Последняя отрада - Кнут Гамсун

Если у них было какое-нибудь объяснение, то, по всей вероятности, фру Моли сказала своему испытанному другу приблизительно следующее: «С ума ты, что ли, сошел? Неужели ты не понимаешь, что мне нет никакого дела до адвоката. Я просто сказала ему несколько слов, чтобы дать тебе возможность хорошенько отделать его, неужели ты не сообразил этого? Ну, да ведь ты у меня самый глупый и самый очаровательный… Иди, иди скорее, я поцелую тебя…»

ГЛАВА XIV

После той большой компании туристов так никто больше и не приходит. Некоторые из нас никак не могут понять, отчего это. Другие, пожалуй, и догадываются, в чем тут дело, но все мы с нетерпением ждем: должны же, наконец, прийти туристы, ведь вершины Торетинда принадлежат нам, а не комунибудь другому.

Но никто не идет.

Девушки, которые прислуживают нам, исполняют аккуратно свою работу и не жалуются, но нельзя сказать, чтобы они были очень веселы. Поль продолжает относиться к этому с величайшим спокойствием, он отдает очень много времени сну в своей каморке за кухней. Однако раза два я все-таки заметил, что он ночью уходил со двора, погруженный в глубокие думы, и исчезал в лесу.

Из соседней долины до нас дошли, наконец, слухи о том, что автомобильное движение открылось. Вот где было объяснение той мертвой тишины, которая царила у нас. А в один прекрасный день у нас появился датчанин, который поднялся на Торетинд с другой стороны и спустился к нам. Между тем до сих пор все считали это невозможным. Но дело в том, что до подножия горы датчанин доехал в автомобиле, а потом он поднялся на вершину.

Итак, Торетинд уже не принадлежал больше исключительно нам.

Хотелось бы мне знать, не попытается ли Поль засеять длинный луг на берегу реки? Собственно, он и хотел это сделать, но тут появился тот большой караван туристов, и он обо всем забыл. Правда, теперь уже довольно поздно сеять что-нибудь, да и луг находится на таком месте, что на нем вырастет только сорная трава и тростник. Да, хотел бы я знать, пропахали ли этот луг и посеяли ли на нем что-нибудь? Что, если бы Поль позаботился об этом, вместо того, чтобы по ночам ходить в лес?

Но у Поля все мысли заняты другим. В его голову землепашца с юных лет закрались планы эксплуатации туристов,- на этом он и сосредоточился. Он услыхал, что этот молодчина адвокат также и архитектор, и вот он попросил его начертить план его нового дома в шесть комнат с вестибюлем и ванной. Для вестибюля Поль уже заказал выдолбленные из бревен кресла и оленьи рога.

- Если бы вы не были одни в вашем деле, то вам ничего не стоило бы также завести несколько автомобилей,- сказал адвокат.

- Да, я подумывал об этом,- ответил Поль.- Весьма возможно, что я это дело как-нибудь еще устрою. Но сперва мне нужен дом. А потом я должен еще провести дорогу.

Адвокат обещал сделать план дома и даже пошел посмотреть место, на котором предполагалось выстроить дом. Этот дом должен стоить столько-то и столько-то; но Поль был уверен, что он окупится в каких-нибудь три, четыре хороших туристских сезона. Это ничуть не тревожило Поля. Когда мы пошли все вместе смотреть место, на меня так и пахнуло водкой от него.

Но вот пришла небольшая компания норвежцев и иностранцев. Это были туристы, задавшиеся целью пройти путь пешком, а не кататься в автомобиле. Когда появилась эта компания, то настроение в санатории сейчас же поднялось. Туристы оставались у нас две ночи и два дня, и Солем провожал их в горы и хорошо заработал. Поль также, видимо, ободрился, он надел праздничное платье и хлопотал на дворе. Он постоянно разговаривал с адвокатом относительно нового дома.

- Если мы вообще придем к какому-нибудь решению, то лучше всего было бы покончить с этим теперь же,- сказал он.- Дело в том, что я на несколько дней ухожу.

И они сговорились относительно каких-то мелочей, касающихся дома.

- Вы в город?- спросил адвокат. Поль ответил:

- Нет, я пойду только в село. Хочу посмотреть, не найдется ли подходящего человека, чтобы войти со мной в компанию. Я уже давно продумываю кое о чем: о телефоне, автомобиле и тому подобном.

- Желаю вам удачи!- сказал адвокат.

И вот адвокат стал чертить план дома, а мы занялись каждый своим делом. Жозефина пошла к Солему и сказала:

- Пойди же, засей, наконец, луг на реке.

- Разве Поль велел?- спросил он.

- Да,- ответила она.

Солем пошел очень неохотно. Когда он равнял землю граблями, Жозефина пришла на луг и сказала:

- Разрыхли землю еще раз граблями.

