Жизнь и приключение в тайге - Владимир Арсеньев

В позднейших редакциях В. К. Арсеньев сознательно опускал некоторые личные моменты и избегал некоторых подчеркиваний. В первоначальном тексте, каким является газетная редакция, они сохранены [44].

Ярким и впечатляющим является рассказ о записке, вложенной в дупло, долженствующей известить о гибели отряда. «На берегу рос старый тополь. Я оголил его от коры и на самом видном месте ножом вырезал стрелку, указывающую на дупло, а в дупло вложил записную книжку, в которую вписал все наши имена, фамилии и адреса. Теперь все было сделано. Мы приготовились умирать». Но в тексте «Приамурья» есть еще одна подробность, не вошедшая в позднюю редакцию — «Кто знает будущее???!!! — писал в дневнике Владимир Клавдиевич, — на всякий случай я решил разобрать и перенумеровать свои съемки и вообще привести в порядок и систему все свои работы, чтобы потом (мало ли что случится) кто-нибудь другой и без моей помощи мог бы в них разобраться».

«Как солнце в малой капле вод», отразились в этих кратких и сжатых строках величие научного подвига и духовное благородство автора. Книги В. К. Арсеньева — превосходная школа. Они учат любви к родине, учат понимать и любить природу, воспитывают чувство уважения к человеку, заставляют преклоняться перед бескорыстным трудом энтузиаста-путешественника. Страницы же, посвященные голодовке на Хуту, останутся навсегда незабываемым памятником спокойного и светлого мужества и ясного сознания своего долга. Все это дает право говорить о большом воспитательно-педагогическом значении этих ранних очерков.

4

Газетные очерки дают возможность более правильно воссоздать творческую биографию В. К. Арсеньева и вместе с тем позволяют разрушить ряд накопившихся, совершенно неверных сведений и суждений, в ложном свете изображающих В. К. Арсеньева как автора. Стало «общим местом» утверждение, что В. К. Арсеньев — в отличие от Пржевальского — не спешил с опубликованием научно-литературных отчетов о своих путешествиях, что к составлению своих первых книг (то есть отчетов о путешествиях 1902–1907 гг.) он приступил очень поздно, закончил же их только после первой войны и даже после революции 1917 г. Наконец, согласно этим утверждениям, и самая форма этих книг (знаменитая «арсеньевская форма» подачи материала), создалась лишь после долгих поисков, первоначально же она мыслилась им совсем в ином плане. «Арсеньев не сразу решился избрать прославившую его форму художественных очерков, — пишет Н. М. Рогаль, — первоначально это не входило в его намерения. Даже тогда, когда его стали убеждать начать публикацию дневников, он колебался» [45].

Так же излагает историю книг В. К. Арсеньева Н. Е. Кабанов: «…Когда Арсеньев в длинные зимние вечера писал свои книги «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала», он излагал их в духе краеведческом, географическом, давая описание уссурийской (приморской) природы, местных жителей, а на их фоне и своего проводника Дерсу Узала как пример последних, какими он представлял их себе всюду. Некоторые отступления от строгости научного стиля, оживление текста речевыми!?] эпитетами, меткими фразами, подкупавшими не только самого Арсеньева, но и всех, кто имел возможность соприкасаться с лесными обитателями и использовать их в качестве проводников, были совершенно естественными. Известно, что друзья и знакомые Арсеньева, слушая отдельные места рукописи, настойчиво рекомендовали ему скорее опубликовать ее» [46].

Таким образом, из слов обоих биографов следует, что В. К. Арсеньев, работая над своими книгами, первоначально не помышлял о их публикации и только «советы друзей» заставили взглянуть его на свои книги иными глазами, придать им новую форму, а вместе с тем и подвинули его к скорейшей публикации. Все суждения такого рода покоятся, однако, на каких-то ошибочных сведениях. Обе цитированные работы — и книга Н. Е. Кабанова и брошюра Н. М. Рогаля — имеют бесспорные достоинства: авторами их сделано немало для раскрытия духовного облика В. К. Арсеньева и определения значения его научной, общественной и литературной деятельности. Но, видимо, в данном случае оба автора доверились каким-то неточным источникам или чьей-то неверной информации, и в результате невольно искажены и запутаны и хронология произведений В. К. Арсеньева и изображение его творческого пути в целом. А это в свою очередь ведет к неверному представлению и о тех задачах, какие ставил перед собой В. К. Арсеньев при подготовке к печати своих путевых дневников, и о характере и природе его научно-литературного творчества.

