Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разрешить себе тратить время на личную жизнь не позволяло сознание долга, да он и забыл об этой личной жизни и вспоминал об этом тогда когда вырывал несколько минут для встречи с детьми, что бывало не каждый день. Волжский корпус должен был состоять из Самарской, Симбирской и Казанской пехотных дивизий и Волжской кавалерийской бригады. Это были уже не те отряды в несколько сотен человек, с которыми Каппель начал свою работу на Волге — здесь были тысячи, которых надо было обучить, обмундировать, вооружить, а главное, воспитать. Работы было очень много, но Каппель ее не боялся — было страшнее другое. Та настроенность против Каппеля, что была у военных верхов Омска до его приезда, приняв новые формы, по существу оставалась. Ореол, который окружал имя Каппеля не только среди его волжан, многих раздражал. Раздражала и портила отношения та настойчивость, которую проявлял Каппель, требуя все необходимое для своего корпуса. Если Каппель в отношении самого себя не проявлял никаких претензий, то людям доверенным ему он старался всегда дать все то, что полагается. На Волге было проще — с Комучем Каппель, фактически не считался, и все что добывал в боях, сам и распределял между частями. Все нити управления в этом отношении сходились к нему. Здесь он должен был просить. Уже это одно слово нервировало Каппеля. Для людей, которые шли и скоро снова пойдут на тяжкие переживания, может быть, на смерть ради родины, просить нельзя. Им должны дать все необходимое, именно, должны. Поэтому нужно требовать в случае затяжки или задержки, и те, которые должны дать его солдатам все необходимое, не имеют права обижаться на тон его требований, если понимают, хоть немного, что такое война и бой. Каппелю известно, что на складах в Омске лежит обмундирование, которого хватило бы на три таких корпуса, а его части все еще щеголяют в том подобии обмундирования, в котором пришли с Волги. И недаром жители Кургана, глядя на них, сомнительно качают головами — «Неужели эти оборванцы могли так воевать на Волге?»
Кроме того, с формальной точки зрения, благодаря этому просто невозможно было требовать всех внешних проявлений военной дисциплины и это вызывало массу недоразумений. Умеющие только воевать с большевиками, пришедшие с Каппелем татары отдавали честь своим офицерам, а офицерам Курганского гарнизона не считали нужным, как им ни внушали это. Татар арестовывали, вели на гарнизонную гауптвахту, из штаба корпуса кого-то посылали туда выяснить обстоятельства, татары плакали горькими слезами, размазывая по физиономиям грязь — «Наша с Каппелем вся Волга ходи и нас на губахту» — вид их был совсем не воинственный в подобиях полушубков. Кроме того, нужно обмундирование для тех, что прибудут для развертывания корпуса после очередной мобилизации, а в цейхгаузах по полкам бегают только мыши. То, что прислал Омск, хватило бы на батальон. Внешне вполне уважительные ответы — отказы или просьбы обождать получал штаб корпуса, но все понимали, что причины были другие.
Выработанные на основании опыта и законов штаты трех пехотных дивизий и кавалерийской бригады были с самого прибытия Каппеля в Курган отправлены в Омск. Проведенная в начале 19-го года мобилизация должна была дать людей, но и их не было. Получалась тяжелая картина, когда части состоят из одного командного состава. Не было в достаточном количестве оружия, конский состав почти отсутствовал, хозяйственные части не имели самых минимальных запасов. Нужно было создавать, творить, работать, но материала для творчества не было. Каждый в праве спросить, какие это другие причины, о которых говорилось выше. С тех пор прошло сорок восемь лет, почти все свидетели ушли в лучший мир, но из показаний немногих оставшихся и мемуарной литературы можно назвать две таких причины. Первая это, как говорилось, известная настроенность против Каппеля лично, усиливающаяся благодаря его законным, но иногда резким требованиям, и то. что он вышел из эс-эровской Самары. Про вторую можно прочесть в мемуарах опытного боевого генерала Будберга, бывшего некоторое время военным министром в Омске. Начальником ставки Адмирала Колчака был академик, георгиевский кавалер, молодой генерал Д. А. Лебедев. Разрабатывая грандиозный план весеннего наступления с массой маневров, доступных только регулярной армии, а не армии гражданской войны, упустив из виду все особенности этой войны, психику мобилизованных солдат, он с головой ушел в эту разработку, отбросив все, что с ней не было связано. Молодой задор, самоуверенность, огромное самолюбие, наконец, манящее имя победителя большевиков и российского Наполеона играли в подготовке плана, едва ли не главную роль. Но надлежащего серьезного опыта веления войны гражданской не было, и старый многоопытный Будберг в своих мемуарах называет его «младенцем от генерального штаба». Но Каппелю от этого легче не было. Формирование корпуса стояло на мертвой точке. Правда, за это время пришедшие с ним добровольцы отогрелись, отоспались, подтянулись, ежедневные строевые занятия придали им надлежащий вид. Но Каппель знал, что у всех них живет в душе чувство горечи, которое испытывает и он. Эти люди чувствуют себя пасынками, но понять и объяснить причину этого не могут. Каппель видит их недоуменные и вопрошающие взгляды, но что он может сделать? Мысли текут непрерываемой чередой, память рассказывает о том, что еще не сделано, воля заставляет идти без устали вперед. «Создавать нужно», — бьется неотступно в мозгу.
