Против справедливости - Леонид Моисеевич Гиршович

можно скостить. Вместо предусмотренного обычаем года возможно условно-досрочное венчанье. Вековой традицией был освящен «заглазный шиддух»: родители сговаривались еще раньше, чем у новорожденных отваливалась пуповина. С оглядкой на это овдовевшие или разведенные также сообщали о помолвке задним числом. Главное – избежать календарной ошибки: чтоб помолвка не вклинилась в предыдущий брак.

По крайней мере так было в Галилее при тетрархе Ироде Антипе, приходившемся Иродиаде мужем, деверем и дядей одновременно. Интересно знать, кем ему приходилась падчерица, с которой он «играл в доктора». Как шипели его подданные: играл-играл и доигрался.

Сватовство настолько богоугодное дело, что браться за него приличествует мужчине. Мордехай бракопосредничал из любви к свадьбам, хупе, картинам священного уединения в ней, когда под ее покровами новобрачные предаются самому благочестивому из всего, что завещано Господом, – не считая, может быть, изучения Торы. Учить, учить и учить Тору, для чего, собственно, и был создан мир. Рожать, рожать и рожать, чтобы как можно больше их было, изучающих Тору. Под крики «горько!» он и она уединяются в хупе, и за это им сейчас будет сладко, ибо зачинают они там очередного ученика рабби Элеазару бен Азарии, рабби Тарфону или раббану Гамалиэлю.

Зачатию все возрасты покорны, из которых наименее покорным предпочтение: ежели у стариков-родителей кто и рождается, то становится опорою рода человеческого. В память о Сарре брак, заключенный в какие угодно лета, угоден Всевышнему. Ему решать: быть потомству «или как»? Наше дело – предоставить Ему эту возможность. Господь наш есть Бог чудес. Он творит их по Своему усмотрению, но пожелать чуда можем только мы – мы сами, посредством молитвы. Потому так важна она Господу, Который осуществляет Себя в чуде. Он жив нашими мольбами, их никогда не бывает много. В синагоге назойливых нет.

«Зачатию все возрасты покорны», – мурлыкал себе под нос на знакомый мотивчик дядя Мордехай. Насчет назойливости сынов Израилевых он пошутил: «Забываем, что не в синагоге».

– Ты, маменю, не смотри, что он паралитик, – говорил дядя Мордехай Мэрим. – Будь он крепок, как Махерон[16], он бы тебя не сватал. Расчет на твое заступничество, что ты замолвишь за него словечко. И тогда Яшуа его примет. А исцелившись, он, глядишь, еще и родит кого-чего. Пока человек не умер, все возможно. Родил же реб Ёсл, благословенной памяти, Яшуа… ну да, он рожден Духом Святым, нечаянно, но лучше, что реб Ёслом, а то за нечаянно бьют отчаянно… ха-ха-ха! Камушками… ха-ха-ха!

Реб Мордке говорил, как выглядел: гора. Большая жовиальная гора, ублажавшая сама себя, поскольку такую большую никто другой не ублажит.

– Знаю, знаю, реб Ёсл – неудачный пример, – он подмигнул. – Ну а Захария с Лисаветой, твоей теткой… или кто она тебе, двоюродная сестра? В наших краях с этим никогда не знаешь: он тебе и брат, он тебе и сват… Тоже старичок старенький был. Видать, старенький да удаленький… ха-ха-ха! Посмотри, кем парень их стал – хасeй, в звериных шкурах ходит, людей кропит. Иоанн Кропитель. Они с твоим Яшуа два сапога пара. Только твой, я слышал, любитель погулять: вино, женщины. Как говорится, кто без греха, пусть первый бросит в него камень, – а про себя реб Мордке подумал: «Ищет такую, чтоб в мать».

От «шиддухим» – знакомств – не отказываются. В другой раз Мэрим пришла с клюкой, голеностопный сустав стянут платком, дескать, мать калека, брат заика.

– Своих он в последнюю очередь лечит.

– А это потому, что свои в последнюю очередь в него верят, – возразил дядя Мордехай.

Куба, бывший при этом, сидел мрачнее, чем когда услышал, что у Фиры родилась девочка. Первенец ожидает первенца, чтобы было кому передать свое первородство. («Мальчик?» – «Нет…» – «А кто?») Но уж лучше родить девочку, чем признать Яшуа Мессией. Никогда! После того, что́ он сказал: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов», – никогда! (Никогда не говори «никогда».)

По правилам «шиддуха», познакомившись и проведя в общей беседе сколько требует приличие, Мэрим осталась наедине с чаявшим движения воды кавалером. Это позволяло им узнать друг друга получше. Мэрим сказала:

– Я сегодня съела две морковки. Это полезно для глаз. Хорошо видеть даже важнее, чем хорошо слышать. Когда слышишь, не все понимаешь, а когда видишь, то все понятно. Поэтому если кто туг на ухо, не беда…

Жених решительно отказывался поддержать беседу. Она сосчитала до десяти:

– Ходить и подавно необязательно. Я до четырех лет только ползала в пыли змеенышем. Потом как побегу! Вверх по ступенькам, все рты поразевали.

Нежелание показаться невежливой было сильней нежелания вступить в брак с паралитиком, который упорно молчал.

– А немым и вовсе не страшно. Пожалуйста: благочестивый Захария, дядя Захар, был немым, а какого сына родил.

10

Имя Иоанна, вооруженного кропилом, уже тогда гремело по всей стране. К нему шли толпами. Ничего, мы с ним не меняемся: Иоанн – хасей. А для Мэрим «без женщин жить нельзя на свете, нет!» Яшуа строг, но нежен. В этом подобен женщине (женоподобен). Вот и слетаются они (оне) на огонек этого подобия.

Женщина всегда немного влюблена в себя. Пузырек с благовониями в сапожке у ней отнюдь не в соблазн другим, как полагают левиты, но чтоб привычно благоухало при ходьбе. Ведь разуваются с левой ноги, а обуваются с правой тоже по привычке – отнюдь не в угождение Всевышнему[17]. Но кто хоть в малой малости разделяет с женщиной ее влюбленность в самое себя, тот встречает в ответ благодарность и ласку. Почему Яшуа и говорил матери «жено». А не уничижительно, как ей казалось. Он не из тех заскорузлых нечесаных пророков, что клеймят «иродиадою» всякую дщерь иерусалимскую. Без страха входит он в ее жилище, метёное, согретое уютом в отличие от кумранских пещер. Бремя его легко дочерям Сиона. «Много в том городе жен» – пел он, мир зол зайн. Зато и тянутся они к нему, своему жениху.

А с женихом-паралитиком все расстроилось в одночасье. Неисповедимыми путями пришел Яшуа в Ноцерет, где зарекся бывать, где против него все предубеждены. «Да мы тебя как облупленного…» – «Ах как облупленного? Ну так никаких чудес вам и никаких чудесных исцелений».

Мордехай безнадежно махнул рукой: «Я же говорил: свои уверуют последними, а без веры какие чудеса? Назаретская магнитная аномалия». Жениха унесли, ворча и бранясь: мол, чего Яшуа этот пожаловал – дразниться?» Получалось, что да. Что́ бы другие ни делали, всё наперекор.

Юдька рассказывал:

– Надо мыть руки, он – ноги, все подают милостыню, он – нет: подавать надо, когда никто не