Чтобы более правильно разобраться во всех этих вопросах, необходимо прежде всего как можно точнее установить хронологию его произведений и причины, обусловившие порядок выхода в свет его книг. Нужно сразу же отметить, что всякого рода рассказы о «литературной медлительности» В. К. Арсеньева, о запаздывании с представлением научно-литературных отчетов или даже просто об отсутствии у него «научной отчетности» являются необоснованными и неправильными. В своей основе рассказы такого рода повторяют легенду, возникшую в кругу врагов В. К. Арсеньева и созданную специально для того, чтобы срывать и разрушать все его научные планы и замыслы. Во главе этого враждебного Арсеньеву комплота стоял приамурский генерал-губернатор Гондатти, от воли которого главным образом зависело осуществление задуманных В. К. Арсеньевым дальнейших экспедиций: именно Гондатти и окружавшая его чиновничья камарилья пустили слухи о «литературной неспособности» В. К. Арсеньева и его неуменье дать подлинно научные отчеты о своих путешествиях. В. К. Арсеньев неоднократно выступал в Хабаровске с публичными докладами и лекциями о своих путешествиях. Эти «чтения» устраивал местный отдел Географического общества; иногда на них присутствовал и председательствовал Гондатти. На одном из таких чтений он, «благодаря» в заключительном слове докладчика за «интересное сообщение», счел необходимым (во внешне мягкой и даже дружеской форме) упрекнуть его за отсутствие печатной продукции. «Вы много путешествуете, — сказал он Арсеньеву, — но мало печатаете». Это публичное заявление начальника края стало общим местом всех официальных суждений об Арсеньеве, исходящих из местных административных кругов. Под этим предлогом Гондатти не разрешил В. К. Арсеньеву экспедицию в 1915 г., на которую уже были отпущены центральными организациями большие средства и которая была существенно необходима Арсеньеву для завершения его этнографической монографии об удэхейцах. Вместе с тем Гондатти систематически отвлекал его от научной работы, нагружая такими делами и поручениями, которые не только не имели ничего общего с его научной работой, но совершенно лишали возможности заниматься ею. Об этом красноречиво свидетельствуют печатающиеся в настоящем издании письма В. К. Арсеньева. То Гондатти посылал В. К. Арсеньева в Посьет для борьбы с хунхузскими шайками, то давал длительную командировку в различные города Манчжурии для организации отправки китайцев в Россию и т. д. Таким образом, у него систематически отнималось время для научной работы, и тем не менее, несмотря на все трудности и исключительно тяжелые препятствия, Арсеньев непрерывно и неутомимо работал над подготовкой к печати своих трудов, публикуя одну книгу за другой. Враги Арсеньева, в том числе и сам Гондатти, спекулировали на том, что он не имел возможности печатно или публично опровергнуть их заявления, так как первый большой отчет, объединяющий результаты всех его экспедиций и отдельных поездок за период 1901–1911 гг., был опубликован секретно в издании Штаба военного округа и не подлежал оглашению. Это был уже названный выше «Краткий очерк…», вышедший в Хабаровске в 1912 г. В предисловии В. К. Арсеньев называет его «предварительным отчетом» и «краткими извлечениями из записок и рабочих дневников, веденных во время путешествий». Этот «краткий» «предварительный отчет» образовал книгу в 325 страниц и был сопровожден географическим атласом, составившим вторую часть книги; в этот атлас входило свыше двадцати карт, составленных и вычерченных лично самим В. К. Арсеньевым. В предисловии автор скромно писал, что данный «Очерк» не может претендовать на научное значение. «Я писал его, — заявляет он, — без всякой претензии на научность, а просто хотел предать гласности те сведения, которые сейчас в необработанном виде имеются у меня в распоряжении». Однако эта оговорка свидетельствует только о скромности автора, но отнюдь не о характере и содержании самой книги. «Краткий очерк» представляет собой выдающийся научный труд, во многих случаях не утративший своего значения и в настоящее время. Это был по существу первый всесторонний очерк Уссурийского края; в нем были даны: общий географический и геологический обзор края, топографическое описание побережья, подробное географическое и экономическое описание речных бассейнов, характеристика речных режимов; в нем подробнейшим образом были описаны пути сообщения и даны очерки уссурийских лесов и их фауны; подведены итоги длительных метеорологических наблюдений автора и сделана (впервые) попытка дать общую характеристику климата Уссурийского края. Ряд глав был посвящен этнографии и экономике населения края (русских, китайцев, корейцев, малых народностей) и т. д.