По всему уезду и за его пределы направлены Капппелем верные люди. Он не жалеет денег, и за эти деньги его люди свозят в Курган все, что необходимо для корпуса. По деревням, после позорного конца 1-ой Германской войны можно купить все. до пулеметов включительно. Каждый день интендант корпуса получает привезенное из деревень имущество. Но это не снабжение, а его паллиатив. Недавно, после долгих совещаний в штабе, Каппель решил провести в уезде конскую мобилизацию, так как Омск определенно заявил, что лошадей для корпуса дать не может. И опять, превратив мобилизацию в обыкновенную покупку, Каппель не жалеет денег. Маленькие, обросшие длинной шерстью, очень выносливые и очень злые лошади стояли в конюшнях будущей кавалерийской бригады, но их хватило бы на один эскадрон.
Прошел январь, наступил февраль и все в тех же полушубках и шинелях щеголяют волжане. Зашили, как Могли, починили, вычистили, но вид от этого стал немного лучше. До предела возможного вычистили старые, привезенные с собой, заржавленные пулеметы и винтовки. С половины января начались занятия. Устав внутренней службы и дисциплинарный многие из добровольцев, особенно татары, слышали впервые. Люди стали подтягиваться внешне. Каппель сурово требовал усиленных занятий, не давая этим возможности зарождаться в головах людей чувству обиды в отношении к Омску. Проверенные и утвержденные им расписания занятий в частях занимали почти весь день, не оставляя времени для праздности и праздных мыслей. Всю тяжесть переживаний пасынка он взял на себя. Мало того, он твердо, а иногда и резко, прерывал всякого из своих близких людей, который заводил разговор о позиции Омска. Понятие о сущности дисциплины запрещало ему вести подобные разговоры, хотя он отлично знал, что все понимают положение вещей.
Почему-то выходило так, что он говорил по прямому проводу с генералом Лебедевым всего два-три раза, а потом ему стали передавать, что начальника Ставки то нет в Ставке, то он занят чем-то неотложным, то уехал куда-то из Омска. И говорившие с Каппелем помощники генерала Лебедева каждый раз вежливо обещали все доложить своему начальнику, но сами без него никаких вопросов разрешить не могли. «Партизанский генерал» явно нервировал Ставку, а когда его доклады и требования стали противоречить правилам военного письмоводства и в них появились нотки резкости, то стало нарастать и озлобление. И прослушав очередного докладчика о требованиях Каппеля, говорил ему генерал Лебедев: «Да, конечно, это все необходимо исполнить. Только нужно подробнее разобрать этот вопрос. Просмотрите внимательнее требования генерала Каппеля и изложите свои соображения. Позднее. Потом как-нибудь». Требования Каппеля оставались на «потом», но тут приходили из Кургана новые несносные бумаги. «Видимо наш блестящий Каппель думает, что только он один у нас и свет в окошке», говорили чины Ставки, вторя своему начальству. А Каппель в это время горел в захолустном Кургане. Подходила весна, все знали о готовящемся большом весеннем наступлении, а третий корпус насчитывал в своих рядах только тех, кто пришел с Волги.
Как когда-то в походах, черные круги легли вокруг глаз Каппеля — мучительная, бесплодная работа днем и бессонной ночью была тяжелей, чем стоверстные переходы на Волге. Чувство бессилия впервые посетило его — оно, это чувство, ломало всякие его понятия о чести, честности и правде людей. Иногда стало казаться, что люди, которых он привел сюда, смотрят на него с укором. Это было очень тяжело и страшно. Напрягая волю, он сдерживал себя днем, стараясь казаться людям спокойным, но подходила ночь и, оставшись один, он целыми часами сидел в кресле, сжав до боли пальцы рук и отыскивая способ, чтобы разбить окружающую его в Омске одиозность и исполнить дело порученное ему Адмиралом. Но к нему он обратиться не мог, не позволяли понятия о чести и порядочности. Ночь тянулась без конца и края, подходило утро, сна не было, и с терпкой, ядовитой горечью в душе Каппель спускался в штаб, чтобы опять казаться окружающим бодрым и спокойным.
- Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович - Биографии и Мемуары / История
- Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг. - Георгий Зуев - История
- Последние гардемарины (Морской корпус) - Владимир Берг - История
- «И на Тихом океане…». К 100-летию завершения Гражданской войны в России - Александр Борисович Широкорад - Прочая документальная литература / История / О войне
- ВЫПУСК I. ПРОБЛЕМА И ПОНЯТИЙНЫЙ АППАРАТ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА - Юрий Семенов - История
- Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Мой Карфаген обязан быть разрушен - Валерия Новодворская - История
- 1905-й год - Корнелий Фёдорович Шацилло - История / Прочая научная литература
- Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев - Биографии и Мемуары / Военное / История
- Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I - Юрий Александрович Лебедев - Биографии и Мемуары / Военное / История