Вышивальщица. Книга вторая. Копье Вагузи - Оксана Демченко

В канале закрытого города появилась малая галера. Шрон, ожидавший её прибытия, приветственно качнул клешнями и замер, наблюдая, как на причалах суетятся люди и выры. Вежливо приветствуют старых: на совет прибыли все, кого позвал златоусый.

За месяц удалось из общего числа выров, доживших до столетия, решением хранителей избрать лучших. Тех, кто не заспался во влажных нишах ожидания и ещё крепок умом. Кто не сопротивляется новому яростно и упрямо, просто по привычке цепляясь за то, что дано от рождения. Кто здоров и способен долго находиться на берегу, вне воды: для многих пребывание на суше тягостно, ущербные панцири в старости не держат вес тела, как и больные лапы… Наконец, немалое значение имело уважение к старым как со стороны хранителей бассейнов, так и простых выров – стражей и безродных, не имеющих своих замков.

При составлении списка казалось, что столетних много, что совет соберётся огромный и в залах дворца станет тесно… Но вышло иначе и вовсе не плохо. Два десятка старых в большом совете, девять выров – в малом, собираемом теперь. И сверх указанного числа он, ар Шрон, именуемый златоусым. Ким по необходимости представляет интересы вышивальщиков и людей в целом. Ларна порой присутствует в качестве ар-клари, военного советника. Ар-клари согласно новому закону в мирное время отвечает за порты и дороги, за безопасность людей и выров, за покой их жилищ. Ещё почти каждый раз приходит Марница, рассказывает о законах людей и жалуется на воровство шааров. Сами шаары появляются редко, как и выры, не входящие в совет. Пока все заняты: от начала перемен время исчисляется днями и неделями, дел слишком много…

– Что за спешка? – проворчал старый Жаф.

Он гордо катился на пробной временной тележке, только этим утром полученной у краснодеревщиков плотницкой слободы. Два больших колеса сзади: чтобы кочки не донимали. Два более мелких и способных поворачивать впереди, устроены удобно, дотянуться до прочных спиц можно всеми тремя парами рук. Под головогрудью мягкая кожаная подушка. Рядом рычаг, позволяющий наклонно приподнять переднюю часть подушки на целый локоть. Сейчас Жаф как раз проделывал последовательно всё перечисленное: поворачивал, туда-сюда катаясь по пристани, дёргал рычаг и перемещал подушку.

– Ещё есть тормоз, чтобы на наклонной тропе стоять и не съезжать, – уточнил для всех Жаф.

Старые изучили тележку с интересом. Еще бы! У ар-Лима две пары лап заизвесткованы и не работают, ар-Рапр так пересох в своих южных скалах, что теперь еле гнется. Старость была добра к их разуму, но изрядно потрепала тела…

– Я позвал вас, поскольку нельзя и дальше откладывать дела, касающиеся восстановления здорового порядка вещей в мире, – начал Шрон. – Понятно, что для нас, выров, важнейшим является одно: обретение доступа в глубины. Я говорил с Кимом, поскольку добиться перемен способны лишь вышивальщики.

– Давно пора! – отметил старый ар-Раг. – Глубины всем нужны. Но я очень настаиваю на внимании к бедам поверхности. Юг умирает: засухи подступают к самому проливу. Наш замок погибает. Мне жаль личинок, но это теперь не кончина для рода, ведь мы прорвёмся вниз и будут новые, я уверен. Но людям-то каково? Мы вместе с ними сажали деревья, чтобы защитить берег от натиска злых сухих песков и страшного горячего ветра. Мы вместе копали каналы, выры юга не лежали в нишах ожидания, пока прочие работали. Глубины могут терпеть целый год. Но юг надо изучить до начала лета, когда невозможно сделается отойти от берега на три десятка верст.

– Ваш юг ничуть не более важен, чем наши пустоши, – уперся ар-Шарх. – Там невесть что творится! Там люди и выры сходят с ума. Их донимают страхи и сомнения, им чудятся голоса…

Шрон извлек из кошеля, пристегнутого возле нижних рук, довольно большой клубок. Бросил его на пол, покатал по плиткам, оставляя свободными петли. Размотал полностью.

– Старым и малым надо всё пояснять с выдумкой, – булькнул смехом Жаф. – Давай, златоусый. Мы слушаем.

– Мы говорили с Кимом, – негромко отозвался Шрон. – Это он принес клубок и сказал: нельзя сразу переделать мир. Его уродовали многие, слои работ наложились и перепутались. Последние вышивки создавались здесь, в столице. Начинать рассмотрение бед надо именно с них, чтобы не запутать окончательно нить событий. Доподлинно известно, где выбрался на берег сам варса Сомра, чтобы вразумить древнего кланда и остановить войну. Сейчас на месте, где вышел из вод Сомра, разросся порт Усени. Долгое время вышивальщики – Тингали и Хол – не могли осознать стёртого временем следа деяний древних. Но вчера они отсекли нынешнюю суету людей и выров и справились, нащупали кончик нити.

