Страшно Упрямый (СИ) - Виктория Падалица

бразильца, как мигом испарились все надежды на безболезненное разрешение щекотливой проблемы. Впрочем, как выветрилась из головы напрочь и заранее подготовленная речь на дурачка о том, что вчера мы с бразильцем попросту не поняли друг друга.

Бразилец, все такой же умопомрачительный и крутой, как и вчера, но в более мрачном расположении духа, стоял возле своей машины. Белоснежной, наполированной до скрипучего блеска, переливающейся в свете вечерних фонарей БМВ, которую мне уже доводилось видеть возле парка.

Припарковался прям у дверей бара, скотина.

Вот буквально в двух шагах от самого входа, на тротуаре, перегородил тут все своим ослепительно белым седаном и курил себе не спеша, с задумчивым видом выпуская изо рта дым.

Бразилец специально же встал на проходе. Чтобы меня не пропустить в бар. Или чтобы не дать мне улизнуть от него, что допустил вчера.

Мы заметили друг друга практически одновременно.

Присмотревшись, я это или не я, бразилец выбросил сигарету, не скурив и половины.

Узнал. Вопреки моим наивным планам и упованиям, что пройду в бар незамеченной и сперва выведаю у Насти все подробности сложившейся ситуации, и только потом решусь завести с ним разговор.

Бразилец развернулся ко мне передом, спрятал руки в карманы куртки и чуть склонил голову набок, дожидаясь, когда я подойду к нему сама.

Бразилец узнал меня, причем сразу, хоть на мне сегодня и близко не тот образ, что был вчера: классический пиджак светло-серый, юбка-карандаш ниже колена, колготки тельные, свободного кроя белая блузка и те самые «бабушкины лодочки» на низком устойчивом каблуке. На лице минимум косметики: вместо вчерашней ядовито-алой помады — прозрачный блеск для губ, вместо кошачьих стрелок и накладных ресниц — очки для зрения формы «Панто» в коричневой оправе. Волосы забраны резинкой в тонкий, куцый и засаленный хвостик.

Надеюсь, бразилец понимает, что я скорее смахиваю на учительницу младших классов, чем на жрицу любви. Проститутки в таком виде не ходят.

И надеюсь, проклятые феромоны из духов сами выветрились за сутки, так как помыть голову и избавиться от них у меня не нашлось времени.

Судя по количеству окурков на асфальте, бразилец прождал меня довольно долгое время. На хмуром небритом лице его четко читалось, что чувствовал он себя обманутым, кинутым, облапошенным лохом и был крайне зол на меня за это.

По его тяжелому, пронизывающему, зубодробительному и критически разгромному взгляду, не сулящему ничего хорошего и обращенному на меня, прямо в глаза, можно было понять, что бразилец настроен не на дружеский лад.

А скорее, прикопать меня где-нибудь. В каком-нибудь лесочке.

— Здравствуйте. — остановившись на относительно безопасной дистанции, тихо промямлила я, стараясь не палиться, что напугана, но это давалось мне крайне непросто.

— Ну привет. Ничего не хочешь пояснить? — гневно сверкая чёрными глазами, рявкнул бразилец с отцовским порицанием. — Ты вчера удрала, а мы договаривались свидеться. Я ждал тебя. А ты не пришла. Ты меня кинуть посмела. Как-нибудь пояснишь свой поступок?

— Я… не понимаю, о чем вы… Вчера я была пьяная. И не очень помню, что было. Когда я пьяная, я смелая, но у меня случается потеря памяти…

— Не помнишь, как соблазняла меня? Как ерзала на мне? Как сигала на моем писюне, делая вид, что это нужно ради фотографии?! — бразилец прямо с ходу наехал на меня со стыдящими претензиями, повышая тон при каждом последующем вопросе.

— Не-ет! Этого не было! Все было не так! Мне правда нужны были эти фотографии! — разозлившись, я нечаянно ляпнула то, что не следовало, чем и сама себя сдала.

— Вот видишь. Я освежил тебе память. Наверняка ты вспомнила и то, как взяла деньги и смылась, не выполнив свою часть уговора.

Я сглотнула, болезненно и с трудом.

От морального напряжения, в котором пребывала с тех пор, как позвонила Настя, и от непристойного давления бразильца на мою волю и совесть сейчас, образовался большой ком в горле.

— Итак? — бразилец скоропалительно подвел к тому, что намеревался заполучить с меня еще вчера. — Что скажешь в свое оправдание?

— Возможно языковой барьер между вами и мной слишком велик, и мы друг друга не поняли…

— Кому ты чешешь, мошенница? Ты взяла мои деньги и смылась. Потрудись озвучить уважительную причину своего бегства, и тогда я не приму крайние меры в отношении тебя.

Крайние меры в отношении меня?

О каких мерах он говорит? Он мне угрожает? Это немыслимо просто!

— Никакая я не мошенница. Просто так сложились обстоятельства… Я могу все объяснить. Прошу вас, не заявляйте на меня в полицию…

— Глупышка-а… — бразилец ухмыльнулся как-то слишком недобро, обнажив контрастирующую с оттенком его смуглой кожи белоснежную улыбку с щербинкой между передними зубами. — Думаешь, я стал бы заявлять на тебя в полицию? Походу, ты еще не поняла, с кем связалась.

— Слушайте, м-м-молодой человек… Вчера, э-э, между нами случилось неловкое недоразумение…

Усвоив прозрачный как воздух намек на то, что действительно имела неосторожность перейти дорогу тому, к кому не стоило подходить и на пушечный выстрел, я побоялась хамить бразильцу в ответ.

Равно как и побоялась отступать назад, когда он начал приближаться ко мне.

— Это была химия, детка.

Оборвав мои потужные попытки оправдаться в том, в чем нельзя было оправдаться, бразилец подошел и встал ко мне угрожающе впритык, надменно рассматривая мою верхнюю часть тела.

— Что?! — рваный вздох вырвался из моей груди и отозвался усиленной дрожью в теле.

— То, что ты называешь недоразумением, я называю химией.

Задержавшись пытливым взором на моей груди и наблюдая, как неровно и дергано вздымается и опускается она под тканью блузы, произнес бразилец заводящим шепотом, приглушенно, с хрипотцой.

Откровенно и недвусмысленно намекая на то, что между мной и им еще вчера вспыхнула бурная страсть, и виной тому отнюдь не духи с феромонами, о которых он не знает. И что эта бурная страсть ни во мне, ни в нем особенно, так и не угасла.

Бразилец и его утверждения насчет химии заставили меня смутиться и покраснеть. Я тут же опустила глаза, чувствуя себя скромной и неуклюжей монашкой, стесняясь и страшась того, что он очень близко. Настолько близко, что слышу на своем лице его дыхание.

Сердце в груди колотилось так сумасшедше отчаянно, словно дикая птица, желавшая вырваться из клетки, куда ее поместили насильно.

Помимо попыток побороть в себе желание, которое бразилец уверенно и намеренно пробудил, я все ожидала от него чего-то из ряда вон ужасного. Что он ни с того ни с сего накинется на меня, как истинный психопат, маньяк-серийник и кто угодно еще, и