именно она вызывала его особое любопытство. Его цепкий взгляд изучал ее лицо, на котором не было больше покрывала. Беспощадный свет утреннего солнца, который делал более заметным любой недостаток или изъян, освещал это удивительное лицо. Оно было настолько прекрасно, что, казалось, даже этому равнодушному солнцу не оставалось ничего иного, как лишь подчеркнуть его очарование. Женщина с сапфировыми глазами! Да, конечно, это она, та самая женщина, о которой говорила вся Абомея в те дни, когда золотой караван собирался в путь. Француженка, красавица, аристократка. Измаил абу Семин не мог оторвать взгляда от этого лица. Этой стройной фигуры. От этой кожи, нежной, матовой, как самый дорогой шелк. И от этих удивительных глаз. Ювелир разглядывал ее не как мужчина, а как торговец – так же, как он изучал свои драгоценные камни. Как и их, он мысленно оценивал ее, и в его голове рождалась смутная пока мысль, какие возможности могла бы дать ему эта женщина, если он будет достаточно умен, чтобы правильно действовать в создавшейся ситуации. Она была самым бесценным сокровищем из всех, что проходили когда-либо через его руки; он не должен позволить ей бесследно исчезнуть, он должен владеть ею...

Измаил чувствовал нетерпение окружавших его людей. Он смотрел на них, переводя взгляд с одного лица на другое. Осмелится ли он поднять свой голос против них? Не обрушится ли тогда их гнев прежде всего на него? Как ему быть?

Вдруг два выстрела разорвали напряженную тишину. Все испуганно обернулись. Всадники Калафа тоже повернули лошадей. Выстрелы донеслись с вершины холма. Над фалангой белых всадников, застывших на песчаной гряде, еще не развеялось два белых облачка. Видимо, это был сигнал, которого ожидали посланцы. Один из них поднял свою винтовку и дважды выстрелил в воздух. Потом закинул оружие за спину, пришпорил лошадь, и двое остальных тут же последовали его примеру. Бешеным галопом, поднимая тучу песка, поскакали они вверх по склону.

На лбу Измаила абу Семина выступили крупные капли пота. Он не был чересчур религиозен и не верил, что Аллах вмешивается в людские дела. И все же, видимо, сейчас он подал знак свыше, проявил свою волю. Эти двое христиан должны остаться в караване!

Все еще растерянный и смущенный, смотрел он на склон холма. Даже длинные тени троих всадников уже исчезли оттуда. Отряд Калафа словно испарился, растаял как мираж. Только туча пыли, еще не осевшая на горизонте, да отдельные выстрелы, доносившиеся с той стороны холма, доказывали, что все это им не привиделось.

Он вытер пот со лба. Теперь, когда Измаил взял себя в руки и мог рассуждать спокойно, он осознал, что опасность еще существует, она не развеяна окончательно. Люди из каравана, ошарашенные внезапной переменой, сейчас придут в себя и вспомнят об этих двух христианах. Сейчас Измаил видел лишь растерянность на их лицах, но разве они не проголосовали за изгнание христиан из каравана? Разве не был произнесен их приговор?

Лучше всего, если он не даст им окончательно прийти в себя. Словно поддавшись внезапному порыву, Измаил подошел к связанным пленникам.

– Вы ждете, чтобы я высказал свое решение. – Он развел руки и поднял глаза к небу. – Но что мой голос в сравнении с тем, кто уже произнес его до меня. Это Аллах говорил с нами. Второй раз отводит он от нас беду. Восхвалим его мудрость и бесконечную милость!