Шрон внимательно рассмотрел петли, выудил хвост нитки и победно воздел его вверх. Старые дружно повели клешнями и даже щелкнули ими, отмечая внимание к сказанному. Кончик нити – уже не просто слова. Это настоящий след и начало дел…

– Деяния древних шьющих, участвовавших в боях, они и есть нить. Они тянут след в глубь суши, в пустоши, – отметил Шрон. – Там наши вышивальщики могут попробовать понять, рассматривая искажение мира, что именно сотворили с ним. И распустить ошибочные узлы. Зима нам в помощь: на дорогах мало людей и грузов. Я очерчу границу земель, где могут происходить опасные явления. Надо закрыть к ним дороги по суше. Ар-Выдха, ар-Нашра, ар-Шарх, ар-Лим: ваши земли все под угрозой. Дайте знать в замки самым спешным образом: путь люди воздержатся от посещения пустошей. Мы пока что не уверены даже, уцелеют ли к весне горы! Вот как всё сложно и зыбко. Мы очень опасаемся пересыхания или, наоборот, разлива Омута Слёз, он выше столицы и мы заложники его поведения. Уже начали рыть дополнительный отводящий канал. Будем укреплять дамбы, следить за течениями и рыбой. Если ветры переменятся, как ещё отзовётся море? А они переменятся. Потому я принимаю совет ар-Рагов и утверждаю: в пустыни юга надо идти зимой, теперь же, и сразу после осмотра пустошей. Галера будет ждать вышивальщиков в порту близ замка ар-Шархов. Воду и пищу для путников в пустошах по дороге на юг обещали обеспечить люди князя Горнивы, я склонен им полностью доверять в этом. Тем более, выры и засуха – плохо совмещаются.

Старые помолчали, вслушиваясь в сказанное и обдумывая слова. Дружно хлопнули хвостами, отмечая согласие. Потом Жаф нехотя, со вздохом, спросил неизбежное: у всех ли готовы тросны с мыслями по поводу обновления имущественных законов? Ему так же вяло ответили: у всех. На фоне похода в пустоши прочее казалось не столь существенным и вдвойне нудным. Но закон нужен. Он тоже не может ждать – даже до весны…

Ким на совет не пошёл.

Он не выр, к тому же внешне не похож на старика людей. А настоящий возраст… Хороший вопрос: если ли у него такой? Чудом лесным – зайцем веселым да старичком лукавым – прожил он в Безвременном лесу дней без меры, нет там учёта закатам да рассветам. Из лесу выбрался минувшим летом против воли деда Сомры. Тогда и стал человеком, внешне подобным молодцу лет двадцати. В большом мире прожил так мало дней, что и сказать смешно. Нет для него верного возраста! Зато есть главное дело: сберечь сестру от бед и расправить канву так, чтобы жизнь в ней росла да цвела, а не погибала, покрывалась гнилью. Общая жизнь, для всех…

Ким виновато вынул из внутреннего кармана куртки вышитый сестрой пояс и снова рассмотрел. До чего узор хитрый! Зайцы выстроены в одну нитку и отгорожены от зелени леса цветками марника. Что ж, вернее и не сшить… Там, в лесу, его прошлое. Он полагал, и настоящее там, и будущее. Но Тингали порой делает не думая точнее, чем он сам может запланировать, всматриваясь и сверяя мысли со всеми доступными заветами людских сказок и легенд, мудростью вырьих глубинных преданий…

Он – Ким – желает искать общее благо. А заяц-то к простому стремится, к уютному.

Пояс снова лег в тряпицу и спрятался в кармане куртки. Ким обернулся на звук шагов, нахмурился. Вот тебе, заяц прыгучий, и подсказка, имя ей Марница. От леса отгораживает – и ещё как… Дом человеческий, он в самом лучшем случае стоит на опушке, и зверю такое соседство не в радость. Только он не зверь, не чудо лесное. Надо привыкать.

– Кимочка, тебя старые ещё не извели? – спросила Марница с легкой насмешкой в голосе и настоящим сочувствием во взгляде. Всегда она такова: подначка рядом с добротой. – Идём, нашла я спасение для тебя.

Возражения и уточнения не предполагаются… Ким вздохнул, ещё раз хлопнул себя по куртке, проверяя наличие пояса – и зашагал следом за ар-клари севера. Волосы упрямая так и носит распущенными, всем на зависть, смешанную с неодобрением. Мыслимое ли дело! В косу не убрать и даже лентой не перевязать, не накрыть шарфом по южному обычаю. Хотя – хороши, блеск по частым волнам так и льётся… А до зависти и порицаний ар-клари нет дела. Она и кожаные штаны носит по-прежнему, вместо юбки: так удобнее. Но, ради уважения к вырам, как просил Шрон, поговорив с людьми и уточнив их обычаи, сверху надевает достаточно длинную безрукавку, не сшитую на боках. И движению не помеха – и на женской наряд хоть отдаленный намек. Поясом безрукавка перетянута плотно, фигурка у ар-клари гибкая, легкая. Разве плечи чуть широковаты… Ким улыбнулся: пожалуй, она их-то и прячет в ворохе волос.