Ливонское наследие (СИ) - Романов Герман Иванович

Магнус расстелил на столе свиток, где были схематичные изображения будущих укреплений, и, улыбнувшись, сдернул полотно, прикрывающее макет нового замка. Последний был сделан, под его «чутким руководством», как написали бы раньше, умельцами, которые с помощью глины, клея и щепок, сотворили настоящее чудо. У стен были даже фигурки людей и маленькая лошадка, размером в пару сантиметров.

— Великолепно! Я ничего подобного в жизни не видел!

Только и выдохнул барон, однако уткнулся взглядом в сооружения. — Так, башни можно не поднимать, а поставить на них пушки. Очень хорошо, разумно. Орудия стоят и на стенах, под них необходимо подвести площадки. Так, понятно — дальность стрельбы возрастет значительно — все же на высоте будут установлены.

— Я передам лучшие пушки из замка Аренсбург, и, кроме того, два десятка тяжелых орудий перевезут из Феллина — для них там мало пороха. Бывший гроссмейстер Вильгельм фон Ферстенборг, что ныне там комтуром, отправил мне посланца, с просьбой принять пушки — их отправят в Хапсаль. Но теперь половину орудий отвезут на Вердер. Вместе с канонирами — последние весьма опытны, и я надеюсь, что они согласятся перейти ко мне на службу — такие воины очень нужны.

— Это хорошо, государь, но где мне взять порох? И очень нужны воины — у меня всего тридцать гофлейтов и семь дворян, что могут взять в руки меч. А два десятка кнехтов не смогут оборонять столь обширные укрепления.

— Воинов я вам дам, и боевые корабли тоже. Потому что укреплять будем весь остров. И не только Вердер, но и везде где можно усиливать замки этими сооружениями.

Магнус расстелил карту Виртсу, достаточно точную, на которую были нанесены значки. И поставил очередной макет, поменьше, на котором умельцы после его объяснений, вылепили из глины и раскрасили сооружения бастионного типа, подобные тем, что были построены новыми хозяевами Ливонии шведами в 17 веке в Нарве или том же Аренсбурге. Каменные стены, прикрытые равелинами, фланки для продольного огня, валы с пушками — все это произвело на комтура неизгладимое впечатление. Глаза фон Икскюля загорелись фанатичным огнем — старый воин моментально понял все преимущество новых сооружений.

— Стену нельзя разрушить пушками, она прикрыта, такую толщу земли невозможно пробить ядрами! Это несокрушимая преграда!

— Если постараться, то любое сооружение можно разрушить, барон. Сила их в людях, которые защищают стены, и в новых пушках с ружьями, что сметут любого врага.

— Я могу на них взглянуть, государь?!

— Позднее, мой милый барон, только приступили к изготовлению новых мушкетов, а пушки будут ближе к осени — дело то трудное, и требует многих знаний и затрат.

— Я понимаю, ваше высочество, — на лице комтура отобразилась вселенская скорбь, и Магнус рассмеялся.

— Все проблемы решаются, барон, нужно только желание и средства. А все это у нас есть, пусть и без избытка денег. А вот как это сделать — тут мы с вами и будем думать…

Глава 11

— Щенок решил спрятаться за моей спиной от московитов, и обрести тем наши земли окончательно, — ландмейстер Тевтонского ордена в Ливонии отложил грамоту датского принца Магнуса и нахмурился — ситуация с каждым днем нравилась ему все меньше и меньше.

Вторжение царских войск два года тому назад потрясло орден до основания. И без того ослабленное поражением под Грюнвальдом в 1410 году детище крестоносцев — Тевтонский орден — с началом Реформации в 16 веке прекратил свое убогое существование. В Пруссии возникло герцогство, земли были секуляризированы, все притязания римского папы отвергнуты окончательно и бесповоротно.