У этого маленького проворного создания было гораздо больше здравого смысла, чем у любого мужчины. Она была такая милая в своих хлопотах и в своем трудолюбии; часто приходилось мне видеть ее с растрепанными волосами, но это пустяки. А если она иногда и притворялась, будто коз доят только служанки и будто только они работают вне дома, то ведь это она делала ради чести дома, ради репутации санатории. Наверное из-за этого она выучилась также бренчать на рояле. Она имела хорошую поддержку в хозяйке двора; женщины вообще были очень работящи и старательны, но Жозефина была вездесуща, и легка она была, как перышко. А эти милые целомудренные руки! Раз как-то я сказал ей, желая сострить: «Да будет имя твое Жозефинда[2], ибо ты взята от Жосифа.»

ГЛАВА XV

Наконец-то фрекен Торсен, наша темноволосая красавица, решила самым серьезным образом уехать. Она вообще отличалась здоровьем, так что в этом отношении она вовсе не нуждалась в горном воздухе, а раз она здесь скучала, то почему бы ей и не уехать?

Однако одно маленькое происшествие заставило ее остаться.

От своего великого безделья дамы в санатории занялись Солемом. Они были такие сытые и здоровые, что им надо же было, наконец, заняться чем-нибудь, придумать хоть какой-нибудь интерес. А тут оказался этот парень, этот Солем. Не раз случалось, что одна из дам приходила и сообщала другим о том, что Солем сказал или что Солем думал, и все относились к, этому с величайшим интересом. Парень Солем обнаглел и стал говорить с дамами очень небрежным тоном, он называл себя мастером на все руки, а раз он даже бессовестно хвастал и сказал: «Да, вот покажу я вам, что я за ловкий парень!»

- Знаете ли, что только что сказал Солем?- спросила однажды фрекен Пальм. - Он рубил дрова, а один палец у него был обвязан тряпкой, и тряпка зацепляла за дрова, это ужасно надоедало ему бедняге. И он говорит: «Вот как-нибудь удосужусь, так я отрублю этот палец!» Так он и сказал.

- Этакий молодчина! - восхищались остальные дамы.- Ведь он действительно способен сделать это!

Немного спустя я проходил мимо сарая. Там я увидал фру Бреде; она стояла и повязывала палец Солема новой тряпкой… Бедная женщина! Она была целомудренна, но молода.

Некоторое время днем стояла невыносимая жара; горы отражали на нас целые потоки зноя, который расслаблял нас. Но к вечеру мы немного оживали и способны были даже заниматься кое-чем: одни принимались писать письма, или играли в фанты на дворе, а некоторые чувствовали себя настолько бодрыми, что уходили прогуляться «в природу».

В воскресенье вечером я остановился пред каморкой Солема и заговорил с ним. На нем было праздничное платье, и, по-видимому, он вовсе не собирался ложиться.

К нам подошла фрекен Торсен, она остановилась и сказала Солему:

- Говорят, ты идешь с фру Бреде на прогулку? Солем поклонился ей, и, когда он снял фуражку, то на лбу у него осталась красная полоса от околыша.

- Кто, я? - ответил он.- Н-да, она как будто упоминала об этом. Я должен показать ей одну новую дорогу, так она говорила.

О, сколько безумства было в фрекен Торсен! Она была красива, она отчаялась, разочаровалась в жизни, и вот она в нерешительности бродила тут, а перед собой она видела звезды.

Ее красная фетровая шляпа была сдвинута на затылок и приколота к волосам булавкой, а спереди поля шляпы задорно загибались вверх. Шея у нее была открыта, на ней было тонкое платье, а на ногах низкие туфли.

Она вела себя необыкновенно, странно, она вдруг открыла тайники своей души. Что ей за дело до купца Батта! И разве не погубила она всю свою молодость, зубря школьную премудрость? А дало ли это ей хоть сколько-нибудь внутреннего содержания? Бедная фрекен Торсен! В этот вечер парень Солем не должен никому другому показывать дорогу!

Так как разговор на этом оборвался, то Солем сделал уже движение, чтобы уходить. Фрекен Торсен откашлялась. Губы ее дрогнули, и на них появилась улыбка, которая так и застыла.

- Уж лучше пойдем со мной!- сказала она. Солем быстро осмотрелся кругом и ответил:

- Да.

Я пошел в свою сторону, я был необыкновенно равнодушен и беззаботно насвистывал, словно мне никакого дела не было ни до чего на всем свете.

«Уж лучше пойдем со мной!» сказала она, и они ушли. Вот они уже завернули за службы, а теперь поровнялись с двумя большими рябинами; они спешили, так как боялись, что фру Бреде увидит их,- но вот, наконец, они исчезли.