Отделение Тевтонского ордена в Ливонии пока еще жило, но ландмейстер Готхард Кетлер уже отчетливо понимал, что противостоять Московскому царству крестоносцы не смогут и окончательное поражение уже близко. Нужно было принимать меры для спасения, проще говоря, отдаться под покровительство сильной соседней державы, вот только не ошибиться с выбором и не продешевить. Пора снимать рыцарский плащ, белый с черным крестом, и становиться герцогом Курляндским и Семигальским — этот титул ему обещал польский король Сигизмунд Август этой зимой, когда он слезно просил его о серьезной помощи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С монархом магистр был знаком давно, со времен своего нахождения на посту коменданта сильнейшей крепости ордена Феллин. Тогда он стал первым помощником старого магистра (или гроссмейстера как порой называли главу Ливонского ордена), что добровольно передал ему власть полгода тому назад, в самый тяжкий момент борьбы с царем. Кроме того, перейти на сторону Польши и союзного с ней Великого княжества Литовского, его склонял князь Радзивилл, по прозвищу «Черный», занимавший влиятельный пост Виленского воеводы — то есть комтура литовской столицы.

Однако преклонять свою голову перед королем Кетлер не хотел — одно дело быть правителем независимой Ливонской конфедерации и ландмейстером ордена, а другое вассальным герцогом, к тому же получившим корону из рук короля, ибо никакого герцогства с таким ленным названием в природе не существовало до нынешнего дня.

Нужно собрать все силы, какие только можно, и продолжать войну с московитами до конца — тут магистр надеялся все же на победу, хотя шансы казались ему мизерными. А для войны нужны пешие ландскнехты и конные гофлейты, а те очень любят деньги — тяжелые увесистые серебряные талеры или маленькие золотые дукаты, гульдены и дублоны. К тому же плату нужно выдавать вовремя, иначе эти вооруженные до зубов вояки, не боящиеся ничего в мире и не имевшие в своих душах ничего святого, начнут грабить орденские земли так, как даже татары не смогут, а московиты только плакать будут от черной зависти.

Кетлер отдавал себе отчет, что реальной помощи из германских земель он не получит. Даже денег не дадут, ибо он сам и его рыцари еще пока католики, в отличие от горожан Ливонии, особенно ганзейских, а Реформация всех разделила и в фатерланде, и в его родной Вестфалии. Нет, там если и помогают, так исключительно морально — магистр взял в руки новостной листок, отпечатанный в Нюрнберге и повествующий о зверствах русских в Ливонии. На нем московиты из луков стреляют обнаженных женщин — какая невероятная глупость изображена!

— Это ясырь, как говорят русские, а пленницы самый ходовой товар, тем более такие грудастые. Никто из воевод и ханов не отдаст такой дурной приказ — его просто не исполнят!

Несмотря на принятый целибат, магистр ценил красивых женщин, ведь обет безбрачия не предусматривает, как шутили рыцари, бегства от дам, их просто нельзя приводить в костел для венчания. Так что ландскнехты, рассматривая такие листки, только ржали как переевшие ячменя с пивом лошади. И злословили, что если бы в листках напечатали, что они сами творят над населением и русскими пленниками, то против ордена выступили бы все добрые христиане, что отвергли папскую веру.

И были правы — все жители европейских стран боялись ландскнехтов и черных рейтар больше, чем грешники адской сковородки. Там могут и пощадить милостью Христа, а наемники даже слов таких не знают, давно отринув как милосердие, так и Господа, и совершенно не бояться обиталища Люцефера, понимая, что никогда не отмолят собственных преступлений.

Так что можно убивать, насиловать, грабить и жечь дальше — места на небесах уже не будет, так что нечего бояться!

— Что же задумал принц? Почему он отступился от Ревеля?! Ведь третье епископство уже падало в его руки спелым плодом!

Кетлер задумался, привстал с кресла — доспехи звякнули, он их носил почти постоянно. Покупка Эзель-Викского и Курляндского епископств застала его врасплох. Совершенно незаконная сделка без его одобрения, но в то же время прелат мог свободно продать свои земли — вот такой юридический казус. Скрепя зубами, Готхард был вынужден признать совершенную сделку — воевать с датским королем не с руки, не тот это противник, тем более что орден не имел флота. Но неофициально — письменного согласия, с подвешенной к свитку большой печатью, он не давал, отчетливо понимая, чем грозит выдача такого документа.